Трансвааль и Оранжевая республика были брошены на произвол судьбы. Жан Грандье, может быть, единственный среди всех своих старых и новых друзей реально понимал это положение вещей. Но в разговорах в палатке свое мнение не высказывал. Людям свойственно даже в самом безнадежном положении утешать себя. И участники таких встреч утешали и развлекали себя, как могли. Игра в карты при свечах, шахматы, лото и, конечно, длительные разговоры и споры занимали их свободное вечернее время. Поль Редон и Леон Фортен редко посещали эти мероприятия. Поль взялся за написание книги о своем посещении Южной Африки. Для этого он пользовался не только своими записями, но и записками Жана Грандье. Жан охотно отдал их своему другу, представляя, какой сенсацией станет книга Поля Редона после ее опубликования во Франции. О своей литературной славе Жан как-то не думал. Почти все мысли его сейчас были устремлены на Жорису, любовь к которой с каждым днем разгоралась все сильнее. Она наполняла его душу нежностью, и он пытался уберечь свою юную жену от трудностей. Но Жориса, как выяснилось, трудностей не страшилась. Она умело и рачительно вела их маленькое 'палаточное' хозяйство. Готовила на костре незамысловатую пищу, стирала белье и даже развела за палаткой небольшой огородик, где уже росли кое-какие овощи. Как-то Леон Фортен, взявшийся за продолжение своих научных изысканий, после напряженного рабочего дня отправился побродить с ружьем по окрестностям самого большого озера под названием Криссисмер, которое находилось всего в километре от их маленького озера. У него был специальный пропуск, подписанный самим Луисом Бота, иначе бы его задержал один из патрулей, дежуривших по всему периметру обороны. Никого из живности он в этот день подстрелить не сумел, но уже на обратном пути в кустах обнаружил пару запутавшихся в чьих-то силках цесарок. Вначале Леон захотел их убить и взять себе на ужин. Но потом вдруг вспомнил про Жана и Жорису и, засунув птиц в мешок, при возвращении подарил их юной паре. Цесарки оказались разного пола. Им подрезали крылья, посадили в загон. И, как ни странно, курочка стала нестись. У молодой четы в рационе появились яйца. За этот подарок Жориса, да и Жан тоже, были очень благодарны Леону. Иногда к ним в гости заходили Пиит Логаан, Эйгер Строкер и Ольгер фан Шейтоф. Пиит, как выяснилось, оказался неплохим поэтом. Стихи он сочинял на двух языках: голландском и английском. Вернее, переводил с одного на другой. Шейтоф где-то отыскал гитару, на которой он играл не хуже, чем на трубе. В свободные от дежурств вечера они вместе с Пиитом сочиняли песни на его стихи. Их набралось уже с десяток. Конечно, песни были самодеятельные, любительские, но авторам очень хотелось с кем-нибудь поделиться своим творчеством. И они выбрали для прослушивания Жана и Жорису. Художник Строкер тоже оказался неплохим музыкантом. Он подыгрывал своим друзьям на губной гармонике. Музыкальное трио явилось в один из вечеров без приглашения и подшофе. Жориса как раз кормила своих цесарок, а Жан копался в огороде. Гости оторвали их от важных дел, но молодые люди были им очень рады. Вечер выдался пасмурный и прохладный, и потому решили исполнить камерный концерт внутри палатки. Буры принесли с собой 'для вдохновения' бутылочку английского виски. Где они ее раздобыли, осталось секретом. Пьянство в армии Луиса Бота пресекалось строго. Расселись на складных стульях. 'Пригубили' по стаканчику. Пили, в основном, музыканты. Жан и Жориса и в самом деле только пригубили из своих рюмок. На стенке палатки, над кроватью, они прикрепили свой совместный портрет, нарисованный Строкером. Ему явно понравилось такое отношение к его живописи. Логаан достал из бокового кармана своего френча небольшой блокнот. Раскрыл его на нужной странице и, смущенно улыбнувшись, проговорил:
— Мы хотели бы спеть вам песню о любви. Пусть это чувство никогда не покидает вас и останется в ваших детях. Пусть они любят вас и никогда не предадут… Шейтоф перебирал пальцами гитарные струны, извлекая красивую, переливистую мелодию. Губная гармоника Строкера издала глубокий вибрирующий звук. Логаан, заглядывая для верности в блокнот, запел, выбивая пандерой ритм по колену:
Своим голосом Логаан владел неважно, хотя в музыкальном слухе ему отказать было нельзя. И вдохновение, с которым он пел, завораживало. Песня очень понравилась Жану и Жорисе. Они, сидя на кровати, дружно зааплодировали музыкантам и певцу. Те поднялись со своих стульев и чинно поклонились. Затем приняли еще по стаканчику и уже стали настраиваться на исполнение следующей песни, когда за палаткой послышались топот копыт и лошадиное ржание. Всадник спешился рядом и, несколько раз громко кашлянув, вошел, отодвинув полог палатки. Это был бур лет тридцати с темно-коричневой, хорошо постриженной бородой в элегантном, перепоясанном ремнем, мундире.
— Мне нужен капитан Сорви-голова, — сказал он, снимая шляпу. Жан поднялся с кровати. — Вас срочно вызывает к себе командующий, — сказал ординарец и вышел наружу.
— Вот и задание, — произнес Жан Грандье, целуя Жорису в щеку.
— Ну а наш концерт окончен, — проговорил Ольгер фан Шейтоф, убирая свою гитару в кожаный чехол.
— Вы должны отправиться на Олифант-ривер, мой мальчик, — сказал Луис Бота, пожимая руку Жану Грандье. — Там рассредоточена бригада генерала Питера Кофальофа. Вы отыщете его и передадите вот этот пакет. В нем оперативные сведения о планах английского командования по окружению и разгрому части генерала. Возьмите с собой несколько человек, надеюсь, знаете кого. На все сборы вам два часа. Придется ехать ночью. Так безопасней. Я пошлю с вами человека, хорошо знающего те места. Он даже ночью проведет вас по тропам. До штаба генерала отсюда миль шестьдесят. К середине завтрашнего дня вы должны туда добраться, если не случится ничего непредвиденного. От вашей миссии зависит судьба бригады.
— Я все понял, мой генерал, — по-военному отдал честь капитан Сорви-голова. — Разрешите, я возьму с собой тех, с кем я сюда прибыл. Я их знаю хорошо.
— Но ведь вы предполагали, что среди них может оказаться предатель, укравший английский план.
— Может быть, в этом походе этот человек как-то выявит себя.
— Ну что ж, вам, как говорится, и карты в руки. Желаю удачи, — и снова Бота крепко пожал Жану руку. Затем позвал адъютанта: — Пригласите, пожалуйста, проводника. Через несколько минут за перегородку зашел какой-то бур. При слабом свете керосиновой лампы Жану он поначалу показался незнакомым. Но, когда тот снял шляпу, обнажив лысину, капитан Сорви-голова признал в нем капрала Гегеля… Они тоже обменялись рукопожатиями…
— Я поеду с тобой, — заявила Жориса и стала решительно собираться в дорогу. Она переоделась в свой мужской костюм и не слушала слабых возражений Жана. И он этому, в общем-то, был даже рад. Оставлять любимую одну он не хотел. Если вместе, так — вместе. И он в знак согласия расцеловал Жорису. Она при жалась к мужу трепетным, уже не девичьим телом. А ей-то всего шестнадцать лет. Но в Африке девушки развиваются гораздо быстрее. Ехать согласились все. Даже почему-то Фардейцен, который перед этим прямо заявлял, что устал от всяких путешествий и сражений. Он мирный коммивояжер, коммерсант, а не солдат и он лучше отсидится здесь до окончания войны, когда можно будет свободно торговать с англичанами, а не убивать их. Такие 'подрывные' речи не понравились комманданту Поуперсу и он пригрозил
