- Я их уже давно разыскиваю, товарищ Егорычев, - пробился через толпу запыхавшийся Гамлет. - По-моему, они удрали. Надо их скорее нагнать. Они могут убежать в Священную пещеру, и тогда мы не сможем их судить.
- Пусть Джекоб Смит возьмет пятерых воинов и догоняет беглецов! - поспешил распорядиться отец Джемс, чтобы хоть отчасти восстановить свой пошатнувшийся авторитет.
Не прошло и минуты, как маленький отряд был собран и сразу ринулся в погоню за тремя предателями.
Затем без особых проволочек была избрана делегация из пяти стариков, по одному от каждой деревни, и тотчас же отправилась в путь. До Нового Вифлеема ее сопровождали старейшины Всех пяти деревень, которые должны были в Большой хижине ожидать ее возвращения и встречи с Фламмери и Цератодом, если те согласятся на такую встречу. В Новом Вифлееме они обнаружили опечаленного Джекоба Смита, которому так и не удалось нагнать беглецов. Беглецы успели добраться до Священной пещеры.
Пока дождались возвращения делегации, Сэмюэль Смит при помощи Гамлета, Боба и еще нескольких добровольцев перетащил из Большой хижины в пещеру все вещи, оружие и боеприпасы. Егорычев не решился оставлять старейшин одних, опасаясь главным образом агрессивности преподобного Джемса.
Делегаты вернулись примерно через час, оскорбленные и возмущенные. Фламмери встретил их в высшей степени сурово и грубо, накричал на них, сказал, что жители острова Разочарования недостойны христианского благословения и молитв, которые он возносил за них денно и нощно господу богу, как самый распоследний дурак; и что никуда ни он, ни его друг мистер Цератод не пойдут; и ни с кем они не желают встречаться и совещаться, покуда у них в Новом Вифлееме всем верховодит этот безбожник, слуга дьявола и коммунист Егорычев, по которому уже давно скучает веревка, и что это форменное безобразие, что беспричинно и по-хамски придираются к беднягам Гильденстерну, Розенкранцу и Полонию, которых он сейчас иначе не величал, как «мои возлюбленные братья во Христе» и которые вынуждены теперь по вине этого мерзавца Егорычева и безмозглых старейшин каких-то пяти вонючих деревенек вести печальную жизнь изгнанников в Священной пещере вдали от родных очагов и предавших их односельчан. Затем Он прогнал делегатов, сказав им на прощанье, что пускай теперь островитяне сами допытываются у бога, что ему угодно, а он, Фламмери, не намерен больше из-за таких неблагодарных скотов тревожить престол господень.
Докладывал делегат из Нового Вифлеема дядюшка Уолт, тот самый, который три дня назад разъяснял Егорычеву разницу между святыми и действующими лицами, и Егорычев невольно залюбовался тем достоинством, с которым старик доложил о приеме, оказанном им в Священной пещере.
- Если бы белоголовый чувствовал себя правым, - сказал дядюшка Уолт, - он бы никогда так не вел себя. Он кричал потому, что чувствовал себя неправым. Он хотел, я так думаю, напугать нас Этим криком и бранью, но ничего не хотел объяснить по поводу коварных указаний, которые дал одновременно и нам и Эльсинору. Мы, ваши посланцы, полагаем, что он очень огорчен, что раскрыта его бесчестность в отношении нас, но вряд ли помышляет об исправлении недоброго поступка, который он совершил. Насколько мы поняли, белоголовый еще просто не успел придумать нового способа ввести нас в заблуждение и поссорить. Мы ему так и сказали. И еще мы ему сказали, что мы не желаем, чтобы нас называли скотами, и что иметь таких братьев, как Гильденстерн, Полоний и Розенкранц, не такое уж большое счастье, чтобы об этом кричать таким громким голосом, как это делает мистер Фламмери. А когда он нам говорил про желтобородого, мы ему ответили, что некоторым нравятся кокосы, а другим козий помет. Что касается нас, то мы умеем отличить кокос от козьего дерьма. Если бы не желтобородый и его друг Смит и наш односельчанин Гамлет, мы бы, как глупые козлы, передрались сегодня, и много людей острова Разочарования погибло бы для удовольствия мистера Фламмери, который находит вкус в помете и даже, судя по его словам, находится с ним в близком родстве.
Остальные четыре старика утвердительно покачивали головами в знак своего полного согласия со словами старого Уолта.
Несколько минут все молчали, стараясь получше продумать рассказанное Уолтом. Потом поднялся Гамлет и сказал, что белоголовый напоминает ему своим поведением датского короля Клавдия, который тоже хотел построить свое счастье на чужих несчастьях и крови, и что очень жаль, что люди, подобные белоголовому, обосновались на острове Разочарования. Он сказал еще, что ему больно было слышать, что этот злой и глупый человек (потому что умный никогда не говорил бы так опрометчиво, как белоголовый) назвал людей острова скотами. Назвать человека скотом!
- Люди острова Разочарования, - закончил он, - подумайте, должны мы после того, что только что услышали из уст Уолта, доставлять белоголовому и его сообщникам фрукты, воду и мясо? Мое мнение, что не должны. Пусть будет стыдно тому, кто хоть на миг забудет об оскорблении, которое белоголовый нанес всем нам, людям острова Разочарования, всему человечеству!
Было единогласно решено, что Гамлет прав и что ни фруктов, ни мяса, ни воды обитателям Священной пещеры больше никто из людей острова доставлять не должен, .если он не хочет быть с позором изгнанным из рядов человечества.
Теперь Егорычев был вполне удовлетворен. Никто, даже отец Джемс, больше не вспомнил о Яго и о том, что нужно мстить за его смерть. Старейшины Нового Вифлеема известили старейшин Эльсинора, что подлый убийца Джекоба Кида будет передан в их руки, лишь только его удастся поймать.
Вообще говоря, Егорычев ясно, отдавал себе отчет, и Смит целиком разделял его мнение, что все время, пока Фламмери, Цератод и их подручные будут на свободе, над островом будет висеть угроза провокации новой войны. Смит даже предлагал изолировать обитателей Священной пещеры, попросту говоря, арестовать их впредь до прибытия первого корабля. Но Егорычев не мог пойти на такой шаг, и отнюдь не потому, что он был невыполним. При помощи Гамлета и еще нескольких островитян не так уж трудно было бы взять в плен зловещую пятерку, обосновавшуюся на Северном мысу. Конечно, ее нужно было изолировать от общества. Но Егорычев понимал, что этого ни в коем случае нельзя делать по причинам, лежавшим вне острова Разочарования. Как только прибудет в бухту первое судно, чтобы вывезти с острова его «белых резидентов», немедленно и на весь мир раздуют антисоветскую свистопляску о большевистском комиссаре, позволившем себе «ничем не оправданное» насилие. Нет, ни в коем случае нельзя было подавать и малейшего повода для подобной клеветнической кампании. Надо было придумать нечто другое. А на это требовалось время.
Надо было еще о многом потолковать старейшинам - впервые за все время существования людей на острове сошлись для деловой дружеской беседы представители всего населения. Но, по некоторым признакам, собиралась гроза, и тем, кто пришел издалека, следовало поспешить с возвращением домой, если они не хотели заночевать в Новом Вифлееме. Отложив оставшиеся вопросы на завтра, они, не теряя ни минуты, разбежались по своим деревням.
Прошло еще добрых два часа, прежде чем иссиня-белая молния во всю ширину небосвода, из края в край пронзила почерневшее небо. Словно сотня бомб, грянул гром, и упали крупные, увесистые, как камешки, первые капли. Через минуту сверху хлынули потоки теплой воды и вернее самых прочных засовов заперли Егорычева и Смита в пещере, островитян - в их хижинах и солнце - за массивными, циклопическими перекрытиями низких сплошных лилово-черных туч.
XVII
- Слушайте-ка, Смит, - сказал Егорычев, когда они наконец остались одни, - мне нужно с вами потолковать по очень серьезному делу.
Кочегар загнал большой гвоздь в расселину скалы, подвесил на него «летучую мышь». Тусклый свет лампы выхватил из мрака пещеры несколько десятков квадратных метров щербатого каменного пола, сдобрив ее затхлый воздух острым запахом керосина. За порогом грохотал ливень.
Смит присел на ящик с консервами, закурил и сказал:
- К вашим услугам, товарищ Егорычев.
- Это насчет боевого задания, которое имели здешние эсэсовцы.
- Ах, вот оно что... - разочарованно протянул кочегар. Он ожидал более серьезного разговора.
