И два существованьяВечно разделеныЭтажами дыханья,Высотою стены.И как сладостный отдых,Нам даны под лунойСиллабический воздух,Строф тонических строй.Но едва в наше времяСлышен лепет небес,Бесполезное бремяДля умов и телес.Эта сладость истлеетУгольками в золе,Завтра ветер развеетЛистики по земле.Так колонному строюПыль руин суждена,Так великой мечтоюКараван после снаОставляет снаружи(Легкий призрачный гость)Только мусор, верблюжийЛишь помет, пепла горсть…В декабре иль в апрелеМы родились, вопя,Ты — под сенью Растрелли,В сельском домике — я,Все равно, дернуть нитку —Мы рукой шевельнем,Снимем шляпу с улыбкойИли яду глотнем.Мы, как марионетки,Ходим и говорим,Мы трепещем, как ветки,Исчезаем, как дым,В голубой мышеловкеВдруг захлопнет всех насЛапкой бархатной ловкой,Страшным золотом глаз.И кончая писанье,Автор знает и сам,Что все ближе дыханьеК смерти и к небесам.></emphasis>Слышен шепот суфлера —Райских раковин шум.Палочка дирижераПоднимает самум,И колеблются тканиТеатральных небес,Нарисованных зданийИ бесплодных древес.И смычки, как пшеница,В душном климате зал.Нотный ветер страницыШумно перелистал,Мы над пультом рукамиМесим воздух густой,Требуем с кулакамиМузыки неземной,В черной зале вселенной,В полотняной странеМир прекрасный, но бренныйРушится, как во сне.<Париж. 18–21 ноября> 1929