обманешь.
– Вы там никогда не были, так откуда все знаете? – поинтересовался Дру.
– Потому что две лестницы наверх и коридоры постоянно охраняются. Но даже часовым нужен отдых, мсье, а некоторые из них очень привлекательные.
– Ax, oui, – сообразила молодая мини-юбка. – Белокурый Эрих просит меня его развлечь всегда, когда я свободна, я так и делаю.
– Какая несправедливость, – пробормотал Диец.
– Кто этот фараон на верхнем этаже? – расспрашивал Лэтем.
– Это не секрет, – ответила Элиз. – Какой-то старик, очень дряхлый, которого все боготворят. С ним никому нельзя разговаривать, кроме его помощников в темных костюмах, но каждое утро его спускают на лифте, на лице у него, кстати, плотная вуаль, и везут на «тропу медитации», как они выражаются, за бассейном. Открывают ворота, и он всех отпускает, приказывает уйти. Потом встает с кресла, держится прямо, несмотря на возраст, и буквально марширует к месту, которое никто из нас не видел. Говорят, он называет его своим «орлиным гнездом», где он может размышлять и принимать мудрые решения за утренним кофе с бренди.
– Монлюк, – сказал Дру. – Боже, он еще жив!
– Кто б он ни был, это сокровище, которому они продлевают жизнь.
– Сокровище ли? – спросил Витковски. – Или на самом деле подставное лицо, которым можно манипулировать в своих целях?
– Я не могу делать предположения, чтоб ответить вам, – заявила образованная дорогая девушка по вызову, – но сомневаюсь, чтоб им кто-то манипулировал. Точно так же, как прислуга боится его помощников, они сами, похоже, в ужасе от его гнева. Он постоянно их ругает, а когда грозится уволить, они буквально ежатся от страха.
– А не могут они просто играть роль? – Лэтем внимательно вгляделся в лицо проститутки в тусклом голубом свете.
– Игру мы бы почувствовали, ведь нам постоянно самим приходится играть. Обманщикам редко удается обмануть других обманщиков.
– А вы обманщицы?
– Гораздо более искусные, чем вы думаете, мсье.
– И все равно, должны быть разговоры. Такое поведение не проходит незамеченным.
– Слухи есть. Самый упорный – что старик управляет огромными средствами, неисчислимыми средствами, которые только он может распределять. Еще говорят, что под одеждой у него электронные устройства, постоянно обследующие его, а сигналы от них поступают на медицинское оборудование на четвертом этаже и оттуда в неизвестные места в Европе.
– В его возрасте это понятно. Ему, наверно, за девяносто.
– Говорят, больше ста.
– И все еще сохранил силы?
– Если он играет в шахматы, мсье, я против него много бы не поставил.
– Реле, хлопчик, – вмешался полковник. – Если они запрограммированы на ретрансляцию, их не уничтожишь и не узнаешь, где эти неизвестные места.
– Они хотя бы приведут нас к денежным источникам, пунктам перевода. Поэтому его и обследуют, куда б он ни пошел. Упадет замертво, и сейфы захлопнутся, пока не поступят новые распоряжения.
– И если мы выясним эти пункты, тогда узнаем, откуда идут эти распоряжения, – добавил Витковски. – Нам обязательно надо добраться до верха!
Дру повернулся к уравновешенной, но все еще перепуганной Элиз:
– Если соврали, то проведете остаток жизни в камере.
– Зачем мне врать в такую минуту, мсье? Вы ясно дали понять, что я все равно буду просить о свободе.
– Не знаю. Вы умны и, может быть, рассчитали, что мы погибнем, пытаясь добраться дотуда, а вы вернетесь к положению хорошо оплачиваемых шлюх, которым ни черта не известно. Это могло бы сработать.
– Тогда она умрет, mon superieur, – сказал Второй. – Я привяжу ее к воротам в стене с plastique между ногами, который взорвется от моего электронного controlе.[182]
– Господи, я и не знал, что у вас такое есть!
– Я кое-что добавил, хлопчик.
– Предлагаю вам лучшее решение, – сказала проститутка, протянув руку и взяв за плечо свою юную подругу. – Предлагаю вам нас обеих.
– Et moi? – запищала мини-юбка. – Что ты говоришь, Элиз?
– Успокойся, ma petite.[183] Вы хотите попасть в «Орлиное гнездо», n’est-ce pas? Я полагаю, с нами вам будет легче, чем без нас.
– Как это? – спросил Лэтем.
– Мы знакомы – понимайте как хотите – со многими из обслуги и большинством охранников. Мы можем провести вас через кухню и в le grand foyer,[184] где основная лестница. А на черную лестницу, как видно на плане, попасть можно через меньшие залы справа. Мы можем сделать и нечто еще более важное. Вам понадобится один из помощников старика, чтоб попасть на верхний этаж, – если, конечно, вы доберетесь до него. Их пятеро, все вооружены, и их комнаты тоже на четвертом этаже, но один из них всегда дежурит. Он сидит в библиотеке, в передней части замка, где с ним может связаться patron или кто-то из персонала. Я покажу вам дверь.
– А мы как? – спросил Первый. – Как вы объясните
– Я это продумала. Охранных мер здесь много, они самые разные. Постоянно приезжают всякие инженеры, чтоб проверить оборудование. Я скажу, что вы часовые снаружи, которых послали проверить местность за стеной. Ваша одежда поможет обмануть.
– Sehr gut,[185] – сказал Диец.
– Вы говорите по-немецки?
– Einigermassen.[186]
– Тогда сами скажете тому, кто спросит, это будет авторитетней.
– Я одет не так, как они.
– Как раз так – в той одежде, что вы сняли с часовых.
– Жан-Пьер Виллье!.. – воскликнул Дру, как будто его вдруг осенило. – «Одежда – это хамелеон» или что-то в этом роде.
– О чем ты, хлопчик?
– Мы неправильно действуем… Раздевайтесь, капитан, до трусов.
Через четыре минуты Лэтем и Диец, уже без камуфляжной формы, надели на себя теперь гораздо лучше сидевшую на них военную форму неонацистских охранников. Черная материя скрадывала пятна крови и единственный разрез на спине спецназовца, а в плетеных ремнях отлично поместились и ножи, и гарроты, и небольшие «беретты».
– Заправьте рубашки, и особенно тщательно сзади, – приказал полковник, – так вид построже.
– Heil Hitler, – сказал Диец, с одобрением оглядывая себя в тусклом свете кабинки.
– Вы хотите сказать Heil Jager, – поправил его Дру, тоже довольный своим внешним видом.
– Все, что вы говорите, это «Halsweh», K.O.
– Помните, французы, я – ваш командир, – сказал Витковски. – Будут задавать вопросы – отвечаю я.
– Tres bien, mon colonel,[187] – согласился Второй.
– Готовы, ребята? – спросил Диец, беря два полуавтомата и протягивая один Лэтему.
– Куда уж больше.
Дру повернулся к женщинам, которые поднялись с матерчатых стульев. Юная Адриен дрожала от страха, а старшая, Элиз, была бледна и выглядела безропотной.
– Я не выношу суждений, лишь делаю практические наблюдения, – продолжил Лэтем. – Вы боитесь, и я тоже, ведь то, что делают эти двое молодых ребят, я обычно не делаю – меня вынудили. Поверьте, кому-то