Иногда буровой мастер Геннадий Михайлович Лёвин, надев на Женину голову свою каску, брал мальчика на буровую. Там Женя вставал рядом с бурильщиком и вместе с ним двигал ручку тормоза лебёдки. Ему разрешали даже потрогать огромный ключ, похожий на раскрытую звериную пасть. Этим ключом свинчивались и развинчивались трубы.
На буровой все любили Женю. И все звали его Женя Жаров — железный буровик.
Буровая стояла на таёжной поляне. Когда в тайге начинал цвести багульник, его пряный, терпкий аромат заглушал даже запах машинного масла и горящей солярки.
Из тайги пахло не только багульником, но и разогретой сосновой смолой, хвоей и прелью. Из тайги то и дело слышались пронзительные гортанные крики кедровки, уханье совы или частое «ку-ку».
Из тайги прилетали разноцветные бабочки, шмели и стрекозы. Приползали страшные рогатые жуки, которых Женя очень боялся. И даже змеи.
И всё равно тайга звала, манила мальчика. Бурундучьим посвистом и беличьим хрустом, шорохом трав, запахом поспевающих ягод.
Мама не раз строго-настрого запрещала Жене ходить в тайгу одному.
— Я буду тут. Я рядышком, — просительно говорил Женя и какое-то время действительно бродил вдоль опушки, на виду у всех.
Но вот он начинал погоню за бабочкой. Или видел необыкновенный цветок, бежал к нему и…
Женя наверняка давно бы заплутался в тайге, если бы не гул работающей буровой. По шуму буровой мальчик всегда находил обратную дорогу.
Гул буровой отпугивал зверей, и мальчику не грозила встреча ни с медведем, ни с рысью, ни с волком.
В это утро Женя не успел отойти далеко от буровой, как послышался треск сучьев.
Из чащи выскочил маленький жёлтый лосёнок. Крутнулся на месте и упал. Хотел подняться и не смог. Лишь тяжело поводил боками и натужно, хрипло дышал.
Подбежал Женя к лосёнку. Погладил лосёнка по голове, обтёр его мокрые бархатные губы. Тихо и участливо спросил:
— Ты кто?
Лосёнок рванулся, попытался встать, но опять не смог.
— Ты ушибся, да? Тебя напугали?.. — спрашивал Женя полуживого от страха лосёнка.
И вдруг закричал:
— Мама! Ма-а-а-ма!
Прибежала мама, прибежали рабочие. Обступили найдёныша.
Так появился на буровой лосёнок. Женя назвал лосёнка Рыжиком. И очень скоро Рыжик стал всеобщим любимцем и баловнем.
От бетонки — бетонной автомобильной дороги — до буровой Лёвина было всего десять километров. Но десять километров не посуху, а по топким болотам. Чтобы проехать по болоту, и построили эту лежнёвку.
Лежневку строят из брёвен. Кладут, как шпалы на железнодорожных путях, рядышком: к бревну — бревно, к бревну — бревно. Потом присыпают сверху песочком — и лежнёвка готова. Лежнёвка — ненадёжная, недолговечная дорога. Но всё-таки дорога…
В конце июня зарядили дожди и лили непрестанно шесть дней. Когда дождь стих, оказалось, что болота, по которым проложена лежнёвка, стали похожи на озёра. А на буровой очень ждали трубы. Мастер Лёвин вышел встречать трубовозы.
— Не проехать, — сказали водители трубовозов.
— Не проехать, — грустно согласился Лёвин, — а завтра трубы у нас кончатся. И буровая встанет…
…Когда начинают скважину бурить, на конце самой первой бурильной трубы устанавливают долото — похожее на огромный кулак приспособление, которое ввинчивается в землю, пробиваясь к подземным нефтяным пластам. Как только первая труба с долотом на конце целиком уйдёт в землю, на неё навинчивают ещё одну такую же трубу. Уйдут обе в землю, к ним привинтят третью. И так на всю глубину скважины. И если вдруг у буровиков не окажется бурильных труб — бурить дальше нельзя.
— Попробуем, — сказали водители трубовозов.
— Попробуйте, ребята, — сказал мастер Лёвин.
И сам пошёл по лежневке, впереди машин, проверяя, надёжна ли бревенчатая дорога.
Тяжёлые, неуклюжие трубовозы шли по лежнёвке, как по жёрдочке над пропастью. Намокшие осклизлые брёвна проседали под колёсами, выскальзывали из-под них. Водители напряжённо караулили малейший крен великанов-машин.
Двести метров не дошли трубовозы до буровой.
Всего двести метров.
Перед радиатором остановившегося разгорячённого трубовоза пузырилась коричневая вода.
— Не пройти, — сказали водители.
— Не пройти, — согласился Лёвин.
Пятнадцать бурильщиков, слесарей, дизелистов понуро столпились вокруг своего бригадира — мастера Лёвина.
Что им было делать?
Останавливать буровую и ждать, может, неделю, а может, две недели, пока схлынет вода, придут дорожники, починят лежневку и по ней, наконец-то, подвезут бурильные трубы?
Или, кинув на плавающие, вертящиеся, скользкие брёвна мостки, попробовать перетаскать трубы на себе?
Каждая труба весит почти четыреста килограммов. Если нести трубу вчетвером, и то придётся по сто килограммов на одно плечо.
А перетаскать надо не десять — сто труб.
— Как, ребята? — спросил Лёвин рабочих. — Будем ждать? Или всё-таки рискнём?
Рабочие молчали.
— Я-а-асно-о, — понимающе протянул Лёвин. — Тогда что ж… Нас тут четверо коммунистов. Мы и пойдём. Так, товарищи?
— Так, — сказал Сабиров.
И встал рядом с Лёвиным.
