Как же нелегко было маме содержать всю нашу ораву, подумала девушка, расчесывая длинные черные пряди парика, которым она прикрывала свои золотисто-каштановые кудряшки. Парик был частью ее сценического образа, и когда она спускалась в зал посидеть за столиком с гостями, то обязана была оставаться в нем. Так у нас было оговорено с Шерри, никуда не денешься, объяснил ей Сэм.
Дениза принимала его слова на веру. Кстати, она никогда не расспрашивала маму, сколько та зарабатывает. Она вообще видела маму на сцене один раз в жизни, в пышном представлении на Бродвее, и ей никогда не приходило в голову, как редко маме выпадала такая удача. То, что мама не звезда балета, Дениза понимала, но то, что ей пришлось докатиться до такого низкопробного кабака, как заведение Трэвиса, было для нее неприятным открытием.
— Нет, правда, малышка, у тебя это здорово получается.
Погруженная в свои мысли, Дениза даже вздрогнула — она настолько отключилась, что не слышала, о чем Сьюзи говорила до этого.
— Спасибо на добром слове, — ответила она.
— Хорошо, что ты заменила мать. Заколачивай денежек побольше. Кстати, о деньгах. Тебе пора в зал, и я пойду, пожалуй. — Сьюзи загасила сигарету, встала и похлопала девушку по плечу. — На этой работе ты можешь оставаться столько, сколько твоей душе угодно. Трэвису ты нравишься — это уж я тебе точно говорю.
Да, в этом тоже проблема, подумала Дениза, когда Сьюзи ушла. Сколько я еще смогу увиливать от его лапаний, так чтобы он не обиделся. Но это, конечно, сущая ерунда по сравнению с главной проблемой. Протанцевав даже двадцать лет у Трэвиса, она не заработает триста пятьдесят тысяч долларов. А пересадка костного мозга, как сказал доктор, дает маме единственный шанс. Но когда он добавил, что ей придется лечь на операцию в больницу в Филадельфии и во что это обойдется, Дениза ахнула, и ее объял страх. Нет никакой возможности им с матерью собрать такую кучу денег.
— Молись, — сказала тетя Полли. — Что в молитве ни попросишь…
— Попробуй психовидение, — посоветовала Лоретта, сослуживица Денизы. У нее голова вечно была забита странными идеями. Она утверждала, что, если мысленно нарисовать себе картину событий, которые ты хочешь увидеть случившимися, они и случатся. — Попробуй, попробуй, — убеждала она, — Вот увидишь, получится.
Дениза была в таком отчаянии, что хваталась за все. Она молилась, занималась, придуманным подругой «психовидением», ломала себе голову в поисках выхода.
«Мысленно нарисуй себе картину…» Она вспомнила, как три дня назад в больнице не могли найти для матери донора. Кровь самой Денизы оказалась неподходящей для переливания матери. Она позвонила тете Полли и попросила ее сдать кровь на определение группы. Потом закрыла глаза и представила себе, как тетя Полли приезжает к ней и говорит: «Конечно, моя группа крови соответствует маминой, соответствует, соответствует… Да, я буду ее донором. Буду, буду… После того, что твоя мама для меня сделала, иначе и быть не может…»
И вот сегодня — пожалуйста! — тетя Полли произнесла ей по телефону почти в точности эти самые слова.
«Мысленно представь себе то, что ты хочешь…» Дениза закрыла глаза и увидела себя, с улыбкой на устах, отсчитывающую врачам новенькие хрустящие тысячедолларовые бумажки.
С этой картинкой перед мысленным взором Дениза сунула ноги в туфли-лодочки и направилась в бар. Там она осмотрелась в надежде увидеть компанию знакомых ребят — студентов из Беркли. Общество этих славных ребят она предпочитала обществу других, нахрапистых и приставучих посетителей. Студенты не скупились на угощения и напитки, чтобы удержать ее за своим столом. Сейчас их в зале не было, а Вилли предупредил, что на неделю уезжает. Кажется, она его здорово огорчила, искренне приняв за шутку его предложение пожениться. А ведь видела, что парень всерьез к ней привязался. Началось это с того вечера, когда он так упился в баре, что она не позволила ему сесть за руль. Они пошли пешком, и она привела его к себе. Он рухнул на тахту и проспал всю ночь как убитый, а утром она сварила ему кофе, накормила вкусным плотным завтраком и выпроводила. Парень стал часто заглядывать в бар, и они подружились. После той ночи, когда он надрался в стельку, они придумали способ оставаться трезвыми: если обнаруживали, что с них хватит, лишнее спиртное выплескивали в стоящий рядом цветочный горшок. Денизе было хорошо с Вилли, но его разговоры о женитьбе она считала шуткой до тех пор, пока он не попытался вручить ей настоящее обручальное кольцо с бриллиантом.
— Боже, Вилли! — воскликнула она. — А я-то считала, что ты дурачишься, когда говоришь об этом.
Он даже обиделся.
— Как это дурачусь? Женитьба дело серьезное.
— Ладно, Вилли, можно говорить, но не заговариваться. — Она попыталась смягчить ситуацию. — Ты правильно сказал, брак дело серьезное. Ты еще просто слишком молод, чтобы… — Она прикусила язык, поняв, что сказала лишнее.
— Значит, ты такая же, как и все другие, — надулся он, — Полагаешь, что я еще ребенок, который не отдает себе отчета в собственных поступках?
— Нет, я не это хотела сказать. Понимаешь… Ну, как бы тебе это объяснить… — Дениза тщательно подбирала слова, не желая его больше обидеть. — В настоящее время брак для меня исключен. Ты… действительно, по правде говоря, еще очень молод. Тебе нужно повременить, поухаживать за разными девушками — сравнить, приглядеться, подумать, так сказать, расширить свои горизонты.
— Значит, пока я строил планы, как на тебе женюсь и заберу из этого гадюшника, ты меня водила за нос? Так выходит?
Она пыталась утешить его, но Вилли ушел, разобиженный чуть не до слез. Возможно, он и вовсе не вернется, подумала она. Может, это и к лучшему. У нее определенно не было желания выходить за него замуж. Чем меньше он будет ее видеть, тем скорее остынет его безрассудная страсть.
Дениза еще раз быстро обвела зал глазами — ребята из Беркли не пришли. Сердце ее упало, когда она услышала голоса из-за столиков:
— Эй, иди сюда, бэби!
— Чем тебя угостить, малышка?
И вдруг за спиной у нее раздался тихий вежливый голос:
— Вы мисс Шерри?
— Да. — Она повернулась. Перед ней стоял мужчина, которого она прежде никогда не видела, — высокий, довольно красивый, черноволосый, с темными глубоко посажеными глазами, которые, казалось, впились в нее.
— Не присоединитесь ли вы ко мне? — спросил он и указал на незанятую маленькую кабину на двоих в уголке. — Хотелось бы обсудить с вами одно дельце.
2
Рей подвел девушку к столику и вдруг испытал инстинктивное желание заслонить ее, прикрыть, взять под защиту. Но от кого и от чего? Здесь ведь ее дом родной, можно сказать. И все же он почувствовал ее — ну как бы это выразиться? — чужеродность, что ли, для подобных заведений. Он даже не мог понять, откуда у него основания для такого ощущения. Она села с изящным достоинством, высоко поднятой головой, чувствуя себя в этой обстановке как рыба в воде. Но в своем простом белом платье с длинными, почти до талии, черными волосами девушка выглядела чистой и непорочной. И хотя ее улыбка была чуточку настороженной, но все равно от нее исходило такое милое, теплое обаяние, что Рей на миг почувствовал укол откровенной ревности к счастливчику Вилли, который до него не раз ее видел и, наверное, не только видел.
Ох, черт возьми, нужно взять себя в руки.
Он заметил, что несколько мужчин из зала бросают на него завистливые взгляды. Не иначе как им тоже хотелось бы взять ее под свою защиту. От кого? От него? О Боже! Рей занервничал.
