осталось только существенное. Кому хочется слушать безобидные любезности?
– А вы уверены в их безобидности?
– Дорогой мой Дру, вы можете прослушать оригинал, когда захотите, у него цифровая маркировка.
– Извините, продолжайте.
– Мадам Кортленд только что приехала в «Седло и сапоги» на Елисейских Полях.
Пошла запись:
«Мне нужно поговорить с Андрэ из парка де-Жуа. Это срочно, ситуация чрезвычайная». – «Кто его спрашивает?» – «Тот, кто знает код Андрэ и кого вчера возили в луна-парк на вашей машине». – «Мне говорили. Не кладите трубку, я сейчас отвечу».
Молчание, затем снова:
«Вам надо быть в Лувре сегодня в час дня. На втором этаже в галерее Древнего Египта. Вы узнаете друг друга, и он покажет, куда идти. Если вас случайно прервут, его зовут Луи, граф Страсбургский. Вы старые знакомые, понятно?» – «Да». – «До свидания».
– Следующая запись – разговор между управляющим магазином и Андрэ из парка де-Жуа, – сказал Моро. – Фактически, он и есть граф Страсбургский.
– Настоящий граф? – спросил Лэтем.
– Поскольку их так много, скажем, он более настоящий, чем большинство. Это довольно искусная «крыша» и вполне подлинная. Он потомок старого известного эльзасского рода, для которого после войны начались тяжелые времена – семья распалась.
– Из графа в хозяина балагана? – продолжил Дру. – Это понижение. А почему семья распалась?
– В Германии Эльзасский район известен как Эльзас-Лотарингия. Одна сторона сражалась за Германию, другая за Францию.
– И этот Луи, граф Страсбургский, был за нацистов, – сказал, кивая, Лэтем.
– Вовсе нет, – возразил Моро, глаза его хитро блеснули. – Это-то и делает его «крышу» столь искусной. Он был еще ребенком, но его «половина» храбро сражалась за Францию. К сожалению, немецкая сторона все состояние перевела в швейцарские и североамериканские банки и оставила более благородных родственников почти без гроша.
– И он тем не менее работает на неонацистов? – прервала его Карин. – Он
– Явно.
– Что-то не пойму, – сказал Дру. – Зачем ему это?
– На него повлияли, – ответила де Фрис, глядя на Моро. – Его подкупила та часть семьи, у которой деньги.
– Чтобы управлять пятиразрядным, отвратительным, омерзительным луна-парком?
– Ему, возможно, обещают гораздо больше, – добавил глава Второго бюро. – В парке де-Жуа он один, а в парижских салонах – совсем другой.
– А мне кажется, над ним посмеялись бы, – сказал Лэтем, – и близко б не подпустили к этим салонам.
– Из-за того, что управляет балаганом?
– Ну да.
– Совершенно неверно, mon ami. Мы, французы, восхищаемся практичностью, особенно унизительной практичностью низвергнутых богатых, которые находят способы восстановить свои капиталы. У вас в Америке то же самое делают, даже более открыто. Предприниматель-мультимиллионер теряет компании, отели или свои предприятия – теряет все. Потом восстанавливает свое состояние, и вы делаете из него героя. Не такие уж мы разные, Дру. Верховный владыка становится гонимым неудачником, а затем прикладывает усилия и возвращается на трон. И мы ему аплодируем, не задумываясь об этике его поведения. А вот что граф надеется получить от нацистов – кто его знает?
– Послушаем пленку.
– Можно, конечно, но она лишь подтверждает приказ графа Страсбургского мадам Кортленд прийти в Лувр в час дня.
Вашингтон, округ Колумбия. Было всего пять часов утра, а Уэсли Соренсон спать уже не мог. Осторожно и медленно он слез с кровати, стараясь не разбудить спящую рядом жену, и тихо прошел через спальню к туалетной комнате.
– Что ты делаешь, Уэс? – сонным голосом спросила жена. – Ты был в ванной всего полчаса назад.
– Ты слышала?
– В чем дело? У тебя что-то со здоровьем, а мне не говоришь?
– Не со здоровьем.
– Тогда мне и спрашивать не надо, правильно?
– Что-то не так, Кейт, что-то, чего я никак не пойму.
– В это трудно поверить.
– Почему? Я всю жизнь ищу недостающие звенья цепи.
– Ты их собираешься искать в темноте, дорогой?
– В Париже давно утро и совсем не темно. Спи.
– Хорошо. Так и тебе будет спокойней.
Соренсон опустил лицо в умывальник с холодной водой – привычка после возвращения с операции, – надел халат и спустился на кухню. Нажал на кнопку автоматической кофеварки, запрограммированной домработницей после вчерашнего ужина, подождал, пока кофе набралось с чашку, налил себе и прошел в кабинет за гостиной. Сел за свой стол длиной в два с половиной метра, отпил кофе и полез в нижний ящик за своими «абсолютно запретными» сигаретами – тоже привычка после возвращения с операции. С удовольствием затянувшись, он взял телефонную трубку с искусно сделанной консоли, проверил, не прослушивается ли линия, и набрал частный номер Моро в Париже.
– Это Уэс, Клод, – сказал Соренсон, услышав в трубке отрывистое «Oui?».
– Сплошные американцы с утра. Ваш сварливый Дру Лэтем только что уехал от меня с очаровательной, хотя и загадочной Карин де Фрис.
– В чем же загадка?
– Пока не уверен, узнаю – скажу. У нас, однако, наметился прогресс. Ваша невероятная находка, Жанин Клуниц, приближает нас к цели. Наш зонненкинд ведет себя предсказуемо в своей сфере непредсказуемости.
Моро описал утренние события в Париже, относящиеся к жене посла.
– Она сегодня днем должна встретиться со Страсбургом в Лувре. Мы, естественно, будем за ними следить.
– У эльзасских Страсбургов та еще история, если мне не изменяет память.
– Правильно, а граф пошел еще дальше.
– Эльзас-Лотарингия? – спросил директор отдела консульских операций.
– Нет, это вдобавок ко всему, но мы займемся этим потом, друг мой. Посол… его программа в силе?
– Программа-то в силе, хорошо бы, чтобы он сдержался и не задушил эту суку.
– У нас здесь все для него готово, уверяю вас… Ну а у вас как? Что происходит у вас за океаном?
– Нечто невообразимое. Помните тех двух нацистов-киллеров… как их там называют?
– Вы, наверно, говорите о тех, кого Витковски отправил на военно-воздушную базу «Эндрюс»?
– О тех самых. Из них такое дерьмо полезло, что, если открыть шлюзы, администрации президента придет конец.
– Что вы такое говорите?
– Это
– Просто возмутительно! И где же эти так называемые доказательства?
– Напрашивается вывод, что они могут поднять трубку, позвонить в Берлин, и документы пришлют немедленно, возможно факсом.
– Это же блеф, Уэс, вы-то знаете.
