– Вот на эту тему прошу вас, генерал Хаукинз, не высказываться в моем присутствии, – холодно и веско произнес Арон.
– Я думал, вы все знаете…
– Вы считаете, что Сэмюел должен был рассказать мне?
– Да нет, черт возьми! Просто вы могли попытаться заставить его выступить в роли камикадзе, и нервы у него сдали: он ведь не из крепких.
– И каким бы образом удалось мне сделать это?
– Это ирландский сержант описал вашу тайную хирургическую операцию в доме Сэма: артиллеристы всегда стараются произвести на командование впечатление точным изложением событий и готовностью сотрудничать.
– Ну и?..
– Вы упомянули, что ирландец привязывал мальчика к стулу. Я тотчас же предположил, что перед тем, как начать конфиденциальный разговор с Сэмом, вы высылали сержанта, и вы подтвердили это.
– И что из того?
– Зачем было привязывать его к стулу, если он не впал в истерику, как сейчас? Да и с чего бы это столь хладнокровный слуга закона, – хотя, по правде говоря, я не заметил в Сэме такой черты, как хладнокровие, – стал бы впадать в истерику, если только ваше присутствие не вызвало в нем почему-то страстного желания посвятить вас в то, что до той поры он тщательно скрывал ото всех?
– Основываясь на вполне очевидных посылках, позволю себе заметить, что ваше дедуктивное мышление отличается остротой.
– Все вышеизложенное, а также то, что Сэм бросил трубку, не поговорив со мной, показывает, что он-то подобным мышлением не обладает. Я слышал на линии еще один голос, который тоже не смог урезонить Сэма-малыша, и, когда мы с вами встретились на парковочной площадке, я понял, что это были вы, командир Пинкус. В тот день вы орали во всю глотку. Особенно о некой нашей операции, связанной с Ватиканом.
– Сколь же много успели вы умозаключить! И в самом деле, первоклассное дедуктивное мышление! – признал свое поражение Арон, пожимая плечами.
– Сколь же много вонючего дерьма! – взревел Дивероу. – Я здесь! Я существую! Если вы уколете меня, неужто не потечет кровь?..
– Едва ли подобный эксперимент уместен, Сэмюел.
– А почему бы и нет? Я слушаю пару больных, сбежавших из психушки. Мое будущее, моя карьера, да сама моя жизнь – все это вот-вот разобьется на тысячу осколков, словно упавшее на пол зеркало.
– Очень мило, сынок! – перебил Хаук. – Выражено весьма художественно!
– Сэм украл это у французского драматурга по имени Ануй, – пояснил прославленный бостонский юрист. – Сэмюел полон всяких сюрпризов, генерал!
– Прекратите это! – заверещал Дивероу. – Я требую, чтобы меня выслушали!
– Черт возьми, мальчуган, да тебя в Вашингтоне отсюда слышно! И, конечно же, и в армейском архиве «Джи-2», где хранятся все эти досье со сверхсекретной информацией.
– В таком случае я имею право ничего не говорить, – пробормотал Сэм едва слышно, снова надувшись и падая на стул.
– Тогда, может быть, мне будет разрешено высказать кое-какие мысли, коль скоро ты сам наложил на себя такое ограничение? – поинтересовался Пинкус.
– М-м-м! – раздался ответ Сэма, так и не разжавшего губ.
– Благодарю вас… Судя по твоему вопросу, Сэмюел, главное, что должно интересовать тебя, – это материал, который мне передал генерал Хаукинз. У меня не было времени ознакомиться с ним подробно, но и то, что успел я разглядеть опытным глазом, позволяет мне сделать вывод об уникальном характере этих документов, охватывающих приблизительно полстолетия. Редко мне доводилось читать столь грамотно, столь аргументированно составленный отчет, чем представленный мне многоуважаемым генералом. Историк, работавший над ним, разбирается в юридических тонкостях и обладает терпением, фантазией и способностью заострить внимание на неясных или упущенных в юридических дебатах аспектах, предполагая заранее, что где-то должны храниться оригинальные материалы, с помощью которых можно расширить представление об уже известном и восстановить недостающие звенья. Если собрать все эти данные вместе, то сделанного на их основании заключения нельзя будет опровергнуть ни при каких обстоятельствах, – разумеется, при условии подкрепления их копиями первоисточников и аутентичных текстов. И где же удалось вашему информатору раскопать все эти бесценные манускрипты, генерал?
– Конечно, это только слухи, – ответил осторожно Хаук, как-то странно хмурясь при этом, – но я слышал, будто раскопать их можно в закрытых архивах Всеамериканского бюро по делам индейцев.
– В закрытых архивах?.. – Взглянув сурово на генерала, Арон Пинкус присел торопливо на стул, схватил несколько листов и стал рассматривать их, поднося к самым глазам и изучая не столько их содержание, сколько фактуру. Потом прошептал взволнованно: – Великий Авраам, я же знаю эти водяные знаки!.. Копии бесподобные!.. Изготовлены на какой-то необыкновенно умной копировальной машине!
– У нас все самое лучшее, командир! – отозвался Хаукинз и тут же умолк, по-видимому жалея о сказанном. Посмотрев внимательно на Сэма, ответившего ему таким же взглядом, он прочистил горло. – Думаю, эти интеллектуалы, из ученых, располагают самым совершенным оборудованием.
– Такого практически никогда не бывает, – возразил Дивероу тихо, но с укоризной.
– Не будем отвлекаться, генерал, – продолжал возбужденно Пинкус. – Многие из этих бумаг – я имею в виду те, что относятся к историческим документам, – представляют собою фактически репродукции фотостатических копий, или, говоря иначе, фотографии фотографий!
– Прошу прощения? – Хаук начал терзать сигару во рту.
– Если в те дни, когда еще не существовало современных копировальных машин, становилось просто невозможно разглядеть текст на старых, разрушенных временем пергаментных листах или восстановить надлежащим образом рассыпавшиеся на кусочки манускрипты, то с помощью направленного на документы пучка света делали факсимиле, а позже и фотокопии, которыми и заменяли в архивах приходивший в тлен материал.
– Командир, право, меня не интересует эта техническая чушь…
– И зря, генерал, – перебил Хаука Арон. – Ваш анонимный информатор, по-видимому, напал на какое-то собрание документов, относящихся к стародавнему, организованному много десятилетий тому назад заговору. Не исключено, что он похитил эти материалы, с незапамятных времен хранившиеся в интересах государственной безопасности в строго засекреченных правительственных архивах.
– Что?! – пробормотал тупо Хаукинз, только теперь обратив внимание на то, что Сэм Дивероу буквально пожирает его взглядом.
– В водяных знаках на этих фотостатических документах прослеживаются редкие вкрапления стальных волокон, позволяющих уберечь бумагу от гибельного воздействия времени и среды в подземных архивах. Насколько мне помнится, Томас Эдисон[62] сделал данное изобретение на рубеже столетий, и в тысяча девятьсот десятом или тысяча девятьсот одиннадцатом годах эта техника была применена в архивном деле, но в ограниченных пределах.
– Почему же так? – неуверенно спросил Дивероу, по-прежнему не сводя неприязненного взора с Хаука.
– Все относительно, Сэмюел. В ту эпоху на эти цели отводились мизерные средства, исчислявшиеся несколькими сотнями тысяч долларов, но и от таких цифр Потомак легко мог бы покрыться льдом. Вводить в бумагу стальные нити, заметные на этих фотокопиях, – процесс чрезвычайно дорогой, и распространение подобной техники на тысячи и тысячи исторических документов было бы равносильно ограблению государственной казны. Поэтому поневоле приходилось ограничиваться наиболее ценными материалами.
– Какими именно, Арон?
Пинкус повернулся к генералу Маккензи Хаукинзу с видом судьи, зачитывающего приговор:
– Теми, которые правительство намеревалось хранить еще по крайней мере полтора столетия.
– Надо же, черт возьми! – присвистнул Хаук и снова принялся терзать многострадальную сигару, похлопывая по расшитым бисером оленьим шкурам и поглядывая благожелательно на Сэма. – Ты не
