– Тогда я, конечно, должен повиноваться, герр доктор. Встречаемся на платформе без десяти два. Без опозданий, ясно?
Не кладя трубки, Моро нажал на разъединяющую кнопку и набрал номер подчиненного, на которого полностью полагался.
– Жак, – спокойно произнес он, – у нас чрезвычайно важная встреча в два часа – только вы и я. Увидимся внизу в половине второго, и я введу вас в курс дела. Кстати, прихватите свой пистолет-автомат, но вложите в обойму холостые патроны.
– Какое странное указание, Клод!
– И встреча странная, – сказал Моро.
Дру посмотрел на себя в зеркало, и глаза его расширились от удивления.
– О господи, я же похож на диснеевское чудовище! – возмущенно воскликнул он.
– Не совсем. – Карин отняла у него зеркало. – Вы просто к себе такому не привыкли, только и всего.
– Бред! В таком виде остается только возглавить шествие голубых.
– А это вас смущает?
– Вовсе нет, у меня среди них полно друзей, но сам-то я не такой.
– Эта краска легко смывается под душем, так что не скулите. Теперь наденьте форму, я сделаю несколько фотографий для полковника Витковски, а потом подгоню вам брюки.
– Во что этот сукин сын меня
– В авантюру по спасению вашей жизни – к этому вы готовы?
– У вас всегда такая железная логика?
– Логика и логически немыслимое спасало жизнь Фредди столько раз, что всего не перечислишь. Ну, надевайте же форму!
Минуты через две Лэтем был в форме полковника армии Соединенных Штатов.
– А вам это идет, – заметила Карин, окидывая его взглядом, – особенно когда стоите навытяжку.
– В этом пиджаке – извините, мундире – иначе нельзя стоять. Он до того узкий, что приходится выгибать спину, иначе не вздохнешь. Из меня вышел бы паршивый солдат. Я предпочел бы маскировочный костюм.
– По правилам это не положено.
– Вот поэтому я и был бы паршивым солдатом.
– На самом деле вы были бы отличным военным – только не солдатом, а генералом.
– Едва ли это могло бы случиться.
– Жаль. – Карин указала на переднюю. – Идите сюда. Я все приготовила. Вот ваши очки. – Она протянула ему очки в толстой черепаховой оправе.
– Все? И очки? – Дру окинул взглядом небольшую переднюю. На штативе стояла камера, смотрящая на пустую белую стену. – Вы, оказывается, еще и фотограф?
– Нет! Просто Фредди часто нужны были фотографии для новых паспортов. Он показал мне, как этим пользоваться. Наденьте очки и станьте у стенки. Снимите кепи – я хочу, чтобы ваши светлые волосы были видны во всем их великолепии.
Через две-три минуты у Карин было уже пятнадцать маленьких фотографий светловолосого полковника в очках, надутого и мрачного, как всегда на таких фотографиях.
– Отлично! – воскликнула Карин.
– Знаете, леди, вы меня просто ошеломляете, – сказал Дру, вручая ей армейское обмундирование. – Вы что, принадлежите к сугубо засекреченному женскому персоналу, который работает за кадром?
– Скажем, мсье Лэтем, такой я была.
– Да, вы не впервые говорите об этом.
– Примите это как факт, Дру. А кроме того, это вас не касается.
– Вы правы, но, обнаруживая ваши таланты, я каждый раз начинаю недоумевать – с кем имею дело. Я знаю о Фредди, работе в НАТО, о Гарри и о том, как хитроумно вы добились перевода в Париж, но меня не покидает ощущение, что вами движет что-то еще!
– У вас просто богатое воображение: вы живете в мире вероятного и невероятного, возможного и невозможного и не можете отличить реальность от вымысла. Я рассказала вам все, что вы должны обо мне знать, – разве этого мало?
– Пока придется удовлетвориться этим, – сказал Лэтем, пристально глядя на нее. – Но интуиция подсказывает мне, что вы о чем-то умалчиваете… Почему вы редко смеетесь? Улыбка вам очень к лицу.
– А разве у нас много поводов для смеха?
– Но вы же знаете, о чем я. Смех снимает напряжение, как однажды сказал мне Гарри, а мы с вами верили ему. Если мы случайно встретимся через несколько лет, то, наверное, посмеемся, вспомнив приключение в Булонском лесу. Там были забавные моменты.
– Человек погиб, Дру. Плох он был или хорош, но я убила его, оборвала жизнь молодого человека. Я никогда раньше не убивала.
– Если бы вы не убили его, он убил бы меня.
– Я это постоянно себе твержу. Но почему люди должны убивать? В этом состояла жизнь Фредди, но не
– Это и не должно быть вашей жизнью. Но логический ответ на ваш вопрос – раз уж вы упомянули о логике – таков: если мы не станем убивать, когда это необходимо, и не остановим нео, убийств будет неоспоримо больше. Черт побери, для начала их будет шесть миллионов. Вчера это были евреи, цыгане и прочие «нежелательные элементы». Завтра в моей стране ими могут стать республиканцы и демократы, которым не по нутру болтовня нацистов. Не заблуждайтесь, Карин: стоит нео обосноваться в Европе, и весь это взбаламученный мир рухнет как карточный домик. Ведь фашисты упрямо и настойчиво взывают к изуверам, мечтающим о возврате «добрых старых времен». Никаких бытовых преступлений, ибо даже зевак расстреливают на месте; казни следуют за казнями, поскольку отменены апелляции; упразднено судопроизводство – ведь в нем нет необходимости; невинных и виновных ждет одна участь. Против такого будущего мы и боремся.
– Думаете, я этого не знаю? А почему, по-вашему, я всю свою сознательную жизнь прожила так, а не иначе?
– Но, кроме достойнейшего Фредди, есть ведь и что-то еще, да?
– Не лезьте ко мне в душу и давайте закончим этот разговор.
– Охотно. Но, кажется, я вполне ясно выразил мои чувства к вам, и, отвечаете вы на них или нет, этот разговор может возникнуть вновь.
–
Лэтем подскочил к ней и опустился на колени у ее кресла.
– Простите меня, простите, я не хотел причинять вам боль. Я больше не буду.
– Верю, – сказала Карин, овладев собой, и взяла его лицо в ладони. – Вы хороший человек, Дру, но не задавайте мне вопросов: они причиняют мне страдания. Лучше любите меня, любите! Мне так нужен кто-то вроде вас.
– Хотел бы я, чтобы вместо «кто-то» вы сказали просто «ты».
– Ну так я говорю это. Люби меня, Дру Лэтем.
Дру бережно поднял ее с кресла, подхватил на руки и понес в спальню.
Остаток утра они провели, наслаждаясь друг другом. Карин слишком долго не знала мужчины и была ненасытна. Наконец она прошептала:
– Господи, неужели это была я?
– Ты смеешься, – проговорил Лэтем. – Боже, какой у тебя чудесный смех!
– До чего же
– А знаешь, возврата к прошлому нет, – сказал Дру. – Мы что-то обрели и стали другими. И дело не только в постели.
– Да, мой дорогой, но я не уверена, что это разумно.
– Почему?
– Потому что работа требует холодного рассудка, а во всем, что касается тебя, я едва ли смогу проявить
