Нюре, как будто, немного лучше. Бедная, как она исхудала, ужас! Вот уж четвертый день завтра в школе пять занятий по случаю Михайлова дня. Ребят не загонишь в школу, волей-неволей приходится праздновать. Вчера и сегодня я читала «Старый грех» в «Неделе» и ничего хорошего не нашла в этом романе. Да и читать-то не хотела раньше, если б Кеша не расхвалил так его. Впрочем, личность «Лео» мне нравится, а содержание романа – нет, вывод какой-то бесцветный. В гости я еще никуда не ходила, хочу сходить к Кате Строителевой, а больше некуда, ну и поздно, пора спать. Хорошо, прощайте все.
Ну уж прости, дневник, долго не заглядывала. Вчера я получила это письмо, встревожившее меня. Да и как не встревожиться, я, право, не знаю, что мне делать. И хорош, и пригож, да не… ну да, есть недостатки. Что я буду делать? Если я решусь, то будет ли так, как я думаю, если ж не будет, то какой ужас, какое отчаяние…
Я все еще думаю и не могу ничего придумать; все жду чего-то. Ах, Боже мой, да что же я могу выдумать, положусь во всем на Божию волю, что будет, то и будь. Во-первых, как расстанусь со всеми ребятами. Все эти сопливые, грязные ребятишки в то же время такие милые. Глазенки их, карие, голубые, серые, черные, так и смотрят тебе в глаза, так и говорят: «Говори нам, учи нас, мы готовы тебя слушать и учиться». Какими сиротами они смотрят, как отойдешь от них. Неужели бросить их? Нет, не могу.
Но и потом что? Молодость, сила, здоровье уходят и в конце одиночество, страшный холод от него, а на судьбу и счастье надеяться тихо. Что же делать! Что делать! Если б не было Нюры, тогда б другое дело, а ведь и об ней надо заботиться. Ох, плохо! Голова не хочет работать, соображать, а дальше еще соображенья, но… о них и говорить не могу, даже страшно.
С…
Многоуважаемый А. Т.
Первым долгом считаю довести до вашего сведения, что я не могла в свое время ответить на ваши письма, потому что они были получены 31 декабря, когда меня не было дома, а я уже их получила 13 января по приезде домой, поэтому не обвиняйте меня за долгое молчание.
Я все три письма получила от вас в одно время, т. е. 13 января. Прошу вас, А. Т., выслушать меня снисходительно. Боже мой, что я вам напишу! Что напишу! Скверное мое теперь положение: я должна дорого платиться за свою ошибку. А. Т., пощадите меня ради Бога: виновна и спору нет, но зачем добивать, и я отлично понимаю и сознаю свою вину; если б я считала бы себя вполне правой, то и поступала бы иначе, сознаю, и хотела бы исправить, но даю вам честное слово, право, не могу. Да как бы вам яснее представить и объяснить: против вас, А. Т., я ничего не имею и не могу иметь, знаю ваши хорошие качества, но я боюсь той предстоящей жизни. Ведь вы хоть немного знаете меня: чем раньше я интересовалась, оно уже отошло на второй план, да ведь за себя-то не так страшно, но вы, да что будет с обоими, раз начнется во мне равнодушие и неудовлетворенность окружающей жизнью, то и на вас сие отзовется. А. Т., поверьте мне хоть раз, что я говорю искренно, нисколько не оправдывая себя.
Я теперь ясно понимаю, что мой главный недостаток – непостоянство: что интересует меня сегодня, а завтра уж нет того. Мне стыдно признаваться в этом недостатке, но решила говорить правду, так уж буду держать слово. Но верно я еще не определила, это ли причина всех моих зол.
Жизнь, которой я жила, теперь меня не удовлетворила бы, а требовать чего-нибудь от вас я не могу. Я и так, не сознавая, поступила как эгоистка. Скажу вам прямо: живется мне не очень-то хорошо в своей родной семье, и в тяжелые минуты я готова дать вам согласие, но пройдет немного, я одумаюсь, и тогда еще хуже: стыд душит меня за мой эгоизм, стыдно мне и горько за мой душевный порыв. Хоть и стараюсь обдумать все и решить правильно, да самой мне трудно за собой уследить. Спрашивала я у Саши о вашем подпольном образе действий, потому что было странно и еще потому что чуть не написала: «Приезжайте», да и этот вопрос тоже значит, что приезжайте – я согласна, а было это в тяжелую для меня минуту: первое, расстроилась, кругом все больные, а главное, семейные неприятности (да больно я расстраиваюсь от совместной жизни с моими родными, Саша напрасно винит школу). Так вот при каких обстоятельствах я так написала, но теперь я расплачиваюсь за то угрызениями совести за свой эгоизм и малодушие. Из этого можно видеть, какие у меня грязные мысли бывают, я ловлю себя на этом. Тяжелее всего мне, что у меня могут быть подобные мысли. Мне надо себя перевоспитывать, избавиться от грязи, которая ко мне прилипает. Теперь вы поймете, почему я боюсь решительного шага. Когда мне тяжело, я могу только помнить себя, наоборот – думаю о вас. Боюсь расстроить, отравить ваше существование своим непостоянством или своей натурой, которой, как ребенку, все подавай новые игрушки, а раз вышло между нами недоразумение, так оно, пожалуй, и дальше пойдет. Я так думаю теперь, что нехорошо поступила, дав согласие, но за теперешнее свое решение я себя не виню и даже думаю, что поступаю по совести, одумавшись хоть поздно. Не упрекайте меня, А. Т., в том, что вас забыла, да как я вас могу забыть, ну скажите? Вы стоите у меня перед глазами как грозный призрак, и поступок мой из памяти не выходит. Он меня мучит, не дает сил забыться, постоянно напоминая о горе, причиненном вам. И только одно утешение, что я правильно рассуждаю и поступаю, а вы еще говорите, что забыла. Тем более не могу забыть, что я, кажется, еще никому и никогда не причиняла подобного горя, как вам. Если б вы меня теперь узнали, то, пожалуй, и не узнали бы, я теперь больше молчу, особенно последнее время. Характер чем дальше, тем более изменяется, злюсь на каждый пустяк, что не всем же приятно слушать. Ну и сдерживать себя трудно, отзывается плохо долгая сдержанность, а именно, я все больше и больше замыкаюсь в себе, а приятна вам будет этакая жизнь, да она способна самый прекрасный характер испортить! Я гадкая, знаю, но что от моего сознания? Хоть и сознаю я свои недостатки, а остаюсь при одном сознании, говорят, что и сознание много значит, да что мне от него, зачем мне оно, если нет энергии на исправление. А. Т., хотите, я выйду, я согласна, но что выйдет? Будете ли вы счастливы, не будете ли вы проклинать жизнь, не будете ли меня винить? Найдете ли вы тот мир, о котором думаете? Берете ли всю, слышите, всю ответственность на себя? Так вот, как по-мое-му, я правильно поступаю, но если по-вашему не так, то чтобы искупить свою вину и доказать справедливость моих слов, «я согласна», но ведь такое доказательство дорого будет вам стоить, едва ли стоит жертвовать собой для этого.
У нас в Алтате начинают понемногу жениться и замуж выходить, даже поторапливаются: мясоед ведь нынче короток. Вот и Ефим Самсонович, один из зажиточных крестьян, с которым мы водим, как говорится, хлеб-соль, тоже задает пир горой. Женил сына, и теперь будет, пожалуй, кутерьма на неделю у них. Мамаша с Иннокентием тоже участвуют тут. Сегодня звали к себе гостей.
М… е
