должен его завершить! Буры окружили место схватки возле алтаря широким полукольцом, не опуская винтовок. Леон Фортен отвел Жорису за их спины. Юная женщина с тревогой стала следить за поединком своего мужа. И поединок пока складывался не в его пользу. Барнетт прекрасно понимал, что у него шансов остаться в живых — нет никаких. Если его не убьет этот мальчишка Грандье, то прикончат буры, стоящие вокруг. И поэтому он твердо решил 'взять с собой' своего злейшего врага, чтобы оставить вдовой его жену, сразу после венчания. Так он отомстит им обоим. И потому он собрал всю свою злобу и ненависть и накинулся на Сорви-голову, нанося ему мощные, яростные удары. Жан едва их успевал отражать, отступая все дальше, в глубь алтаря. В коллеже Сен-Барб он был неплохо обучен фехтованию, но боевая сабля — это совсем не то, что спортивная. И когда перед тобой не соперник-приятель, а дикий безжалостный враг, бандит, загнанный в угол зверь, убийца, который знает, что терять ему нечего, нужно его победить, и не просто победить, а убить, потому что иного исхода быть не должно. Один из них должен погибнуть. Сорви- голова отбивался от Барнетта, с каждым мгновением теряя силы. Рана в левом плече, которая стала немного утихать, при резких движениях открылась и зажглась снова. И по закону подлости именно туда и попал клинок Барнетта, скользнув по лезвию сабли Жана. У него потемнело в глазах от боли. Рассеченный мундир на плече опять стал пропитываться кровью. Уже слабеющей рукой Жан с трудом парировал очередной выпад Барнетта. И тот почувствовал это и с утроенной силой стал наносить удары, и только остатки воли позволяли молодому французу отдалить свою гибель. А она приближалась с каждым замахом сабли англичанина. Он уже предчувствовал победу. На его худом безбородом лице злобная гримаса отражала всю ненависть и жажду убийства своего врага. Сорви-голова был прижат к стене под распятием. Он отмахивался от Барнетта почти вслепую, уже теряя сознание. Его друзья, в ужасе оцепенев, смотрели на финал, который вот-вот окончится гибелью мужественного юноши. Жориса готова была броситься на помощь мужу, но Леон и Поль, стоящие рядом, крепко держали ее за локти, не позволяя сорваться с места. Всех, кроме Жорисы, словно охватил паралич. Что-то не давало им выстрелить в спину Барнетту, который уже вплотную приблизился к Жану, чтобы прикончить его. — Умри! — заорал бандит, широко размахнувшись, чтобы нанести последний, смертельный удар. И тут все заметили, как из проколотого бока статуи распятого Спасителя выскользнула красноватая маслянистая капелька. Она с невероятной скоростью пересекла ногу Христа и упала на обнаженную голову Жана Грандье. И в то же мгновенье клинок француза сильным быстрым и точным движением руки пронзил горло Френсиса Барнетта. Бандит захрипел. Ноги его подкосились. Рука выронила саблю. Он рухнул на колени. Из его рта и горла хлынули потоки крови. Он упал лицом вниз, конвульсивно дергая руками и ногами. А потом замер возле сапог Жана Грандье, который, тоже бессильно уронив саблю, стоял, прислонившись к стене алтаря. И тут раздался голос пастора Вейзена: — Сила Господа нашего Иисуса Христа неистребима!
Жориса бросилась к Жану. Обняла его за шею, осыпав бледное лицо поцелуями. Следом подбежали Поль и Леон. Они бережно помогли Жану присесть, положив на пол плащ. Жориса уселась рядом, прижавшись к груди мужа. Пастор Вейзен сделал ему перевязку, затем перебинтовал ногу Пииту Логаану. Раны, нанесенные Барнеттом, оказались неглубокими как в том, так и в другом случае, но тем не менее Логаан охромел на правую ногу, и его тоже усадили в угол, дав отхлебнуть бренди из фляжки Поуперса. Коммандант поднес также флягу и Жану. Крепкий напиток обжег рот и горло и прояснил сознание. Сорви- голова пришел в себя. Он ласково улыбнулся Жорисе и своим друзьям-французам. Потом посмотрел на лежащий рядом труп Барнетта и тихо прошептал: — Отец, ты отомщен. — Ты отомстил и за меня, — сказал Леон Фортен, — ведь, так сказать, по милости этого бандита, я тогда оказался в тюрьме, обвиненный в убийстве.
— И я отомщен тоже, — проговорил Поль Редон. — От твоей руки погиб не только Барнетт, но и Боб Вильсон, который тяжело ранил меня ножом.
— А мы должны быть вам благодарны, — сказал Жан. — Вы и главное Фанфан, спасли нас от смерти. Когда Жан произнес имя Фанфана, лицо его опять помрачнело. Он опустил голову на грудь и погладил волосы Жорисы. Затем снова поднял взгляд на друзей. — Как же вы здесь оказались? — спросил Сорви- голова.
— Когда вы втроем уехали, — начал Поль, — мы с Леоном поняли, что можем никогда тебя больше не увидеть. У тебя были все шансы погибнуть вместе с Жорисой и Пиитом. А такой исход не входил в наши планы. Ведь у нас была задача — вернуть тебя домой живым. Мы решили последовать за вами. Ну, а наши друзья-буры нас одних не отпустили. — И мы отправились следом, — продолжил Леон, — только вы, если не ошибаюсь, поехали в Преторию на поезде. Ну, а мы по старинке на наших лошадках. И передвигались ночью, а днем отсиживались в каких-нибудь кустах или на разграбленных фермах. На третью, сегодняшнюю, ночь мы подъехали к пригородам Претории.
— Повезло нам, — снова взял слово Поль, — ни один английский патруль нас не заметил. Мы оставили лошадей в саду, возле какого-то пустующего дома и пешком проскочили все блокпосты. Часовые на них, наверное, спали. Пастор Вейзен предложил укрыться в церкви на площади. Он знал, где лежит ключ от бокового входа. В темноте пробирались глухими переулками. Два раза чуть не налетели на патрули. Но обошлось. — Мы хотели поутру разузнать, что с вами сталось, — сказал Леон. — И, если вы попались, отбить вас у конвоя. Но, когда вошли в церковь, то увидели гнусную сцену вашего расстрела. Первым сообразил Фанфан… — Он погиб как герой-мученик, спасая жизни ближних своих, — вступил в разговор стоящий неподалеку пастор Вейзен. — Дай Бог пребывать ему в Царствии Небесном, среди вечного блаженства. Он этого заслужил.
— А Барнетт сейчас уже, наверное, в аду жарится, — не совсем к месту высказался Поль Редон. — Люди гибнут за металл.
— Да, кстати, — сказал Жан, обращаясь к Леону, — твоя буссоль у Барнетта в кармане. Фортен подошел к трупу англичанина, присев на корточки, нерешительно засунул руку в левый боковой карман френча убитого. Вытащил оттуда коробочку и открыл ее. — Здесь где-то спрятано золото, — проговорил Жан, — можешь, если хочешь, проверить свой прибор. — Ну, что ж, давайте попробуем, — сказал Леон и направился к центральному входу.
— Начнем отсюда, по кругу, — Леон отпустил зажим стрелки, и та, немного покачавшись, остановилась на середине латунного измерителя — лимба. — Здесь ничего нет, — бормотал Леон, медленно обходя все церковные уголки по левую сторону от входа. Рядом с ним, держа свечу, шел Поль Редон. Так они постепенно снова приблизились к алтарю. И вдруг стрелка на лимбе завертелась, как стрелка компаса возле магнитной аномалии. Леон и Поль остановились и стали оглядываться по сторонам.
— Золото где-то тут, — проговорил Леон. — Может, оно зарыто под алтарем? — предположил Поль. Золотоискателей с любопытством окружили все буры. Они стали высказывать предположения о местонахождении сокровищ. Шейтоф уже собирался собственным ножом вскрывать каменные плиты пола. Но его остановил пастор Вейзен: — Я не хочу, чтобы блеск золота затмил вам глаза в Божьем храме. Золото принадлежит церкви. Оно здесь и останется.
— Но нам интересно на него поглядеть, — сказал лейтенант Спейч. — Если оно зарыто, непозволительно рушить пол и стены, — ответил пастор. — А если не зарыто? — воскликнул Леон Фортен, подходя вплотную к тому месту, где все еще сидели на полу Жан и Жориса. Он посмотрел на свою буссоль, а затем поднял взгляд на распятье. — Вот оно — золото президента Крюгера! — дрогнувшим голосом произнес Леон.
— Где? — не понял, стоящий рядом Поль. — Из него вылито распятье.
— Не может быть? — удивился журналист.
— Дайте мне нож, — попросил молодой ученый Шейтофа. Тот протянул ему широкий охотничий кинжал. Леон Фортен, приподнявшись на цыпочки, дотянулся до нижней части креста и поскоблил острием ножа уголок. Толстый слой краски 'под дерево' в том месте отвалился, и в тусклом свете догорающих свечей заблестела узкая полоска чистого золота. Даже Жан и Жориса поднялись в полный рост, чтобы посмотреть на этот завораживающий блеск. Французы знали его притягательную силу. Она открылась им в далеком отсюда Клондайке, когда в Медвежьей пещере они обнаружили несметные залежи, названные 'Мать золота'. Примерно то же они испытывали и сейчас, глядя всего лишь на тонкую блестящую линию, но воображение уже снимало весь слой краски, и они представили, как сияет по-настоящему огромное золотое распятье. И тут под крест вступил пастор Вейзен. Он поднял руку, чтобы все оторвали взгляды от золотой полоски и посмотрели на него.
