– Делия! Ты ли это? Что с тобой?
Молодая женщина узнала поэта и тихо спросила:
– Зачем ты здесь?
– Я пришел послушать Тертулиана. Но я не думал встретить тебя. Разве ты христианка?
– Христианка… – горько повторила Делия.
– Ты – христианка?!
– Не христианка, а потаскуха!
– Делия!
– Последняя из последних.
Не заботясь об упавшем покрывале, Делия побежала по тропинке к стене, в которой была дыра. Мы тоже поспешили за ней и вскоре очутились на улице. Было совсем темно. Увы, при нас не было ни раба, ни факела. Делия исчезла, и мы не знали, где же искать ее в этой кромешной тьме… Стараясь припомнить, с какой стороны нас привел Нестор, мы направились по темной улице. Видно было, что встреча с Делией взволновала друга, точно в нем с новой силой проснулось влечение к этой женщине.
Едва мы вышли на ту площадь, где чуть слышно звенела струйка фонтана в каменном водоеме, как снова увидели в темноте Делию. Танцовщица сложила ладони в горсть, подставляла их под струю воды и смывала с лица румяна.
Вергилиан всплеснул руками:
– Вот печальное зрелище! Делия безжалостно уничтожает свою красоту!
Она ничего не ответила, даже не посмотрела на нас.
– Делия, – коснулся ее плеча Вергилиан, – что с тобой? Разве мы не друзья? Скажи мне!
Но она молчала.
– За что ты сердишься на меня, Делия?
– Ты никогда не поймешь этого.
– Чего?
– Того чувства, когда человек презирает себя.
– Уверяю тебя, что это как раз то, что я довольно часто испытываю. И для этого не нужно быть христианином.
– Нет. Вы, эллины, слишком возгордились своим умом.
– Уверяю тебя, Делия, что эллины испытывают также страдания и душевные муки.
В темноте послышались крики ночной ссоры и площадная брань.
– Пойдем, Делия, здесь небезопасно в такой час.
На лице танцовщицы появилось отчаяние.
– Куда же мне идти теперь?
– Надо выйти к садам Мецената. Оттуда недалеко до твоего дома.
– Мне все равно.
Мы пошли в сторону садов.
Очевидно вспомнив роспись на стене жилища, Вергилиан спросил:
– Скажи, Делия, как могла эта христианская рыба проглотить корабль с корабельщиками, мачтой и всем грузом?
Но Делия или ничего не знала об этом примечательном событии, или ей было сегодня не до шуток. Она ничего не ответила.
На одном из перекрестков я оставил своих спутников, и Делия грустно улыбнулась мне.
Вскоре я снова увидел Делию и по тому, как держал себя с нею Вергилиан, понял, что танцовщица уже стала его возлюбленной. Теперь мы с ним встречались значительно реже, но однажды провели вместе весь день в цирке.
Мой друг давно охладел к цирковым зрелищам и равнодушно внимал спорам о достоинствах того или иного возницы. Но он решил, что мне, молодому человеку, интересно будет посмотреть, как Акретон проявляет свое искусство на ипподроме, и вот мы отправились вдвоем на ристания.
Пробираясь к входным воротам, я слышал, как какой-то человек горестно вздыхал:
– Какая жалость, что я не могу попасть на состязания! Ведь сегодня в первом заезде – Акретон…
– А какая лошадь у него на этот раз левой пристяжной? – спрашивал собеседник.
– Гирпина, любезный! Божественная Гирпина!
Мне уже объяснили, что от левой пристяжной, которая в первую очередь огибает при повороте так называемую мету – край делившего цирк на две половины возвышения со статуями, обелисками и всякими мемориальными украшениями в честь возниц, – зависит исход бегов.
Болезненного вида человек, тот самый, что не попал в цирк, продолжал жаловаться на судьбу:
– У меня всегда так. Ни в чем нет удачи. Открыл рыбную лавчонку – разорился. Занялся продажей идолов – тоже потерпел убытки. Вот и теперь. Не опоздай я поздравить патрона с днем рождения, и была бы у меня тессера.
Тессерой называется в Риме оловянный кружок, дающий право на вход в цирк или на получение продовольствия во время бесплатных раздач хлеба населению.
Но цирк шумел, как огромный каменный улей, весь в розоватом свете чудовищного по величине, напоминающего о закатном небе пурпурового навеса. Он спасал сидевших на мраморных скамьях зрителей от немилосердного весеннего солнца. Мне показалось, что даже монументальные камни дрожат и сотрясаются от рукоплесканий и криков, когда двухсоттысячная толпа стала приветствовать торжественное прохождение колесниц на арене перед началом состязаний.
Внизу, где был расположен так называемый подий – места для почетных зрителей, сидели сенаторы и какие-то чужестранцы в усыпанных драгоценными камнями, ярких одеждах. Стало уже известно, что в цирке присутствует и Соэмида, сирийская красавица, удостоившая Рим своим посещением. Все, в особенности женщины, завистливые к чужой красоте, с любопытством искали в толпе прославленную блудницу.
Мы с Вергилианом не без труда протолкались на свои места, расположенные сразу же над подием. Отсюда было прекрасно видно все, что происходит на арене. Только что началось шествие колесниц. Возницы в голубых и зеленых коротких туниках, стоя в легких, но прочных двухколесных тележках, одной рукой натягивали ременные вожжи, а другой посылали толпам воздушные поцелуи. В эти минуты они чувствовали себя в центре внимания всего мира. С верхних ярусов женщины бросали им цветы, покорно падавшие к ногам лошадей, на песок арены. На самом верху, где уже было близко небо, суетились корабельщики императорского флота, на обязанности которых лежало натягивать пурпуровый навес, дававший спасительную тень и прохладу.
Цирк потрясали крики:
– Акретон! Гирпина!
Оглядывая с надменной улыбкой это множество обезумевших людей, Акретон, краса цирковых состязаний, небрежно махал голубым платком над головой. Он был пресыщен победами, любовью красивых женщин, славой, богатством. Четверка вороных испанских коней с белыми отметинами на лбу и розовыми ноздрями промчалась по арене, повинуясь едва заметному движению его пальцев, державших вожжи…
Я нашел среди сенаторских бород нежное лицо Соэмиды. Она смотрела с таинственной улыбкой на возницу, и никто не знал, какие мысли возникают за ее высоким лбом, отягощенным прической из сложенных в виде короны черных кос, украшенных жемчугами.
Я рукоплескал вместе со всеми, но, как это ни странно, цирковое шествие оставляло меня в глубине души холодным. Может быть, потому, что судьба назначила мне жить в мире книг, где царит вечная тишина.
Вдруг Вергилиан встал и показал пальцем на подий:
– Смотри – там сидит сенатор Дион Кассий, привезший сообщение о победах императора. А рядом с ним… Знаешь, кто рядом с ним?
– Кто?
– Отгадай!
– Откуда мне знать! Я ничего не вижу за головами людей!
– Трибун Корнелин. Твой обидчик…
Я приподнялся, чтобы лучше видеть. Действительно, трибун с Дионом Кассием находились на почетных
