– Это так они тебе сказали? И кому же, по их утверждению, я продался?
Паоло смотрел все так же вызывающе, но нижняя его губа дрожала.
– Итак, я спрашиваю еще раз. Подумай хорошенечко, прежде чем отказываться отвечать или пытаться лгать мне. Кто тебя нанял?
– Пошел на хрен!
Брайсон выстрелил. Итальянец закричал. Его штанина мгновенно окрасилась кровью. Похоже, большая часть его коленной чашечки просто перестала существовать. Отныне ему не светило наслаждаться охотой ни на человека, ни на животных. Паоло скорчился от боли и принялся пронзительным голосом выкрикивать ругательства на фриульяно.
Внезапно раздался треск двери, за ним последовал возглас какого-то мужчины и низкий, горловой выкрик Лейлы. Брайсон стремительно обернулся. Что случилось? Ее ударили? Он бросился к выходу и увидел в полумраке две сцепившиеся в схватке фигуры. Одна из них – Лейла, а кто второй? Брайсон вскинул пистолет и выкрикнул:
– Стоять – или ты покойник!
– Все в порядке, – долетел в ответ голос Лейлы. Брайсон почувствовал, как его захлестнула волна облегчения. – Ублюдок просто попытался пустить в ход грязные приемы.
Пришелец оказался братом Паоло, Никколо, и руки его уже были скручены за спиной. С шеи у него свисал провод – все, что осталось от гарроты, которую Лейла, очевидно, затянула у него на горле в то мгновение, когда итальянец ворвался в церковь. Проступившая на шее тонкая темно-красная полоса красноречиво свидетельствовала о том, что Никколо едва не сделался удавленником. На стороне Лейлы была внезапность, и женщина сумела воспользоваться этим преимуществом; она так искусно соорудила путы, что в результате чем сильнее Никколо старался освободить руки, тем туже затягивалась петля у него на горле. Но ноги у него, однако, не были связаны, и, даже лежа на полу, итальянец продолжал брыкаться и не оставлял попыток подняться.
Брайсон прыгнул на грудь Никколо, вышибив из того дух. Сильный удар и навалившаяся тяжесть на миг ошеломили наемника. Лейла воспользовалась предоставившейся возможностью, набросила провод сперва на колени, потом на лодыжки Никколо и крепко связала ему ноги. Никколо взревел, как взбесившийся бык, и его вопли вплелись в поток проклятий, которыми сыпал его брат, валяющийся в ризнице.
– Довольно! – с отвращением произнес Брайсон. Он оторвал от рубашки Никколо полосу ткани и, скомкав, засунул итальянцу в рот, чтобы заглушить его рев. Лейла притащила откуда-то моток прочной упаковочной ленты – наверное, из того же чулана, где она раздобыла провод, – и закрепила кляп, чтобы Никколо не мог его выплюнуть. Брайсон оторвал от рубашки Никколо еще кусок, вручил его Лейле и попросил позаботиться о втором брате.
Пока Лейла занималась этим делом, Брайсон оттащил Никколо в глубину нефа и засунул его в исповедальню.
– Твой брат только что получил рану, причем очень скверную, – сообщил Брайсон итальянцу, помахивая «береттой». – Но, как ты можешь слышать, он еще жив. Правда, он больше не сможет ходить.
Никколо яростно замотал головой и взревел так, что было слышно даже через кляп. Он брыкался и катался по каменному полу – живое воплощение немого, животного неповиновения и ярости.
– А теперь, старый приятель, я собираюсь упростить для тебя эту ситуацию, насколько это будет в моих силах. Я хочу, чтобы ты сказал мне, кто тебя нанял. Я хочу получить полные словесные портреты, коды, имена и пароли. Одним словом, все. Я желаю, чтобы ты начал говорить сразу же, как только я выну кляп. И не вздумай кормить меня побасенками, потому что твой брат уже кое-что рассказал мне. И если твои слова разойдутся с его рассказом, я буду исходить из предположения, что солгал он. И я убью его. Потому что я терпеть не могу лжецов. Ты меня понял?
Никколо, уже переставший брыкаться, лихорадочно закивал; его широко раскрытые глаза шарили по лицу Брайсона. Угроза явно оказалась действенной – Брайсон отыскал единственное уязвимое место убийцы.
С другой стороны церкви доносилось приглушенное бормотание и стоны – это Паоло пытался что-то сказать сквозь кляп.
– Моя напарница сидит сейчас рядом Паоло. Стоит мне подать знак, и она пустит пулю ему в лоб. Тебе ясно?
Никколо закивал еще неистовее.
– Вот и отлично.
Брайсон содрал с лица Никколо широкую упаковочную ленту – довольно болезненная процедура, надо заметить. На лице осталась красная полоса. Затем он вытащил скомканную мокрую тряпку изо рта итальянца.
Никколо принялся судорожно глотать ртом воздух.
– Теперь, если ты решишь совершить серьезную ошибку и солгать мне, помолись сперва, чтобы твой брат придумал сходную ложь. В противном случае, ты убьешь его – убьешь так же верно, как если бы ты сам нажал на спусковой крючок. Понял?
– Да! – выдохнул Никколо.
– Но я бы на твоем месте предпочел говорить правду. Так будет лучше для всех. И, кстати, имей в виду – я знаю, где живет твоя семья. Как там нонна Мария? А твоя мать, Альма, – она по-прежнему проживает в своем пансионе?
Взгляд Никколо сделался одновременно и яростным, и больным.
– Я буду говорить правду! – крикнул он по-фриульянски.
– Именно так мы и договорились, – ровным тоном отозвался Брайсон.
– Но мы не знаем, кто нас нанял! Процедура была точно такая же, как тогда, когда мы работали на тебя! Мы же mus, пушечное мясо! Они нам ничего не рассказывают!
Брайсон задумчиво покачал головой.
– Ничего не происходит в ваккуме, друг мой. Ты это знаешь не хуже меня. Даже если ты имеешь дело с посредником, ты как минимум знаешь его псевдоним. Волей-неволей, но ты будешь подбирать какие-то крохи информации. Они могут не говорить тебе, почему проводится та или иная операция, но они всегда скажут тебе, как ее проводить, и это уже может быть очень красноречивым свидетельством.
– Я же сказал, мы не знаем, кто нас нанял!
Брайсон повысил голос, позволив своему гневу вырваться наружу:
– Ты работал в группе, под началом какого-то командира; ты получил инструкции; и люди всегда о чем- то да говорят. Так что ты отлично знаешь, кто вас нанял! – И он повернулся в сторону ризницы, словно намереваясь подать знак.
– Нет! – крикнул Никколо.
– Твой брат…
– Мой брат ничего не знает. Я не знаю, что он вам сказал, но он ничего не знает! Вы же знаете, как это делается! Нас просто наняли и заплатили наличными!
– Язык! – прикрикнул Брайсон.
– Che… язык?
– Группа, с которой вы работали. На каком языке они говорили друг с другом?
Взгляд Никколо сделался безумным.
– На разных языках!
– Командир группы!
– По-русски! – с отчаянием выкрикнул Никколо. – Он русский!
– КГБ, ГРУ?
– Да откуда мне знать?
– Ты знаешь лица! – прикрикнул, словно сплюнул, Брайсон и, повысив голос, позвал: – Лейла!
Лейла, уразумев игру, которую вел Брайсон, приблизилась.
– Мне воспользоваться глушителем? – будничным тоном поинтересовалась она.
– Нет! – крикнул Никколо. – Я расскажу все, что вы хотите!
– Я даю ему еще шестьдесят секунд, – сказал Брайсон. – Потом, если я так и не услышу того, что желаю услышать, стреляй – и кстати, насчет глушителя ты хорошо придумала.
