—Больше месяца один? Бр-р-р!.. — поежился Паша. — Ох, и скучно, дедушка! А вы бы не жили здесь.
— Э-э, милый! Она, работушка, не спрашивает. Она, милая, везде. Кому-то и кедрач караулить надо, а я плох, что ли? — Дедушка Михеич опять весело и беззвучно засмеялся. — Работа, она, внучки, везде хорошая, везде нужна…
Хозяин засуетился с ужином. Проходя семенящими шажками мимо ребят, он не мог утерпеть, чтобы не погладить кого-нибудь по голове или не сунуть еще по конфетке, и все говорил, говорил…
На столе появились холодное мясо, картошка, залитая маслом, пряники и какое-то незнакомое кушанье: круглые светло-желтого цвета малюсенькие колобки. Особенно ребятам понравилось масло. Удивительное масло. Цветом оно походило на растопленное сливочное, но гораздо вкуснее и ароматнее.
Пряники по запаху и вкусу тоже напоминали это масло. Пахло очень знакомым, но ребята никак не могли понять чем. Пряники оказались такими сытными, что, как ни были они вкусны, больше двух никто не мог съесть. Боря приглядывался к ним и так и этак, стараясь раскрыть секрет выгодного кушанья.
— Ешьте, ешьте! — угощал Михеич. — А молочко? Почему чай без молочка пьете?
— Молоко я люблю, — оживился Боря.
— А где у вас корова? — спросила Наташа с любопытством. — Мы почему-то ее не видели, и коровника нет,
— Хе-хе-хе… Коровушек у меня много. Им стойла не надо: они ни холода, ни дождя не боятся. Белите, белите.
Боря застыл с протянутой рукой, оглядывая стол. Никакого молока и в помине не было. Как ни старались ребята сохранить серьезность (все-таки они были в гостях), но никто не мог удержаться от смеха при виде растерянного и огорченного лица главного повара.
— Ничего, Борька, похуже бывает, — сказал Паша. — Нас с Федькой однажды еще смешнее угощали. Помнишь, Федька, в гостях у бабушки Голубчихи были? Старенькая она, видит плохо, поставила сковородку с картошкой и говорит: «Кушайте, ребятки, пельмешки». Мы что? Конечно, едим: не очень вкусно, а едим. Когда пельменями угощают, картошка почему-то невкусной кажется. А бабушка все: «Кушайте, кушайте пельмешки». Ели мы, ели. Потом я и говорю: «Никогда таких пельмешек не ели. Вы бы, бабушка, сами попробовали». Бабушка и попробовала: «Ай, батюшки-светы! Сослепу я вам не ту сковородку поставила. Тьфу-тьфу, сгинь, сатана!» И правда, картошка сгинула, а пельмени появились. Это, дедушка, не про вас, а про бабушку Голубчиху, — поспешил Паша успокоить хозяина.
Но дедушка Михеич понял, в чей огород камешек.
Однако он совсем не смутился, а, посмеиваясь, поддел колобок ложкой, бросил в Пашин стакан и размешал. Боря даже привстал от изумления. На глазах у ребят кипяток сначала помутнел, затем слегка побелел, потом сильнее, сильнее — и вот в стакане оказался напиток светло-шоколадного цвета, как какао со сливками. Смутившийся Паша попробовал и зажмурился.
— Вот это да! Вот чай так чай!
— Хе-хе-хе… — посмеивался Михеич. — Хотел меня подцепить да сам подделся!
Конечно, ребята хором попросили объяснить это чудо. И оказалось, что всё — и сытные пряники, и чудесное масло, и чудодейственные колобки — все приготовлено из… кедровых орехов. Теперь ребята удивлялись, как об этом сами не догадались: от продуктов исходил аппетитный запах поджаренных ореховых ядрышек.
— А простыми орехами нельзя чай белить? — спросил Боря, что-то соображая.
— Можно, можно. Почему нельзя?
Дедушка Михеич истолок горсточку орехов, всыпал в стакан, залил кипятком. И опять на глазах у ребят получился замечательно вкусный забеленный чай.
Боря на этот раз соображал удивительно быстро. В свободный мешочек он пересыпал орехи из своих карманов и бесцеремонно, не говоря ни слова, вывернул карманы у ребят. Все поняли и одобрили его. Лучше до самой пади Золотой пить чай с молоком, чем за один-два дня сощелкать орехи.
— А сейчас, Михеич, попросим тебя вот о чем, — сказал дедушка. — Интересуемся мы, зачем это ты забрался в такую глушь, да и живешь здесь? Расскажи нам, пожалуйста.
— Интересуетесь, значит? — рассмеялся своим беззвучным смехом дедушка Михеич.
Смешно помахивая руками, точно сгоняя в кучу цыплят, он пригласил ребят к себе, сел среди них и, все так же ласково улыбаясь и подмигивая, спросил:
— Знаете, что я тут охраняю а?
— Что?
— Золотой хребет!
— Зо-олотой?
— Хе-хе-хе… Не верится? Золотой, золотой! Масло ели? Молоко пили? Печенье кушали? А ну-ка, я вам сейчас по арифметике докажу. Хорошо знаете арифметику? Берите бумажки. Пишите. Дает у меня один кедр килограмм масла да два с половиной килограмма пряников.
— Это целый большой кедр?.. — разочарованно протянули ребята. — Мало…
— Считайте, считайте. Арифметика только начинается. На гектаре растет двести кедров. Сколько с гектара масла да пряников получается?
Все завозились, наклонившись над бумажками.
— Двести килограммов масла! Пятьсот килограммов пряников! — удивились ребята.
— Эге! Уже не мало? Но это еще не всё! Кедрача на моем хребте не меньше пяти тысяч гектаров. Ну-ка, сколько с пяти тысяч получается?
Тут ребята задумались. Арифметика оказалась нелегкой.
— Миллион килограммов масла! А пряников два с половиной миллиона!
— Видите, куда шагнули? До миллионов добрались. А сейчас так. Переведем всё на коровушек. Сколько коров колхозникам надо поить, доить, сена на них косить, чтобы столько же масла взять? Понятно, никакое коровье масло с моим не сравнится — где ему! Ну, да так и быть: скидку сделаем… А пряники-то знаете из чего делают? — отвлекся дед Михеич. — Масло из орешков выжмут, а остается сбойня — по-нашему так называется, — из нее-то пряники и пекут и чаек ими вместо молока белят… Ну-ка, считайте. Положим, что наша забайкальская коровенка может дать пятьдесят килограммов масла в год. Сколько коров мой хребет заменяет, а?
— Двадцать тысяч! — первым подсчитал Женя. — Двадцать тысяч коров!
— Хе-хе-хе… — не меньше ребят радовался дедушка Михеич. — И ни сена, ни пойла, ни пастухов — ничего не нужно, приглядывай да собирай — и делу конец. А зверей забыли? Белок, медведей, лисиц, соболей? А рябчика, тетерева, глухаря? Всем им тут пищи от кедра хватает! Разве не золотой хребет? Вот какой я сторож! А вы говорили: не надо жить здесь.
В самом деле, хребет оказался кладовой бесценного богатства. Железнодорожный состав великолепного масла, около трех составов печенья, десятки тысяч белок, сотни медведей, бессчетное число птицы! А сама древесина кедрача — прочная и красивая, какой нет нигде равной!
Дедушка Михеич показался ребятам настолько значительным человеком, что даже Паша почувствовал робость. — А как вы его охраняете? — спросил он.
— Как? Очень просто. Иду, к примеру, сегодня. Глядь, следы! Стоп, Михеич, смотри в оба! Кто в хребет прошел? Какой человек? Оно, конечно, иди, пути не заказаны, а только мне знать надо, потому что главный враг у моего хребта — огонь. Сгори кедрач — и орешки, и звери, все пропало. Нахожу, стало быть, след и смотрю: что за человек, не заронит огонька? Сегодня глянул: друг Сережа проходил, а с ним ребятишки — вы, значит. Ну и идите. Где Сережа — тут дело надежное. А попадись незнакомый след, я ему наперерез, да сразу после «Здравствуй!» и говорю: «Гулять-то, мол, гуляй, коль душа захотела, а с огоньком не балуй. Смотри, под землей найду!» Да не я один охраняю. Не один. Самолет пожарный видели? (Ребята действительно каждый день видели самолет, летающий над тайгой.) Он с высоты оглядывает: не появится ли где дымок? Обязанности у нас будто разные, да все к одному. Мое дело — не допустить пожара, а его, коль уже загорелось, быстрее помочь потушить. Так все лето и работаем…
Одно плохо, друг Сережа, — обратился он к дедушке, — вечерами тоска заедает. Раньше из тайги годами не выходил, уголь на богатеев жег, и ничего. А тут в городе пожил да грамоте обучился — и не могу. На кровать лягу, глаза закрою, за окном лес шумит, а мне представляется, будто я в кино или в театре;
