– Я был бы вам признателен за понимание, которого не хватило мне десять лет назад. Я бы предпочел, чтобы вы не задавали мне никаких вопросов. Но я хочу тем не менее поужинать с вами. И с вашим мужем тоже, разумеется.
Она выдержала его взгляд, с любопытством глядя на него. На ее губах заиграла мягкая улыбка: она приняла решение.
– Спейн – фамилия моего бывшего мужа. Холкрофт – моя девичья фамилия. Джейн Холкрофт. Я поужинаю с вами.
Их разговор прервал швейцар «Савоя»:
– Синьор Фонтини-Кристи, ваш лимузин у дверей.
– Спасибо, – ответил он, не сводя глаз с Джейн Холкрофт. – Я сейчас выйду.
– Слушаюсь, сэр. – Швейцар поклонился и ушел.
– Можно мне заехать за вами? Или послать за вами машину?
– Сейчас надо экономить бензин. Я сама доберусь сюда. В восемь?
– В восемь. Arrivederci.[7]
– До встречи.
Он шел по длинному коридору Адмиралтейства в сопровождении флотского капитана Нейланда, который встретил его внизу у входа. Нейланд был человек средних лет, военный до мозга костей, невероятно довольный собой. А может быть, он просто недолюбливал итальянцев. Несмотря на то что Витторио свободно говорил по-английски, Нейланд отвечал простейшими фразами, повышая голос, словно обращался к умственно отсталому ребенку. Фонтини-Кристи был уверен, что Нейланд не вслушивается в то, что ему рассказывают; человек не может слышать о преследовании, смерти, побеге и ограничиваться банальностями вроде: «Да что вы говорите?», «Неужели?», «В Генуэзской бухте в декабре, должно быть, штормит?».
Пока они шли, Витторио мысленно сравнивал свое раздражение на Нейланда с благодарностью старому Норкроссу с Сэвил-роу. Капитан Нейланд его разочаровал, зато Норкросс выказал чудеса сноровки. Старый портной одел его с головы до ног в считаные часы.
Мелочи, сосредоточиться на повседневных мелочах…
Но главное – сохранять сдержанность на грани ледяного равнодушия, встречаясь с кем угодно из Пятого управления разведки. Сколько еще предстоит узнать, понять! Столь многое вне его разумения. Холодно пересказывая события кошмарной ночи в Кампо-ди-Фьори, нельзя позволить страданию ослепить себя: рассказывать нужно сдержанно, недоговаривая.
– Сюда, старина, – сказал Нейланд, указывая на массивную резную дверь, которая уместнее смотрелась бы в старинном аристократическом клубе, нежели в военном ведомстве. Капитан толкнул тяжелую дверь с медной ручкой, и Витторио вошел.
Ничто в громадной комнате не противоречило впечатлению о богато обставленном клубе. Два гигантских окна выходили во внутренний двор. Все здесь было массивным и пышным: портьеры, мебель, лампы и даже трое мужчин за огромным красного дерева столом посреди комнаты. Двое были в мундирах – погоны и орденские планки свидетельствовали об их принадлежности к высшим чинам, неизвестным Фонтини-Кристи. Во внешности человека в штатском было нечто лукаво-дипломатическое. Впечатление довершали нафабренные усы. Такие люди появлялись в Кампо-ди-Фьори. Они говорили тихо и веско, как правило, двусмысленно; они любили неопределенность. Человек в штатском восседал во главе стола, офицеры сидели по обе стороны от него. У стола стоял один свободный стул – явно для него.
– Джентльмены, – сказал капитан Нейланд таким тоном, словно объявлял прибытие депутации послов в королевский дворец. – Синьор Савароне Фонтини-Кристи из Милана.
Витторио с удивлением воззрился на самодовольного британца: тот, видимо, не услышал ни слова из его рассказа.
Все трое как по команде встали. Заговорил штатский:
– Позвольте представиться, сэр. Я – Энтони Бревурт. В течение ряда лет был послом его величества при дворе греческого короля Георга Второго в Афинах. Слева от меня вице-адмирал Королевского военно- морского флота Хэкет, справа – бригадный генерал Тиг, из военной разведки.
Они обменялись официальными поклонами, после чего Тиг сразу разрядил обстановку, выйдя из-за стола и протянув руку Витторио.
– Рад видеть вас, Фонтини-Кристи. Мне передали предварительный рапорт. Вам многое пришлось пережить.
– Благодарю вас, – сказал Витторио, пожимая руку генералу.
– Прошу вас, садитесь, – сказал Бревурт, указывая на приготовленный для Витторио стул и возвращаясь за стол. Остальные тоже сели – Хэкет церемонно, даже помпезно, Тиг вполне непринужденно. Генерал достал из портфеля портсигар и протянул его Фонтини-Кристи.
– Нет, благодарю вас, – сказал Витторио. Приняв предложение закурить в обществе этих людей, он дал бы им понять, что расположен к неофициальной беседе, чего ему совсем не хотелось. Урок, преподанный ему некогда Савароне.
Бревурт продолжал:
– Полагаю, мы можем сразу перейти к делу. Я уверен, вам известны причины нашего беспокойства. Греческий груз.
Витторио посмотрел на посла, потом перевел взгляд на обоих офицеров. Они смотрели на него, явно ожидая что-то услышать.
– Греческий? Я не знаю ни о каком греческом грузе, зато я знаю, как велика моя благодарность. У меня просто нет слов, чтобы выразить вам свою признательность. Вы спасли мне жизнь – ради этого погибли люди. Что еще могу сказать?
– Думаю, – сказал Бревурт медленно, – мы могли бы услышать от вас нечто о необычайном грузе, доставленном семейству Фонтини-Кристи монахами Ксенопского братства.
– Прошу прощения? – изумился Витторио. Он совершенно не понимал, о чем его спрашивают. Произошла нелепейшая ошибка.
– Я говорил вам. Я был послом его величества в Афинах. Во время моего пребывания там мы установили разнообразные связи по всей стране, в том числе и в религиозных кругах. Ибо, несмотря на все потрясения, церковная иерархия остается в Греции влиятельной силой.
– Не сомневаюсь в этом, – сказал Витторио. – Но я не могу понять, какое отношение это имеет ко мне.
Тиг подался вперед; сквозь сигаретный дым, окутавший его лицо, он устремил пронзительный взгляд на Витторио.
– Прошу вас. Мы, как вы знаете, сделали все от нас зависящее. Как вы сами изволили заметить – и, полагаю, справедливо, – мы спасли вам жизнь. Мы послали своих лучших людей, мы оплатили услуги тысяч корсиканцев, мы пустились на рискованные маневры с подводной лодкой – которых у нас не хватает – в штормовом море, в опасной зоне и активизировали секретный, практически еще не апробированный воздушный коридор. Только чтобы спасти вас. – Тиг замолчал, вытащил сигарету изо рта и чуть улыбнулся. – Любая человеческая жизнь священна, разумеется, но есть пределы расходов, необходимых для ее продления.
– Что касается флота, – сказал Хэкет со сдержанным раздражением, – мы слепо повиновались приказам, располагая лишь самыми скудными сведениями, пойдя навстречу наиболее авторитетным членам правительства. Мы подвергли риску жизненно важную агентурную цепь – это решение могло повлечь за собой множество жертв в самое ближайшее время. Мы понесли существенные расходы! И, если угодно, еще предстоит выяснить, во что нам обошлась эта операция.
– Эти джентльмены – члены правительства – действовали согласно моим самым настоятельным просьбам, – сказал посол Энтони Бревурт, и каждое его слово было точно выверено. – Я не сомневался, что, какова бы ни была цена, нам необходимо вывезти вас из Италии. Говоря совершенно откровенно, синьор Фонтини-Кристи, дело не в вашей жизни как таковой. Дело в информации, касающейся Константинопольской патриархии, которой вы владеете. А теперь, будьте любезны, укажите нам местонахождение груза. Где ларец?
Витторио выдержал взгляд Бревурта, пока у него не зарябило в глазах. Никто не проронил ни слова;
