трепет. Счетчик Гейгера непривычно молчал. Сломался, наверное.
Работы было много, но этим сталкера не напугаешь. Сталкер, по определению, существо не пугливое. Расставляли по шкафам тяжеленные рукописные фолианты в металлических переплетах. Готические буквы сплетались в загадочную вязь. Разложили по известному Асту порядку глиняные таблички древнего народа.
- Всех людей, живших на побережье, одной воной смыло, - сказал библиотекарь в ответ на взгляды Крепыша. – Давно это было, когда мир был совсем юн.
Любил сталкер эти минуты воспоминаний старого смотрителя. Иногда тот такое выдавал, что волосы короткие дыбом вставали. Как на Невском пятачке баррикады из трупов делали и водой заливали на двадцатиградусном морозе. Или про десант под Керчью. Тоже кровавое дело было.
- Я давно в библиотеке сижу, - сказал старец. – В Крыму в сорок первом застрял, с человеком хотел повидаться, да не успел. Погиб он. Сашенька его звали. Великого ума был писатель. Полное предвидение возможностей. Сейчас забыли его, как и других многих. Выбрали «пепси». Он годился на должность хранителя. Передал бы ему службу тяжкую, может быть, и зажил бы как простой человек. Да не получилось.
И опять они принимались в четыре руки книги, словно камни ворочать. Сегодня после обеда пришел им черед в зал древнеримской литературы переходить. Там все в свитках записывалось.
- Начнем с секции того, что было на самом деле, - сообщил Аст.
Старый приемник, ужасно тяжелый, в корпусе из натурального красного дерева, передавал по своему обыкновению легкую музыку прошлого века и новости общего канала. Под хриплый голос знаменитой француженки они принялись к сортировке по датам.
- Тринадцать веков, тринадцать секунд вечности разделили современный мир на эпоху Рима и остальное время. Ромул построил первые стены вокруг Палатина. А через тысячу триста лет варвар Одоакр отошлет императорские регалии в Константинополь, прекратив тем самым существование Западной Римской империи. Республики сенаторов и трибунов, великие императоры и безумцы на троне властителей мира – все это здесь. И мы с тобой здесь хранители истины. И сторожа. Практически боги азбучных истин.
Разволновался Аст, глаза загорелись как у сталкера при виде артефакта редкостного. Руками дернул, и посыпались свитки на пол. Крепыш кинулся их ловить, пока под шкафы не закатились. Собрали, приступили к датам. У сталкера к римским палочкам привычки не было, сбивался в чтении через раз, четверку с шестеркой все время путал. И только закончили, как из дальнего угла золотом футляр сверкнул.
Крепыш на второй день все про библиотеку понял. Слышал он разговоры и раньше, что были при советской власти спецхраны, где все запрещенное хранилось. Вот здесь, рядом со станцией Чернобыльской один из них и спрятали. Никому чужому сюда не попасть. Стой! Кто идет? Предъявите пропуск в развернутом виде! Поставили конвойного солдатика в коридоре да две дивизии рядом и бригаду десантную, чтоб его не обидели, и всем стало хорошо. И так до самого взрыва, еще того, первого. А потом все драпанули по привычке. Как в сорок первом. А старика бросили. Не такой он человек, чтоб с поста без приказа уйти, закалка в нем чувствуется. Иногда как глянет, прямо в сердце, как Дядька Семен. Не стал Крепыш подставляться, поднял свиток и в карман засунул. Если спросит старик, то ответит, что почитать взял. Развернул он список быстро, одним глазком глянуть, о чем. Аст непременно спросит, почему эту книжку взял, а не соседнюю. И сложились буквы латинские в знакомую речь. «Клинок короткого меча выписывал круги перед моими глазами, отвлекая внимание, а тройка с ловчей сетью пробиралась сбоку, выходя на дистанцию броска». Повезло, решил сталкер, сразу на приключения наткнулся. А мог бы и на стихи попасть. Типа Гомера. Десять лет греки под стенами сидели. Дикие гиккосы за это время Египет завоевали, ограбили и пропали в пустыне.
Из греческого войска тоже немногие и не сразу домой вернулись. Не хотелось предводителям похода долю семьям погибших отдавать. Выбрали они остров и решили там отсидеться, время переждать. А тех, кто «против» был, на ножи поставили. Так что повадкам блатным лет немало. У кого меч длиннее – тот и царь. А Крепыш по-старинке считал, что сила в правде. И «Монолит» они победят. По любому.
Машина в Смоленск только к ночи вернулась. По дороге в несколько филиалов заезжали. Я на входе охране свое новое удостоверение показывал. Должность у меня там обозначена «заместитель председателя правления». Да и слухи, понятное дело, в народе ходят. Уехал в командировку простым ревизором, одним из многих, а вернулся вторым человеком в банке. Правды о моих приключениях никто не знал, и это будило людскую фантазию. Самая простая версия гласила, что я дочку председателя окрутил, и не сегодня, так завтра ее под венец поведу. Признавали меня и сыном украинского гетмана. И немецким шпионом. В каждом отделении начальство бледнело от неожиданного визита. Моим объяснениям, что проверяю работу нашей инкассации, не верили. Ну и ладно.
Представил я, как мне ночью на седьмой этаж подниматься, лифт у нас в десять вечера отключают, а на четвертом этаже засада снорков, то есть «нарков». Наркоманы у нас там живут, облюбовали место. Всю лестницу загадили. Прицепятся, будут денег требовать. Не дашь – обидятся. Драться полезут. Если им сдачи дать, сразу милиция появится на защиту граждан. Кровососы-оборотни. Нет, не пойду я домой. Цветы не засохнут, их нет у меня. И поехал я в обычную гостиницу, благо их несколько приличных в последнее время появилось. Снял в банкомате со счета тысячу евро, высыпалось мне пачка купюр рублевых и чек о переводе остатков суммы на счет «до востребования». Стою я, держу тысячерублевые банкноты в руке, и думаю, как в Зоне хорошо. Ни рублей, ни блядей, ни патрулей. Разложил деньги в бумажнике и пошел на ночь устраиваться. В семь часов меня администратор разбудил, завтраком меня покормили, так себе, честно скажу, и через два часа я у нас, на киевской базе Департамента на родной бетон шагнул. С Овсовым обнялся и понял – за речку один пойду заложниц освобождать и Пиратом разбираться. Нет людей, все в разгоне. И псов нет, у них любовь. Запрыгнул я в вертолет и опять в небо. Лечу, на пару с Умником песню пою. Саши Барда «Грибоедовский вальс». Про водовоза Грибоедова.
- Он спокойно зашел на эстраду, - вывожу, все равно за ревом двигателя меня только компьютер слышит, - и мгновенно он был поражен гипнотическим опытным взглядом, словно финским точеным ножом. И поплыли знакомые лица, и приснился неведомый сон, видит небо он Аустерлица, он не Степка, а Наполеон.
Вертолет мотнуло, а нам все равно.
- Он увидел свои эскадроны, он услышал раскаты стрельбы, он увидел чужие знамена в окуляре подзорной трубы. Но легко оценил положенье, и движением властной руки дал приказ о начале сраженья, и направил в атаку полки.
Тут мы Припять перемахнули, над местом высадки сержанта Доннована и Белого Пса зависли, мне два тюка снаряжения выбросили, и скользнул я по тросу вниз.
Здравствуй, Зона-матушка, земля русская.
Это я так, с языком определился. Ни разу вопля о помощи на общем канале на украинском языке не слышал. Или братья славяне молча погибают, или вспоминают быстро язык северо-восточного соседа. А на территорию я не претендую, у России все Нечерноземье бурьяном заросло, и Север льдом покрылся. Финны в таком же климате живут припеваючи, а нам что-то мешает. Поймать бы это «что-то» и отправить без штанов по Армении гулять. Или просто на муравейник посадить.
Иду я, тащу поклажу. На ферму нацелился, у меня там машина стоит и пулемет припрятан. Остальное имущество на виду лежало, пусть пользуются люди добрые, а злым ничего не поможет, здесь у каждого ствол под рукой. Если со всеми воевать, все равно убьют, рано или поздно. Примерно так безумные стрелки Дикого Запада вымерли. Кто от пули, кто в петле. Умник местность сканирует, на тактический экран выводит и мне песню исполняет.
Вот и все, бой окончен. Победа! Враг повержен, гвардейцы, шабаш! Покачнулся Степан Грибоедов, и слетела минутная блажь. На заплеванной сцене райклуба, он стоял, как стоял до сих пор, и над ним скалил желтые зубы выдающийся гипнотизер. Он домой возвратился под вечер, и глушил самогон до утра, ему чудился запах картечи, и повсюду кричали «Ура»!
- Стоп, - говорю. – За Скрипом приглядывай, мы с тобой примерно так же с ним поступили. Слишком жестко. Понесло меня, на веселье пробило. А ведь давно известно, что кошке смех – то мышке слезы.
- Да нормально у него все, - мне Умник отвечает, - а у нас не очень. Стая слепых псов, голов тридцать за холмом. Идут к нам.
