Протокол «Сигма»

– Да, – спокойно ответила Анна, не отводя от него взгляда, и в это момент заметила, что в его глазах мелькнуло изумившее ее выражение: глубокое жгучее презрение. – У меня есть доказательства, непосредственно связывающие вас с этими убийствами.

Несколько секунд в комнате не раздавалось ни звука, кроме тиканья часов. Ленц с мрачным видом стиснул руки. Он походил на лютеранского священника.

– Агент Наварро, вы бросаете мне чудовищные обвинения. По вашим словам, я совершил ужасные вещи. Я выкроил время в своем чрезвычайно напряженном распорядке дня – время, которым я вовсе не могу свободно распоряжаться, – поскольку считал, что мы можем каким-то образом оказаться полезными друг другу. Возможно, кто-то из моих друзей попал в беду. Возможно, кому-то требуется моя помощь, или, наоборот, кто-то хочет помочь мне. Вместо этого вы приходите сюда для того, чтобы – я нисколько не сомневаюсь, что так оно и есть, – «прощупать почву». – Он поднялся с кресла. – Боюсь, что вам придется уйти.

«Не так быстро, ублюдок», – произнесла про себя Анна, чувствуя, как сильно и часто бьется ее сердце. Вслух же она сказала:

– Я еще не закончила, – и заметила, что твердость ее голоса изумила этого человека.

– Агент Наварро, я ведь совершенно не обязан разговаривать с вами. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, любой, кто посещает меня в качестве агента американской правоохранительной системы, может находиться здесь только как гость моей страны. Если вы желаете допросить меня в связи с тем, кем был мой отец, то вам следует получить разрешение австрийского правительства, не так ли? Вы это сделали?

– Нет, – призналась Анна, почувствовав, что на щеках у нее появился румянец. – Но позвольте мне сказать прямо…

– Нет, мадам, – возразил он, повысив голос. – Позвольте мне сказать прямо. Вы не сделали этого, потому что вы больше не находитесь на государственной службе своей страны. На самом деле это вы скрываетесь от правосудия. Давайте раскроем карты. В своем расследовании вы вышли за дозволенные законом границы. Мой секретарь сообщает мне о том, что американский агент настаивает на встрече со мной. По моей просьбе она делает несколько запросов по телефону, чтобы установить вашу личность. – Он не отрывал взгляда от ее лица. – Она выясняет, что вы находитесь в международном розыске. Но в таком случае вы не можете не понимать, что должны соблюдать определенные меры предосторожности. И все же вы, несмотря ни на что, пришли, чтобы встретиться со мной. Это еще больше разожгло мое любопытство.

– Случай, который немного развеет унылую скуку ваших будней, – заметила Анна.

– Поставьте себя на мое место, мисс Наварро. Некий проходимец – бывший правительственный агент США – проявляет ко мне странный повышенный интерес – такое случается не каждый день. Естественно, я задаю себе вопрос: не могло ли вам подвернуться нечто или некто, представляющее опасность для меня? А вдруг вы, выйдя за отведенные вам рамки, решили сообщить мне о какой-то злонамеренной интриге, начатой американскими разведывательными службами? Я знаю, что благодаря проведенному нами расследованию операции «Скрепка для бумаг» заработал немало врагов в определенных американских кругах. Вдруг вы прибыли, чтобы предупредить меня о том, что и впрямь возникла какая-то серьезная опасность? Воображение кипит. Возникают всякие страхи. Так неужели я мог устоять и не встретиться с вами? Вы отлично знали, что не мог.

– Мы отвлеклись от темы, – прервала его Анна. – Все это…

Ленц немедленно перебил ее.

– Поэтому вы должны понять, насколько я был разочарован, когда узнал, что вы явились сюда только для того, чтобы высказать мне какие-то абсурдные, необоснованные и очень легко опровергаемые обвинения. Судя по всему, вы не только не справляетесь со своими служебными обязанностями, но и просто-напросто лишились рассудка. – Он указал на стол. – Мне достаточно всего лишь снять трубку телефона, набрать номер моего друга, работающего в министерстве юстиции, и вы окажетесь в нежных объятиях американских властей.

«Ты хочешь драки, – подумала Анна. – Ну, что ж, ты ее получишь». Он не мог запугать ее. Только не теперь, когда она так много узнала о нем.

– Вы совершенно правы, – спокойно ответила она. – Вы можете взять трубку и все это сделать. Но я очень сомневаюсь, что это будет в ваших интересах.

Ленц повернулся к ней спиной и направился к выходу.

– Мисс Наварро, меня совершенно не интересуют ваши глупые игры. Так что, прошу вас немедленно покинуть мой офис, или я буду вынужден…

– Перед тем как прийти к вам, я посетила местное отделение ДХЛ, куда на мое имя поступил один документ. В нем содержится описание результатов поиска, который был проведен по моей просьбе. Я представила в лабораторию набор отпечатков ваших пальцев и попросила идентифицировать их. Для этого потребовалось немало времени. Чтобы найти то, что было необходимо, нашей дактилоскопической секции пришлось очень глубоко копать. Но они все же докопались. – Она вздохнула. – Доктор Ленц, я знаю, кто вы такой. Я не понимаю этого. Совершенно искренне говорю вам, что я не в силах это постичь. Но я действительно знаю, кто вы такой на самом деле.

Ей было страшно – никогда в жизни она еще не испытывала такого страха. Сердце лихорадочно колотилось, кровь ревела в ушах. Она знала, что отступать ей некуда.

Ленц резко остановился, не дойдя несколько футов до выхода, и закрыл дверь. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было темным от гнева.

Глава 40

Бен присоединился к кучке журналистов и операторов, собравшихся возле главного входа в «Винер Штадтхалле Сивик Центр» – огромное здание, облицованное бежевым камнем, где должен был проходить Международный форум по вопросам здоровья детей. Поймав взгляд замерзшего, жалкого с виду пузатого человека средних лет, одетого в потертое коричневое полупальто, Бен протянул ему руку.

– Рон Адамс, – представился он. – Журнал «Филантропия в Америке». Давно торчите здесь?

– Черт-те сколько, – проворчал потертый. Он говорил с отчетливым акцентом кокни[122]. – Джим Боуэн «Файнэншнл таймс». Европейский корреспондент и отъявленный негодяй. – Он скорчил рожу и метнул в Бена комический, делано мрачный взгляд. – Мой редактор заманил меня сюда, посулив шницели, штрудели и сахарные торты, и я сказал себе: ладно, во всем можно найти хоть что-то хорошее. Торжественно клянусь: Хиггинс никогда не захочет узнать, что из этого вышло. Два дня слоняюсь вокруг под этим очаровательным бодряще холодным дождем. Промок до костей, на ногах у меня уже не пальцы, а фруктовое мороженое, а все, что удалось раздобыть, – те же самые поганые официальные сообщения для печати, которые они рассылают по факсу во все информационные агентства.

– Но вы же должны были увидеть здесь кучу всяких важных шишек. Я смотрел список приглашенных.

– Понимаете, в чем штука – они могут быть где угодно, но только не здесь. Может быть, им так же наплевать на эту программу, как и всем остальным. Скорее всего, все они решили быстренько отметиться здесь и отправиться кататься на лыжах. Все, кого мне удалось увидеть хотя бы краем глаза, проходят по списку «Б». Наш фотограф запил, и у него есть для этого все основания. Мне, кстати, кажется, что он поступает совершенно правильно. Я тоже почти созрел для того, чтобы отправиться за угол и опрокинуть пинту-другую. Меня удерживает только то, что в этой стране подают слишком уж холодное пиво. Когда- нибудь обращали на это внимание? Да, к тому же пиво у них больше похоже на мочу.

«Что же получается? Самых важных гостей здесь нет? Неужели это значило, что тайное собрание „Сигмы“ проходит где-то в другом месте?» Бен почувствовал резкую боль в желудке. Неужели он ошибся? Но ведь и Штрассер мог ошибаться. А может быть, они с Анной допустили ошибку при анализе известных им фактов.

– И что, никто даже не догадывается, в какую дыру могли залезть все эти клопы? – осведомился Бен, старательно придерживаясь игривого тона.

Кокни громко фыркнул.

– Проклятый ад. Знаете, на что это похоже? На один из этих ночных клубов для извращенцев, где