заставил участвовать в разрешении твоих личных трудностей, которые, в силу сложившихся обстоятельств, оказываются в юридическом отношении и моими?
– Я предпочел бы лучше встретиться с расстрельным взводом, Арон!
– Мудрое решение. Я тоже предпочел бы… это. Как мне кажется, Пэдди придется отдать в чистку бархатные занавески… Генерал, отпустите его и помогите ему встать. Пусть он сядет вот здесь, на этот стул.
– Только не вздумай, Сэм, снова шалить! – предупредил своего юного друга Хаукинз, не спеша поднимаясь на ноги. – Насилием ничего не добьешься.
– Но этот-то тезис и находится в вопиющем противоречии со всем твоим образом жизни, не так ли, мистер Истребитель? – Дивероу, приняв вертикальное положение, прохромал до письменного стола и тяжело опустился на указанный ему Пинкусом стул. Глаза его были устремлены на старого юриста. – И что же вы хотели сообщить мне, Арон, и зачем?
– Я обрисую тебе общую картину, – ответил Пинкус и проследовал через комнату к утопленному в стене зеркальному бару. – И, кроме того, предложу приличного бренди тридцатилетней выдержки. Замечу, я полностью разделяю пристрастие твоей прелестной матушки к сему предмету роскоши, в котором так нуждаешься ты со своей нервной системой. Этот божественный напиток позволит тебе снять напряжение и немного расслабиться: недаром же мы с миссис Дивероу прибегли к его помощи перед тем, как приступить к осмотру твоей шато-берлоги. Я даже могу налить тебе щедрую порцию в расчете на то, что она не даст замутиться твоему юридического склада разуму после того, как узнаешь кое-что, о чем и не подозревал. – Арон наполнил хрустальный бокал темно-коричневым коньяком и поставил его на стол перед Сэмом. – Сейчас ты прочтешь нечто невероятное, после чего тебе придется принять наиважнейшее в твоей жизни решение. И то же самое должен буду сделать и я, да простит меня бог Авраам, который, как я глубоко убежден, – я имею в виду Авраама, – был царственно безумен!
– Избавьте меня от этой метафизической чепухи, Арон. Итак, что же мне предстоит узнать? И не представите ли вы на мой суд свое резюме?
– Вкратце, мой юный друг, все сводится к следующему. Правительство Соединенных Штатов отобрало у племени уопотами земли, законно принадлежавшие им. Сделано это было путем организации целой серии заговоров и с помощью различного рода махинаций, сопровождавшихся заключением договоров и щедрыми посулами. Впоследствии, однако, было принято решение, согласно которому этих соглашений как бы и не существовало. Что же касается соответствующих документов, то они были надежно спрятаны в закрытый архив Всеамериканского бюро по делам индейцев в Вашингтоне.
– А кто, черт возьми, эти уопотами?
– Это индейское племя, занимавшее территорию, простиравшуюся на север вдоль Миссисипи до самого форта Кэлхон, на запад, по берегам реки Плэтт, – до Сидар-Блафса, на юг – до Уипинг-Уотера и на восток – до города Ред-Оук, штат Айова.
– Но я не вижу здесь никакой проблемы. Отчуждение территории исконного обитания этого племени было компенсировано, если придерживаться принятой в Верховном суде терминологии, деньгами того времени. Кажется, это произошло в тысяча девятьсот двенадцатом или тринадцатом году.
– Как и всегда, Сэм, ты продемонстрировал изумительную фотографическую память. И все же ты кое- что упустил.
– Неправда! Я никогда ничего не упускаю… Во всяком случае, когда дело касается юридических вопросов.
– Ты основываешь свои заключения на официально опубликованных текстах документов, не более того.
– А разве имеется что-то еще?
– Да. Бумаги, скрытые от общественности, Сэм… Они тут перед тобой. Прочти их, мой юный друг, и через час или час с небольшим поделись с нами своим неординарным юридическим мнением об этих материалах. И, пока будешь знакомиться с документами, пей бренди, но в пределах допустимого, хотя, возможно, тебе и захочется прямо противоположного. Помни: не глотай его жадно, а лишь цеди маленькими глоточками. В правом верхнем ящике найдешь блокноты и карандаши: уверен, что ты пожелаешь сделать кое-какие пометки. Сводные данные, включенные в отчет, представлены стопкой бумаг слева от тебя. Материалы расположены в алфавитном порядке, листы пронумерованы. – Арон повернулся к Хауку. – Генерал, думаю, нам лучше оставить Сэма одного. Каждый раз, когда он смотрит на вас, у меня возникает такое чувство, будто с его головой происходит что-то неладное.
– Должно быть, это из-за моего национального костюма индейцев племени уопотами.
– Не сомневаюсь, какая-то связь тут есть. И, принимая во внимание своеобразие вашего одеяния, я осмеливаюсь спросить вас: что бы вы сказали, если бы Пэдди – простите, сержант Лафферти – отвез нас в маленький ресторанчик, который я посещаю во всех тех случаях, когда желал бы избежать встречи со слишком любознательными знакомыми?
– Предложение принято, командир Пинкус! Но как быть с Сэмом? У него был тяжелый, проведенный в полевых условиях день. А в армии, как вы знаете, сытый желудок решает все.
– Наш юный друг весьма ценит комфорт, генерал, о чем свидетельствуют счета, присланные ему из ресторана за доставку обедов на дом. А посему все необходимое он получит здесь, не выходя из кабинета. Хотя вроде бы сейчас ему не до еды.
Так оно и было. Раскрыв рот, Дивероу напряженно вглядывался в первые страницы, занеся крепко зажатый в руке карандаш над стандартным желтым блокнотом, какие обычно используются в суде. Но изучение документов длилось недолго. Уронив карандаш, глухо шлепнувшийся о стол, Сэм прошептал:
– Из нас никто не уцелеет! Они не допустят, чтобы мы остались в живых!
В трех с лишним тысячах миль к западу от Бостона, штат Массачусетс, и немногим севернее пересекающей этот населенный пункт параллели расположен славный Сан-Франциско, штат Калифорния. И в том, что, как свидетельствует статистика, большинство переселенцев с Восточного побережья в сей чудо-град – бывшие жители Бостона, право же, нет ничего удивительного. Некоторые специалисты по демографии утверждают, что беглецов из Новой Англии влекла к себе величественная гавань, столь напоминавшая им стоянку легендарных «Больших кораблей». Другие же полагают, что притягательная сила Фриско обусловлена присущей ему атмосферой академизма, подтверждением чему служит бесчисленное множество университетских кампусов и заменяющих собою дискуссионные клубы кафе, столь типичных и для столицы штата Массачусетс. Но не все согласны с той или иной изложенной выше точкой зрения: находятся и такие, кто настаивает на том, будто главным все же является все возрастающая, достигающая порой степени некой одержимости терпимость к иному образу жизни, что выгодно отличает Сан-Франциско от погрязшего в косности Бостона, чьи почтенные граждане неоднократно и с завидным упорством отвергали во время выборов национальную идею, предпочитая и впредь идти против течения. Однако безотносительно к многочисленным теле– и радиобеседам и шоу, а возможно, и не безотносительно к ним, мы считаем необходимым заметить, что приведенные нами сведения не имеют никакого отношения к нашему повествованию. Единственное, что имеет для нас значение, так это то, что один из персонажей, с которым нам предстоит сейчас познакомиться, окончил ту же Школу права при Гарвардском университете, что и Сэмюел Дансинг Дивероу.
Девушка, о коей пойдет речь, могла бы встретиться с Дивероу еще много лет назад, поскольку фирма «Арон Пинкус ассошиэйтс» проявила в свое время немалый интерес к ней и, соответственно, попыталась вызвать у нее адекватную реакцию. Но, к счастью или к несчастью, ее интересы лежали совершенно в иной плоскости, потому что она была по горло сыта изначально уготовленной ей ролью представительницы национального меньшинства и ей претило чуть ли не при каждом новом знакомстве озадачивать своей этнической принадлежностью бостонских профессионалов и ученых позеров. Она не была ни чернокожей, ни еврейкой, ни азиаткой, ни латиноамериканкой, и не было у нее корней среди выходцев из Средиземноморья, Бенгалии или арабских государств. Таким образом, по крови своей она не относилась ни к одной из тех групп населения, которыми практически исчерпывался юридически признаваемый список национальных меньшинств, боровшихся за выживание в бостонско-американском тигле. А это значило, что в стране не было ни клубов, ни учреждений, ни уличных тусовок, призванных обратить внимание общества на судьбу ее маленького народа, о котором никто не думал как об этносе, обеспокоенном перспективой своего исчезновения в результате все возрастающей социальной мобильности как следствия изменения в
