заострилось, и оттого глаза казались еще огромнее. Елена смотрела настороженно, даже испуганно, но голос ее был сух и спокоен:
– Все это было так давно. Ты здорово состарился.
Брайсон кивнул и с трудом прохрипел:
– Спасибо.
Кто-то поднес ему пластиковый стакан с водой. Сиделка. Ник взял его, осушил до дна, вернул обратно. Сиделка снова наполнила стакан. Брайсон жадно, с благодарностью выпил. Елена села на кровать рядом с ним.
– Нам нужно поговорить, – произнесла она неожиданно настойчиво.
– Да, – согласился Брайсон. В горле у него по-прежнему саднило, и говорить было трудно. – Нам… нам очень о многом нужно поговорить, Елена… Я даже не знаю, с чего начать.
– Но у нас очень мало времени, – сказала Елена. Голос ее звучал резко и деловито.
«У нас нет времени», – эхом прозвучало у него в сознании. Нет времени? Пять лет подряд у него не было ничего, кроме времени – времени размышлений и мучительной боли.
Елена же тем временем продолжала:
– Нам необходимо знать все, что успел узнать ты, все, что ты успел сделать. Все, что может привести нас к «Прометею». Шифры. Все, что может помочь прорвать завесу тайны.
Брайсон потрясенно смотрел на Елену. Он, случайно, не ослышался? Она спрашивает его о шифрах, о каком-то Прометее… Она исчезла из его жизни пять лет назад – и теперь хочет вести разговор о шифрах?
– Куда ты исчезла? – хрипло спросил Брайсон. – Почему ты ушла?
– Николас, – резко произнесла женщина, – ты сказал Теду, что у тебя есть ключ от секретного телефона Жака Арно. Где он?
– Я… я сказал? Когда я?..
– В самолете, – пояснил Уоллер. – Ты что, уже забыл? Ты сказал, что у тебя есть не то чип, не то дискета – в общем, что-то такое. Ты унес его из личного кабинета Арно или скопировал его там – этого ты толком не объяснил. Нет, никаких химических препаратов тебе не вкалывали. Хотя, боюсь, ты слегка бредил.
– Где я?
– В больнице Директората, в Дордони. Во Франции. Капельница, которая торчит у тебя из руки, гонит исключительно антибиотики, чтобы предотвратить заражение крови.
– Директорат…
– Да, здесь наша штаб-квартира. Нам пришлось переехать сюда ради сохранения секретности. В Вашингтоне нас выследили; чтобы продолжать действовать, пришлось замести следы и сменить страну.
– Чего вы от меня хотите?
– Нам нужно кое-что, что у тебя имеется, и нужно срочно, – сказала Елена. – Если наши расчеты верны, у нас остается всего несколько дней или даже часов.
– Несколько дней до чего?
– До того, как «Прометей» начнет действовать.
– Кто такой Прометей?
– Правильнее будет спросить – что такое «Прометей». И у нас нет ответа на этот вопрос. Именно поэтому нам и нужен крипточип.
– А я хочу знать, что происходит! – рявкнул Брайсон. И задохнулся – по горлу словно наждаком проехались. – Что произошло с тобой, Елена! Когда ты… почему ты ушла?
Судя по тому, как заиграли на ее скулах желваки, Елена не намерена была отступать от намеченной линии разговора.
– Ник, пожалуйста, давай оставим все личные вопросы на потом. У нас очень мало времени…
– Кем я был для тебя? – выкрикнул Брайсон. – Наш брак, наша совместная жизнь – что она для тебя значила? Даже если все это уже в прошлом и быльем поросло, ты по крайней мере должна объяснить – что произошло, почему ты ушла!
– Нет, Ник…
– Я знаю, это как-то связано с Бухарестом!
Нижняя губа Елены задрожала, а глаза наполнились слезами.
– Так, значит, это верно? – спросил Брайсон уже потише. – Если ты и вправду об этом узнала, ты должна была понять, что я сделал это только ради тебя!
– Ник! – с отчаянием воскликнула женщина. – Пожалуйста! Мне и так трудно держать себя в руках, а ты еще…
– Как по-твоему, что произошло в Бухаресте? Какую ложь тебе подсунули?
– Ложь?! – неожиданно взорвалась Елена. – Не смей говорить мне о лжи! Это ты лгал мне, лгал прямо в лицо!
– Прошу прощения, – вмешался Уоллер. – Кажется, вам следует поговорить наедине.
Он развернулся и вышел из палаты. Сиделка последовала его примеру, и Брайсон с Еленой остались одни.
У Брайсона раскалывалась голова, а в горле саднило так, словно оно превратилось в кровоточащую ссадину. Но Ник продолжал говорить, не обращая внимания на боль; он отчаянно нуждался в этом разговоре. Ему необходимо было добраться до правды.
– Да, я солгал тебе, – признал он. – И это было самой большой ошибкой в моей жизни. Ты спросила, как я провел выходные в Барселоне, и я солгал. И ты узнала об этом – нет, знала сразу. Ведь правда?
Елена кивнула. По ее лицу текли слезы.
– Но если ты знала, что я лгу, ты должна была знать, почему я лгу! Ты должна была знать, что я отправился в Бухарест потому, что любил тебя!
– Я не знала, что ты сделал, Ник! – воскликнула Елена, глядя на него.
Брайсону до боли не хватало Елены, не хватало той близости, что когда-то объединяла их. Ему хотелось заключить жену в объятья – и в то же время хотелось схватить ее за воротник и трясти, пока не вытрясет всей правды.
– Но теперь-то ты знаешь?
– Я… я не знаю, что я знаю, Ник! Я была испугана, я ужасно себя чувствовала, так боялась за себя и за родителей… твое предательство причинило мне такую боль, что я просто сбежала, не оставив следов.
– Но Уоллер все это время знал, где ты.
Елена взглянула на потолок, и Брайсон, проследив за ее взглядом, обнаружил крохотную красную точку – объектив скрытой камеры. Если это и вправду больница Директората, неудивительно, что она битком набита следящей аппаратурой. Ну и что из этого следует? Что Уоллер, возможно, наблюдает за ними и слушает их разговор? А даже если и так, что с того?
Елена нервно заламывала руки.
– Это произошло всего через несколько дней после того, как ты сказал, что собираешься слетать отдохнуть в Барселону. Я тогда сидела на работе и «собирала урожай» – обрабатывала полученные данные. И ко мне в руки попало сообщение о незапланированном появлении агента Директората в Румынии, в Бухаресте.
– О господи!
– Понимаешь, я просто выполняла свою работу. Конечно же, я проверила сигнал и обнаружила, что это ты. Я… я была ошеломлена. Я же знала, что ты должен сейчас находиться в Барселоне. Я знала, что поездка в Барселону – не какое-нибудь прикрытие, что ты в кои-то веки собрался отдохнуть и совершенно открыто согласовал свои планы. И тогда – ну, ты же меня знаешь, я человек импульсивный – я связалась с Тедом и рассказала ему, что я обнаружила. Точнее говоря, потребовала, чтобы он спустился ко мне. Он, несомненно, понял, что имеет дело с обезумевшей женщиной – с ревнивой женщиной, – и все-таки даже не попытался тебя защитить. С одной стороны, это было к лучшему, а с другой – к худшему. Если бы он попытался защищать тебя, я бы разозлилась, жутко разозлилась. Однако тот факт, что он даже не сделал такой попытки, подсказал мне, что эта информация была новостью и для самого Теда – что она застала его врасплох. И потому я забеспокоилась еще сильнее. Даже Тед не знал, что ты на самом деле в Бухаресте!
