– Да, но не такого рода, как ты можешь подумать.
«Враждебная – не то слово, – подумал Брайсон. – Возможно, тут лучше подошло бы „дьявольская“. Организация, протянувшая свои щупальца в правительства нескольких мировых держав. Директорат».
Брайсон резко повернул руль, бросив грузовик в образовавшуюся в потоке пилигримов брешь. Послышались возмущенные вопли торговцев с тележками и гудение автомобильных сигналов.
Остановившись на обочине, Брайсон выскочил наружу и складным ножом быстро отвинтил номерные знаки, а потом вернулся вместе с ними в кабину.
– Это просто на тот случай, если поисковый отряд настолько туп, что будет ориентироваться только на номера. Вот в чем фокус: они будут искать пару, мужчину и женщину, путешествующих вместе и подпадающих под наше описание, возможно, быстро меняющих маскировку. Очевидно, нам в таком случае стоило бы разделиться и пойти пешком, но мы сделаем кое-что получше…
Заметив краем глаза неподалеку одну из ручных тележек, Брайсон понизил голос:
– Погоди-ка.
Несколько минут спустя он уже беседовал по-испански с полной цыганкой, торгующей шалями и прочими деталями национального костюма. Цыганка ожидала, что этот покупатель – судя по выговору, чистокровный кастилец – будет торговаться как проклятый, и очень удивилась, когда мужчина без лишних слов выложил перед ней пачку песет. Быстро переходя от тележки к тележке, Брайсон собрал целую груду одежды и с ней вернулся к грузовику. Глаза Лейлы слегка расширились; потом она кивнула и серьезным тоном произнесла:
– Значит, отныне я – паломница.
Хаос, полнейший хаос!
Автомобильные клаксоны надрывались, разьяренные водители вопили и сыпали проклятиями. Поток пилигримов превратился в толпу, в скопище поразительно разных людей – единственное, что объединяло их, это искренняя вера. Здесь можно было увидеть стариков с палочками, выглядящими так, будто они вряд ли способны сделать еще хоть шаг, и старух, наряженных сплошь в черное и укутанных в черные платки, так что открытой оставалась лишь верхняя часть лица. Многие паломники были одеты в шорты и футболки. Некоторые шли, ведя за руль велосипеды. Попадались усталые родители, несущие пищащих младенцев, – а дети постарше тем временем радостно визжали и сновали среди толпы. В воздухе висел запах пота, лука, ладана – словом, всего, чем только может пахнуть от человека. Брайсон натянул на себя средневековую рясу и шел, опираясь на трость. Это монашеское одеяние, дошедшее из далекого прошлого, до сих пор носили члены некоторых духовных орденов. Здесь же ее продавали как сувенир. Ряса обладала существенным достоинством – капюшоном, каковой Брайсон не преминул натянуть. Капюшон отчасти закрывал лицо, а отчасти прятал его в тени. Лейла шла ярдах в пятидесяти позади. Она была одета в своеобразного покроя сорочку из грубой ткани, напоминающей миткаль, и свитер кричащей расцветки, расшитый блестками, а на голове у нее красовалась ярко-красная косынка. Странный наряд, что и говорить, – но зато он позволял с легкостью затеряться в этой толпе.
Деревянное заграждение было установлено с таким расчетом, чтобы в нем оставался широкий проход для пешеходов. Два офицера полиции стояли по сторонам и вглядывались в лица пилигримов – впрочем, без особого старания. По второй половине дороги пропускались машины, по одной за раз. Брайсон с облегчением заметил, что поток пешеходов движется с обычной скоростью, практически не замедляя шага. Сам Брайсон шел неровной походкой, тяжело наваливаясь на трость, как пристало идти человеку в конце долгого, утомительного пути. Он не смотрел на полицейских, но и не игнорировал их чересчур подчеркнуто. Полицейские, похоже, не обратили на него внимания. Несколько секунд, и он без помех миновал заграждение – поток людей просто пронес его мимо.
Яркая вспышка. Это лучи утреннего солнца сверкнули на какой-то отражающей поверхности. Повернув голову, Брайсон увидел, на чем играло солнце: еще один полицейский стоял на скамье, прижав к глазам мощный бинокль. Подобно его коллегам, стоящим у заграждения, этот полицейский тоже разглядывал лица людей, входящих в город по авениде Хуана Карлоса Первого. Он работал дублером, вторым фильтром, и его взгляд прочесывал толпу размеренно и методично. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало, и светлая кожа полицейского покраснела.
И эта светлая кожа, и белокурые волосы, выбивающиеся из-под фуражки, озадачили Брайсона. В этой части Испании блондины встречались редко, но все же не были чем-то неслыханным. Но внимание Брайсона привлекли не столько волосы, сколько светлая, почти белая кожа наблюдателя. В этом климате лицо любого полицейского или служащего береговой охраны очень быстро покрывалось загаром или, по крайней мере, приобретало красноватый оттенок – со здешним солнцем иначе просто не могло быть. Даже чиновники, прикованные к письменному столу, неизбежно выходили под солнце – если не во время работы, так хотя бы во время обеденного перерыва.
Нет, этот человек – не здешний уроженец и не местный житель. Скорее всего он даже и не испанец.
Полицейский опустил бинокль и вытер согнутой рукой пот, обильно покрывающий лицо, – и в это мгновение Брайсон впервые увидел его черты.
Обманчиво сонные глаза, в которых сейчас таилась яростная сосредоточенность, тонкие губы, белоснежная кожа, пепельные волосы. Этот человек был знаком Брайсону.
Хартум.
Этот блондин считался техническим экспертом из Роттердама, прибывшим в суданскую столицу в составе группы европейских специалистов – они консультировали иракских чиновников по вопросам постройки завода, производящего баллистические ракеты, а сюда приехали, чтобы заказать оборудование для слежки, которое можно было бы использовать при сборке ракет «скад». Но на самом деле блондин являлся перехватчиком, агентом проникновения. Работником Директората. Кроме того, он выполнял обязанности ликвидатора и был специалистом по быстрому убийству. Брайсон сидел на тот момент в Хартуме, собирая доказательства, которые можно было бы впоследствии использовать против Ирака. У него тогда состоялась краткая встреча с белокурым убийцей. Брайсон снабдил его микрофильмами – досье на людей, которые должны были стать мишенями, – включая информацию об их местопребывании, распорядке дня и предположительных огрехах их охраны. Брайсон не знал имени блондина; он знал лишь, что этот человек – хладнокровный убийца, один из лучших в своем ремесле, очень опытный и, возможно, страдающий социопатическими наклонностями. В общем, идеальный агент-ликвидатор.
Директорат послал одного из лучших своих специалистов, чтобы прикончить его, Брайсона. Теперь можно было не сомневаться, что бывшие работодатели поставили на Нике штамп – «в расход».
Но как же они его отыскали? Должно быть, контрабандисты, разъярившись из-за потери грузовика и желая урвать щедрый куш, принялись трепать языком. В этой части страны не так уж много дорог, а маршрутов, проходящих через Финистерре, и того меньше. А значит, их легко можно осмотреть с воздуха, если воспользоваться вертолетом. Правда, Брайсон не видел и не слышал никаких вертолетов, но они могли пройти над ним, пока он спал. Кроме того, дряхлый грудовик тарахтел так громко, что вполне мог заглушить шум вертолета, прошедшего прямо над головой.
И теперь брошенный грузовик служил сигнальным маяком для их преследователей, доказательством того, что Брайсон и Лейла находятся где-то неподалеку. А по этой дороге можно двигаться лишь в двух направлениях: в Сантьяго-де-Компостелла или прочь от города. Оба направления наверняка уже перекрыты, и на всех развилках стоят заставы.
Брайсону захотелось оглянуться, удостовериться, что Лейла продолжает следовать за ним и что ей ничего не грозит, но он не мог пойти на такой риск.
Пульс Брайсона участился. Ник отвел взгляд, но было поздно. Он заметил мгновенное узнавание, промелькнувшее в глазах убийцы. «Он увидел меня; он меня знает».
И все же бежать нельзя. Любой резкий рывок, попытка перейти на бег – и он, можно сказать, выбросит флаг, подтверждая подозрения убийцы. Все-таки с момента их встречи в Хартуме прошли годы, и, кроме того, капюшон рясы отчасти скрывал лицо Брайсона, а опытный убийца не станет стрелять без разбора, в кого попало.
Время словно застыло, пока мысли Брайсона лихорадочно метались. Тело захлестнула волна адреналина, сердце бешено колотилось, но все же Ник из последних сил сдерживал себя, чтобы не перейти на бег. Нельзя, ни в коем случае нельзя выделяться из толпы!
