деньги спонсоров, пожелавших остаться неизвестными. Государственные функционеры рассматривают шансы нашего кандидата как очень высокие, кроме того, все это привлекает внимание и к Колорадо. Здесь или пан, или пропал. Проиграть они никак не имеют права.
– Проблема легализации необходимых средств может оказаться весьма серьезной, – сказала Маргрет Лоуэлл.
– Здесь нет проблемы, миссис Лоуэлл. Деньги переводятся частями, не превышающими лимитов, установленных избирательными законами, которые, на мой взгляд, весьма странные, чтобы не сказать – таинственные.
– Милош, если мне понадобится юрист, я обращусь непременно к вам, – добавила Маргрет Лоуэлл, улыбаясь и откидываясь на спинку стула.
– Я снабдил вас списками с названиями газет и именами авторов редакционных статей и колонок, привлеченных к делу…
– Которыми мы поддержим огонь в нашей печи, – прервал его Уинтерс. – Конечно.
– Естественно.
– Обязательно.
Кто же все-таки лжет, несмотря на то, что все так единодушны?!
– Скажите, Варак, – спросил румяный Сандстрем, – основываясь на том, что мы знаем и что вы нам доложили: наш кандидат ни на йоту не продемонстрировал желания участвовать в выборах. Ведь это крайне важно. Разве он не хочет занять этот выборный пост?
– Захочет. Он, можно сказать, из тех, кто немедленно выскочит из своего медвежьего угла, как только появятся условия для реализации его возможностей.
– Самуил, он что, тоже раввин?
– Вряд ли, мистер Мандель, – ответил Варак, позволив себе усмехнуться. – Я имею в виду… Вне всякого сомнения, это неважно.
– Милош, вы выражаетесь так осторожно, – заметил Мандель.
– Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Я хочу сказать, что в двух драматических ситуациях, одна из которых прямо угрожала его жизни, Кендрик выбрал самый трудный путь, потому что чувствовал, что сможет добиться перемен к лучшему. Первая – это когда он решил заменить коррумпированного конгрессмена, а вторая, конечно, кризис заложников в Маскате. Короче говоря, ему надо еще раз убедиться, что он и его способности нужны стране.
– Высокий полет, – сказал Гидеон Логан. – Он человек, безусловно, реалистического склада ума и трезво оценивает свою квалификацию. А если он заявит: «У меня недостаточно способностей»? Как это преодолеть?
Варак оглядел людей за столом с выражением человека, желающего быть понятым.
– Это символическое предположение.
– Как это? – спросил Мандель, снимая очки в металлической оправе.
– Например, нынешний госсекретарь, хотя его часто обвиняют коллеги и персонал Белого дома в том, что он слишком упрям и академичен, является самым трезвым в нынешней администрации. По своим каналам мне известно, что он заблокировал целую серию необдуманных действий, рекомендованных советниками президента. И это потому, что президент его уважает…
– Да его и следует уважать, – воскликнула Маргрет Лоуэлл.
– Думаю, Европейский Союз без него распался бы, – предположил Уинтерс.
– Без него этого Союза просто не было бы, – согласился Мандель, на обычно бесстрастном лице которого отразился гнев. – Он просто маяк рациональности в море ноющих неандертальцев.
– Простите, сэр! Можно ли слово «маяк» отнести к нашей символике? – спросил Сандстрем.
– Даже нужно! – заметил Гидеон Логан. – Наш госсекретарь, безусловно, символ интеллигентности. Да и вся нация уважает его.
– Он собирается подать в отставку, – сказал Варак.
– Что? – рванулся Сандстрем. – Его преданность Дженнингсу не позволяет ему этого.
– Но его чувство целостности не позволит ему остаться, – подвел черту Уинтерс.
– Однако из-за своей преданности, – вмешался Варак, – он согласился участвовать в конференции НАТО по Ближнему Востоку, которая состоится в миссии ООН на Кипре через три недели. Это одновременно и демонстрация единства, и возможность для президентского окружения найти замену, устраивающую конгресс. Потом он намерен уйти «по личным обстоятельствам», главное из которых – его разочарование в Совете национальной безопасности, где ему постоянно строят козни.
– А он объяснил все президенту? – спросила Маргрет Лоуэлл.
– По моим сведениям, нет, – ответил Варак. – Как отметил мистер Мандель, он человек рациональный и понимает, что гораздо лучше и легче для страны заменить одного человека, чем целый совет президентских советников.
– Трагично, – сказал Уинтерс, – но, похоже, неизбежно. Но как госсекретарь связан с Эваном Кендриком? Мне не очень понятно.
– В этом-то и есть символизм, – прокомментировал Эрик Сандстрем. – Ему следует понять, как это важно. Милош, я прав?
– Да, сэр. Если Кендрик поймет, что для страны спасительно, когда сильного вице-президента и союзники, и враги воспринимают как здравомыслящего человека, и что мир вздохнет с облегчением, он опять сделает свой нелегкий выбор и станет именно таким политическим деятелем.
– Из всего этого я делаю вывод, что он пойдет на это, – согласился Гидеон Логан. – Но кто же будет его убеждать?
– Единственный человек, кого он послушает, – произнес Милош, подумав, не подписывает ли он тем самым себе смертный приговор, – Эммануил Вайнграсс.
Энн Малкей О’Рейли работала в вашингтонском офисе Кендрика секретарем. Вывести из себя ее было крайне трудно. Многие годы с тех пор, как она с мужем перебралась сюда из Бостона, приходилось работать на шефов умных и не очень, порядочных и проходимцев. Она уже ничему не удивлялась. Но она никогда не работала с людьми, подобными Кендрику. Он был, если можно так выразиться, крайне упрямым политиком и крайне скромным героем. Он умел избегать неизбежного, то есть был живуч, как кошка. Умел исчезать с ловкостью человека-невидимки. Но, несмотря на тягу к исчезновению, он всегда уведомлял, как связаться с ним. Кендрик либо звонил через определенные промежутки времени, либо оставлял номер телефона, по которому с ним можно было поговорить. Однако за последние два дня он ни разу не звонил и не оставил никакого номера. Сами по себе эти два факта не вызывали тревогу у миссис О’Рейли, но были еще два, уже тревожных обстоятельства. На протяжении дня, с девяти двадцати утра, невозможно было дозвониться ни до его дома в Вирджинии, ни в Колорадо. В обоих штатах операторы говорили, что связь прервана, и ничего не изменилось до семи часов вечера. Именно это и вызвало беспокойство у Энни О’Рейли. Поэтому она решила позвонить мужу в полицию.
– О’Рейли, – ответил неприветливый голос. – Отдел расследований.
– Патрик, это я.
– Привет, тигренок. У нас сегодня жаркое из говядины?
– Я еще на работе.
– Ладно. Мне тоже надо поговорить с Эваном. Пару дней назад Мэнни звонил по поводу номеров для машины…
– Вот-вот, – прервала его жена. – И я хотела бы поговорить с ним, но, похоже, это невозможно.
Энни рассказала мужу о странном совпадении. Два телефонных номера в разных штатах, и оба одновременно вышли из строя. Кроме того, Эван не связывался с ней в течение двух дней и не оставил никакого другого номера, а на него это не похоже.
– Позвони в службу безопасности конгресса, – посоветовал детектив.
– На фиг! Как только я произнесу его имя, там начнется переполох, а ты ведь знаешь, как он к этому относится. Даю голову на отсечение, если найдется хоть какое-то разумное объяснение происходящему.
– А что ты хочешь от меня?
– Не мог бы ты разведать что-нибудь окольными путями, дорогой?
