рассказывают восточные сказки, взял на спину их колонию и унес за тридевять земель.
Подъезжая к дому, они услышали пение псалмов.
— Пока, кажется, у нас все благополучно, — сказала миссис Гордон, когда экипаж остановился у ворот: — Я слышу, как раз идет утреннее богослужение.
У нее был с собой ключ от входной двери, и она отперла ее сама, чтобы не нарушать службы. Ингмар побледнел от боли: колено совершенно не сгибалось. Миссис Гордон поддержала его под руку и помогла войти во двор. Здесь Ингмар поспешил опуститься на скамью.
— Скорее идите в дом, миссис Гордон, и посмотрите, что там происходит.
— Сначала я сделаю вам перевязку, — возразила она. — У нас достаточно времени; еще только идет утренняя служба.
— Нет, — сказал Ингмар, — прошу вас, послушайтесь меня в этот раз. Идите скорее и узнайте, не случилось ли чего.
Ингмар видел, как миссис Гордон поднималась по лестнице и через открытые двери вошла в залу собрания.
Когда открылась дверь, до него донесся чей-то громкий голос, который внезапно смолк. Потом дверь захлопнулась, и больше он ничего не слышал.
Вскоре двери зала широко распахнулись и четверо мужчин вынесли какого-то человека. Молча спустились по лестнице и, перейдя двор, прошли мимо Ингмара. Тот наклонился и заглянул в лицо лежащего человека. Это был Клиффорд.
— Куда вы его? — спросил он.
Мужчины остановились:
— В мертвецкую: он умер.
Ингмар приподнялся:
— Умер? От чего? — испуганно спросил он.
— Никто его и пальцем не тронул, — ответил Льюнг Бьорн.
— От чего же тогда он умер? — повторил свой вопрос Ингмар.
— Сейчас расскажу. Когда кончилась утренняя служба, поднялся Клиффорд и попросил слова. По его словам, он хотел сообщить нам какую-то радостную весть. Но дальше он ничего не успел сказать, так как дверь отворилась и вошла миссис Гордон. Увидев ее, он замолчал и побледнел, как мертвец. Сначала он стоял спокойно, но когда миссис Гордон, пройдя через весь зал, подошла к нему ближе, он закрыл лицо рукой и отступил назад. Это показалось всем нам таким странным, что мы поднялись с мест, а Клиффорд, сжав кулаки, подошел к миссис Гордон. «Почему вы вернулись?» — спросил он. Миссис Гордон спокойно и строго взглянула на него и ответила: «Господь послал меня!» — «Да, я это вижу, — ответил он, и глаза его расширились от ужаса. — Я вижу и Того, Кто с вами!» — «И я вижу того, кто стоит за тобой, — сказала миссис Гордон. — Это сатана!»
— Казалось, Клиффорд не мог больше вынести вида миссис Гордон, он закрыл лицо рукой и отступил на шаг. Миссис Гордон следовала за ним с протянутой рукой, но не прикасалась к нему ни единым пальцем. «Я вижу, что за тобой стоит сатана», — повторяла она. Голос ее звучал громко и грозно. И всем нам показалось, что мы видим за ним сатану; мы протянули руки, указывая на него, и восклицали в один голос: «Сатана! Сатана!»
— Клиффорд пробирался мимо наших рядов, и хотя никто даже не прикасался к нему, он громко стонал, словно его били. Так, съежившись, добрался он до дверей. Когда он собирался открыть их, мы громко воскликнули: «Сатана! Сатана!» — и вдруг увидели, что он, как подкошенный, рухнул на пол. Когда мы подошли поднять его, он был уже мертв.
— Он был предатель, — сказал Ингмар, — и заслужил свою кару.
— Да, — подтвердили остальные, — он заслужил свою кару.
— А что, собственно, он хотел нам сделать? — спросил один из мужчин.
— Хотел погубить всех.
— Как?
— Этого никто не знает.
— И уже и не узнает…
— Хорошо, что он умер, — сказал Ингмар.
— Да, хорошо, что он умер, — повторили остальные.
Весь этот день колонисты провели в сильном волнении. Никто не знал, что, собственно, хотел сделать им Клиффорд, и исчезла ли опасность вместе с его смертью. Час за часом проводили они в молитве и пении псалмов в зале собрания, сознавая, что Сам Господь нынче вступился за них.
В течение дня они много раз замечали, что толпа всякого Иерусалимского сброда собиралась на пустырях вокруг их дома и смотрела на него. Колонисты думали, что Клиффорд собрал этих людей, чтобы они напали на их дом и выгнали гордонистов оттуда. Постепенно толпа исчезла, и день прошел без всяких событий.
Вечером миссис Гордон пришла к Ингмару, лежавшему в постели с перевязанной ногой, и горячо поблагодарила его за помощь.
— Ингмар Ингмарсон, — сказала она, — я хочу сказать, что мне доставило бы большую радость оказать вам за это тоже какую-нибудь услугу. Скажите, что вас так печалит, может быть я могу помочь вам?
Миссис Гордон хорошо знала, зачем Ингмар приехал в Иерусалим. Никогда бы она не обещала ему помощи в таком деле, но в этот день вся колония была словно выбита из колеи. Миссис Гордон казалось, что ничего ей так не хочется, как видеть Ингмара счастливым, потому что он оказал ей и колонии такую неоценимую помощь.
Услышав ее слова, Ингмар быстро опустил голову. Он долго раздумывал, прежде чем ответить.
— Сначала пообещайте, что не рассердитесь на мою просьбу, — сказал он.
И миссис Гордон дала ему в этом слово.
— Дело, ради которого я приехал сюда, по-видимому, займет много времени, — сказал Ингмар, — и мне будет очень скучно жить без работы, к которой я привык.
Это миссис Гордон хорошо понимала.
— Если вы действительно хотите оказать мне услугу, миссис Гордон, — продолжал Ингмар, — то для меня было бы очень важно, если бы вы сумели устроить так, чтобы Барам-паша отдал мне свою мельницу. Вы знаете, что я не давал клятвы не брать денег за труды. Так я получил бы работу, которая доставит мне большую радость.
Миссис Гордон понимающе посмотрела на Ингмара, который сидел с опущенными глазами. Она была изумлена тем, что он не просит ее о другом, а этой просьбе очень обрадовалась.
— Не знаю, почему бы мне не постараться помочь вам, — сказала она. — В этом нет ничего дурного. Кроме того, я буду очень рада исполнить желание Барам-паши.
— Да, я был уверен, что вы согласитесь помочь мне, — сказал Ингмар. Он еще раз поблагодарил ее, и они расстались, вполне довольные друг другом.
IV
Ингмар взял на себя заботы о мельнице Барам-паши.
Сам он был за мельника, но к нему постоянно приходили помогать то один, то другой из колонистов. Известно, что исстари, на всех мельницах заводится разное колдовство, и колонисты скоро заметили, что, проработав целый день на мельнице и наслушавшись шума жерновов, они уходили словно зачарованные.
Каждый, кто сидел и прислушивался к шуму жерновов, понимал вдруг, что они поют все одни и те же слова: «Мы мелем муку, мы зарабатываем деньги, мы приносим пользу, а что делаешь ты, что делаешь ты, что делаешь ты?»
И каждый, кто слышал их, чувствовал, как в нем просыпается непреодолимое желание зарабатывала