– Не вешай носа! – помахала она ему рукой. – Понятно, в переносном смысле.
– Айяее!.. Глядите все на повелителя грома и молний! – возвестил Лорре.
В конце коридора из белых накидок и тюрбанов стало заметно какое-то движение. Вперед выступили два фаворита шейха и, упав ниц, уткнули лица в песок. Затем из затененной глубины шатра появился человек, облик которого совершенно не соответствовал накалу драматических приготовлений к его выходу.
Повелитель грома и молний оказался маленьким, щуплым арабом. Вглядываясь через стену белых балахонов в его некрасивое, даже отталкивающее лицо, Дивероу лихорадочно вспоминал, где уже видел его. Ниже длинного, узкого и крючковатого носа змеились – именно змеились – тонкие губы, отчего столь же тонкие усы Азаз-Варака казались приклеенными прямо к ноздрям. Бледность его кожи, невольно обращавшая на себя внимание, свидетельствовала о нездоровье хозяина. Об этом же говорили и темные круги под глубоко запавшими глазами с тяжелыми синими веками.
Азаз-Варак приблизился. Губы его были плотно сжаты, ноздри раздувались, голова тряслась. Глядел он только на Мэдж. А когда заговорил, в его голосе зазвучали властные нотки:
– Женам льва из моего королевского гарема неведома большая честь, чем преклонение перед моей благородной персоной. Вас устроит верблюд, мадам?
Мэдж вскинула голову с царственной величественностью. Азаз-Варак не сводил с нее взора.
– Может быть, вы хотите иметь двух верблюдов, мадам? Или самолет?
– Я ношу траур, – проговорила Мэдж почтительно, но твердо. – Мой муж, богатый шейх, ушел в мир иной как раз после последней четверти луны. Вам же известны наши обычаи.
Полуприкрытые тяжелыми веками глаза Азаз-Варака выражали разочарование. Его змееподобные губы дважды причмокнули, прежде чем он произнес:
– Ах, как ужасны эти причуды вашей религии! У вас в запасе еще два полумесяца воздержания, мадам. Надеюсь, ваш шейх встретился с Аллахом. Не будет ли вам угодно посетить мои дворцы, когда пройдет это время?
– Будущее покажет. Но сейчас мой телохранитель ужасно голоден. Аллах желает, чтобы он защищал меня, но ему не удастся сделать это, если он упадет в обморок.
Азаз-Варак взглянул на Сэма как на скотину, пригнанную на убой.
– Итак, у этого нечестивца два названия: одно – достойное, другое – заслуживающее презрения… Ладно, иди, собака! Марш в мой шатер под изображением орла!
– А там найдется хоть какая-нибудь еда? – спросил Дивероу и улыбнулся одной из своих самых ослепительных улыбок.
– Ты разделишь стол со мной, несчастный, но только после того, как мы покончим с делами. Моли Аллаха, чтобы мы завершили их до того, как на пустыню падет северный снег. Ты привез ваш презренный контракт?
Дивероу кивнул.
– А вы не принесли бы мне кусочек жареной солонины?
– Молчать! – прикрикнул на него Питер Лорре.
– Мадам, мои слуги готовы исполнить любое ваше желание, – обратился Азаз-Варак к Мэдж. Его губы сжались в тонкую линию. – Мои дворцы прекрасны и в вашем полном распоряжении, мадам. Я уверен, они придутся вам по вкусу.
– Вы искушаете меня, шейх. Я непременно побываю в них, но через месяц, – ответила Мэдж и кокетливо подмигнула Азаз-Вараку.
Губы шейха вытянулись трубочкой. Он громко причмокнул, затем взял Мэдж за руку и торжественно повел к своему шатру.
Минуты сложились в четверть часа. Потом в час. И в два часа. Сэм Дивероу еще верил, что всему этому придет конец, но надежды его постепенно улетучивались, и дело вполне могло завершиться его голодной смертью посреди унылой пустыни в семидесяти милях южнее затерянного где-то в Северной Африке городка со смешным названием Тизи-Узо.
Особенно ненавистен ему был вид Азаз-Варака, сосредоточенно вчитывавшегося в каждую фразу контракта, предоставленного ему «Шеперд компани». В этом занятии шейху помогала дюжина его министров, заглядывавших ему через плечо и страстно обсуждавших содержание документа. Каждая его страница, каждый пункт подвергались тщательному разбору и тут же с ходу отвергались. В происходящем Сэм видел дьявольскую иронию судьбы. Любой грамотный законник без труда разобрался бы во всей вздорности аргументов этой банды мозгляков: ведь толкование подобных документов являлось азами знаний для любого, считающего себя юристом.
В больном мозгу Сэма внезапно родилась безумная мысль: если документы написаны в целях установления взаимопонимания во время приема пищи, а прием пищи откладывается до установления взаимопонимания, то юстиция здесь ни при чем. И многие юристы вроде него останутся без работы.
Время от времени один из министров совал Сэму под нос ту или иную страницу контракта, указывал пальцем на какой-либо параграф и на прекрасном английском языке спрашивал, что он означает. Дивероу хладнокровно объяснял и неизменно добавлял, что параграф этот не является столь уж важным, чтобы акцентировать на нем внимание.
– Но если он не столь важен, – настаивали министры Азаз-Варака, – то почему написан таким путаным языком? Ведь путано пишутся только очень и очень важные вещи.
И все в том же духе.
На одном из пунктов терпение Сэма лопнуло, и он закричал:
– Все! Ни слова больше!
Азаз-Варак и его банда министров уставились на него. Они кивали, словно желая сказать: «Ваша точка зрения понятна». И затем опять вернулись к своему разговору.
И тут сознание Сэма начало туманиться. Он огляделся, и последнее, что услышал, были слова шейха шейхов:
– Это столь же невероятно, как северный снег в нашей пустыне. Все его бумаги напоминают мне следы верблюда на песке. Бессмысленно понять, куда они ведут. В них нет ни единой мудрой мысли, но нет и того, что могло бы вызвать гнев Аллаха или международных боссов. И к тому же выгоды показаны здесь четко, а недостатки скрыты. Что значит «стандарт»? Хорошо это или плохо? Мое величество подпишет эти жалкие бумажки. Но подпишу я их не потому, что меня прельстило предложение гяуров, а во имя достижения любви и дружбы между людьми во всем мире… Вот так-то, презренный пес!
Азаз-Варак поднялся с горы подушек и, сопровождаемый вопившими от восторга министрами и фаворитами, направился к занавесу, перегораживавшему шатер. Полог приподнялся, и шейх исчез. А галдевшие министры и приближенные остались по эту сторону шатра.
К Сэму подошел Питер Лорре. В руке он сжимал контракт о партнерстве в компании с ограниченной ответственностью. Передав его Дивероу, Лорре прошептал:
– Берите и прячьте побыстрее в карман. Будет лучше, если хан всех ханов больше его не увидит, а не то наш соколиный глаз…
– А сокол съедобен? – неожиданно спросил Сэм Дивероу.
Маленький араб не понял его и вскричал в гневе:
– Это у тебя глазные яблоки плавают в глазницах, Абдул Дивероу! Загляни в Коран, в первый параграф четвертой книги.
– А о чем там говорится? – с трудом произнес Сэм.
– Да о том, что для неверных безбожников устраивают пиры, и они перестают быть неверующими.
– Означает ли это, что мы наконец поедим?
– Радуйся, презренный! Бог всех ханов отдал приказ сварить верблюжьи яйца, а затем потушить их с желудками здешних крыс.
– Айяее!
Дивероу побледнел и вскочил с пола. Он чувствовал: конец близок. Силы истребления, обуянные жаждой насилия, призывают покончить с ним.
Пусть будет так. Но он встретит свой конец достойно. Без сожаления, со слепой яростью.
Он встрепенулся и побежал, перепрыгивая через подушки и коврики. Выскочив из шатра на песок, увидел солнце. Оно садилось. Наверное, его конец наступит до того, как оранжевый диск скроется за
