пейзажи утонченной красоты; усадьбу, хозяйственные постройки и конюшни отремонтировали и побелили, экипажи подновили, а лошадей вычистили до блеска. Вилла вновь превратилась в прекраснейшее место на земле, а падроне поспевал повсюду, отдавая приказания и распоряжения во всех местах одновременно. К нему вернулись жизненные силы. Но он не был уже жизнерадостным, как прежде. В нем появилась какая-то жестокость. Он все приговаривал: «Я им напомню, дитя мое! Я им напомню, чего они лишились!» Он вернулся ко мне и обладал мною, но дух его и душа были уже не те, что прежде. Его обуяла грубая сила, он стал неистов, и уже не было игры в его любовных натисках.
О, если бы хоть кто-нибудь из нас знал в те дни, что нам предстоит увидеть, мы бы прибили его где- нибудь в лесу! И я, которой он бросил к ногам весь мир, я, которая обожала и боготворила его, как отца и любовника, сама вонзила бы ему нож в грудь!..
И вот настал этот великий день. За почетными гостями были посланы экипажи, и прямо с кораблей их доставили на виллу.
Славный, грандиозный предстоял праздник, музыка звенела в парке, столы были сервированы изысканными блюдами, вино лилось рекой. Лучшие сорта вин со всей Европы, хранившиеся в подвалах многие десятки лет, подавались к столам.
Каждому из гостей предоставили отдельные апартаменты с балконами и террасами, выходившими на прекрасные, живописнейшие лужайки, сады и холмы. Мало того, каждый получил в подарок по подруге для ночных увеселений. Лучшие девушки, девственницы с юга Корсики, были призваны ублажать дорогих гостей, роскошные и нежные, как выдержанные вина…
Наступил вечер, а за ним и ночь. Праздник шумел и сверкал, и ужин был накрыт в парадной гостиной. Никогда за всю историю на вилле не бывало такого грандиозного пиршества.
После трапезы слугам было приказано подать коньяк и сигары и удалиться в кухню. Музыкантов отправили в сад, повелев играть, услаждая публику. А нас, девушек, попросили подняться наверх и ожидать там своих партнеров по любовным утехам. Мы опьянели и разомлели, но я – все же меньше других. Ведь я была подругой самого Гильома де Матарезе и знала, что происходит нечто значительное, а потому мне нельзя расслабляться, чтобы не пропустить великое событие. Ведь я – его любовница, он – мой господин, и я желала быть причастной ко всему, что с ним связано. Кроме того, не зря на меня потратили три года, обучая манерам и премудростям науки. Пусть я не очень образованна и не аристократка, но все же я была выше того, чтобы вести глупые беседы и легкомысленно хихикать с подружками. Вот почему я тихонько выбралась из комнаты на внутренний балкон над гостиной и укрылась за колонной, притаившись и обратившись в слух. Похоже, я тогда мало что понимала из того, о чем говорил мой падроне, но я слышала, что он был резок, настойчив, а временами понижал голос до шепота, слушатели же вскрикивали от удивления. Он все говорил и говорил, даже внезапно перешел в один миг на крик, словно охваченный жаром безумия и лихорадки. Он почти вещал в отдельные моменты, обратившись к истории могущественных империй, напоминая, что сам господь бог дал людям мир, чтобы управлять им. Они правили некогда мечом и огнем, но ведь они были вынуждены защищать себя и свою власть. Они оборонялись и нападали на тех, кто посягал на их владения и имущество, на плоды их трудов.
Однако те времена канули в Лету, говорил он, и великие семьи и кланы, создатели империй, оказались разорены. Их земли и достояние разграбили воры, а подкупленные ворами правительства покрывали преступления этих ворюг. Он апеллировал к собравшимся, так как считал, что их, некогда состоятельных, постигла та же участь. Он призывал своих гостей постоять за себя, найти иные, новые способы восстановить свои права и вернуть прежнюю роскошь и положение.
Вы должны начать убивать – методично и осторожно, профессионально и бесстрашно – и разобщать грабителей и тех, кто потворствует или покровительствует им. Вы обязаны убивать, внушал он гостям, но никогда сами, ибо вы – генераторы идей, люди, принимающие решения, намечающие жертву.
Тем, кто собрался на вилле в ту ночь, падроне предложил образовать Орден Матарезе и пустить это название гулять по свету, чтобы два непонятных слова доходили до ушей власть имущих. Пусть узнают, что где-то в мире есть люди, им неведомые, которые создали свою организацию и готовы убивать, ибо поняли необходимость внезапных перемен и всю прелесть насилия, способны предоставить средства, обеспечить ликвидацию любых неугодных лиц и целых властных структур, гарантируя при этом полную секретность.
Он продолжал говорить о том, что было недоступно моему пониманию: об убийцах, натренированных и обученных фараонами и арабскими шейхами былых времен. Он поведал и о том, как можно научить человека убивать даже против собственной воли, да так, что убийца и не помышляет о своей страшной роли, напротив, будучи вдохновлен должным образом, начинает понимать свою миссию как подвиг мученичества.
Вот какие методы предложил своим гостям Гильом де Матарезе и в заключение сказал: начать надо с показательных убийств, так как власти предержащие не сразу обретут веру в убийц по найму и предлагаемые ими услуги. В течение ближайших нескольких лет предстоит наметить жертвы, сказал он. Выбор надо делать очень осторожно, убивать так, чтобы убийства определенных лиц могли посеять недоверие в правительствах, породить раздоры и интриги между различными политическими фракциями и натравить одних коррупционеров на других. Возникнет хаос, прольется кровь, и все поймут, что Матарезе заявили о своем существовании…
И мой падроне раздал гостям листки бумаги, где были изложены его идеи. Эти записи призваны были стать источником мощи и целеустремленности нового сообщества, но их не должны прочесть глаза посторонних. Эти строчки стали последней волей и завещанием Гильома де Матарезе… а собравшиеся в гостиной люди были названы его наследниками.
Мы наследники? Гости были удивлены. Они сочувствовали убедительно изложенным замыслам хозяина дома, но были прямолинейны: они ведь прекрасно знали, что, кроме роскошной виллы, слуг и музыкантов, у Гильома ничего нет, что он разорен так же, как и они, и, когда кончится праздник, все шестеро, обладатели винных погребов, усадеб и земель, не обретут ничего нового и лишь останутся при своих сожалениях и разочарованиях. «Что мы можем унаследовать от тебя?» – спросили они. Гильом де Матарезе помолчал с минуту, а затем пообещал ответить, но только прежде пусть присутствующие выскажутся и ответят каждый за себя: согласны ли они с его мыслями, желают ли поддержать его и разделить общую судьбу, став учредителями Ордена Матарезе? Все ответили «да», каждый последующий, соглашаясь, вдохновлялся больше, чем предыдущий, и все они вверили свою судьбу Гильому де Матарезе, ибо испытали на себе некогда силу зла, а потому жаждали отмщения.
Он представлялся им святым. Но среди них был один, который вдруг пошел на попятный, возбуждение сошло с него, он прозрел и обвинил падроне в безумии, назвал его проклятием в очах божьих. То был испанец – человек господа, набожный человек, чтивший Заветы и Писание.
– Так я проклят в глазах божьих? – спросил падроне.
– Да! – подтвердил этот гость.
И тут случилось нечто ужасное, первая из всех жутких вещей, которыми сопровождался этот праздник. Падроне выхватил пистолет, направил его на говорившего и выстрелил. Гости вскочили со своих мест и молча уставились на мертвого испанца.
– Нельзя было позволить ему выйти живым из этой комнаты, – проговорил падроне.
Как ни в чем не бывало гости вернулись на свои места, не сводя глаз с могущественнейшего из людей, который был способен убить человека с такой легкостью. Может, впрочем, каждый из них испугался за свою шкуру, мне трудно судить… А падроне продолжал:
– Все находящиеся в этой комнате – мои наследники! Ибо вы – Орден Матарезе. Вы и ваши люди сделаете то, что я уже не смогу. Я слишком стар, и смерть моя близка, гораздо ближе, чем вы можете себе представить. Вы выполните то, что я скажу, вы разобщите коррупционеров, посеете хаос и благодаря этому достигнете куда больше, чем я оставляю вам. Ибо вы «наследуете землю»! Вы вернете былое величие и состояние.
– А что ты оставляешь… можешь оставить нам? – спросил один из гостей.
– Мое состояние в Генуе, мое имущество в Риме. Суммы, предназначенные вам, будут переведены на ваши счета определенным образом. Каким именно – изложено в документе, копия которого находится в комнате каждого из вас, и вы ее прочтете. Там же указаны и условия, по выполнении которых вы получите эти деньги. Суммы эти никогда и нигде не были учтены, но они обеспечат вам несколько миллионов для того, чтобы вы смогли начать вашу работу.
