– Разве? Эль-Баз мне об этом ничего не сказал.
– А зачем? КГБ известен своим пристрастием ко всякого рода тайным интригам, а проколы скрывает, опасаясь оконфузиться.
– Вот об этом эль-Баз как раз упоминал.
– Правильно! Если кто-либо в Маскате что-то и знает, так это эль-Баз.
– Значит, если я прохожу в Омане как Бахруди, стало быть, у меня появилась возможность использовать это преимущество для достижения своей цели. А вдруг русские заявят во всеуслышание, что им все известно?
– Исключено! Москва вечно опасается ловушек. Русские станут выжидать, посмотрят, как будут развиваться события. Ведь у этого Бахруди, надо понимать, есть родственники. Поставить их в известность о случившемся не так-то просто. Сами понимаете, насколько было бы проще, погибни международный террорист Бахруди не в Восточном Берлине, а где-нибудь на Ближнем Востоке.
– Но если он международный террорист, тогда, по логике вещей, Амаля Бахруди должны были сцапать в Маскате прямо в аэропорту.
– А какие к тому основания? Скажите, сколько Джонов в Америке?
– Миллионы…
– А по фамилии Смит?
– Столько же… А при чем тут Джон Смит?
– А при том, что Бахруди на Востоке – все равно что Смит. А имя Амаль встречается так же часто, как Джон или, скажем, Билл.
– И все же иммиграционная служба предоставила ему визу на тридцать дней, стало быть, международный террорист Амаль Бахруди занесен в компьютерный банк данных.
– Очень хорошо! Значит, регистрация прошла без осложнений. Послушайте, вы же должны понять, что любой террорист, прибывающий в иностранное государство, пользуется фальсифицированными документами. Именно на документы обращают внимание соответствующие службы, но отнюдь не на совпадения. Какой-либо Джон Бут,[28] фармацевт из Филадельфии, полный тезка убийцы из театра Форда, не должен страдать из-за этого.
– А вы, доктор, прекрасно разбираетесь в американской истории!
– Я, мистер Бахруди, как-никак окончил медицинский университет Джонса Хопкинса. Отец Ахмата, нашего султана, понял, что сын бедуина жаждет большего, чем всю жизнь влачить жалкое существование, оставаясь кочевником.
– Потрясающе! Как это произошло?
– Когда-нибудь расскажу. Пожалуйста, опустите руку!
Эван бросил на врача внимательный взгляд:
– Думаю, вы преданы султану и его близким.
– Предан? Не то слово! Я способен на убийство ради его семьи. Конечно, я не имею в виду насилие. Возможно, яд пропишу, диагноз ошибочный поставлю… Да мало ли что придумаю! Я же врач… Но обязательно верну долг сторицей.
– Стало быть, вы на моей стороне…
– Вне всякого сомнения! Вот доказательство: 555-0005.
– Этого достаточно. А как вас зовут?
– Амаль… Доктор Амаль Фейсал.
– Доктор, а почему у меня на шее нет шрама? Полиция во всеуслышание заявила, вот, мол, у него на шее шрам, значит, этот террорист – Амаль Бахруди…
– Об этом я ничего не знаю. Шрама нет, но документы-то в порядке!
– Что ж, ладно! Спасибо вам за доверие!
Кендрик поднялся с кушетки, подошел к раковине в противоположном углу комнаты. Намыливая руки жидким мылом, он постарался смыть излишки тонального крема с ладоней. Взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной. На него смотрел совершенно смуглый человек.
– А как там, в камере? – спросил он, оборачиваясь.
– Вам там точно не место!
– Я не об этом. Хочу представить, на что похоже пребывание в тюрьме. Ну, скажем, существуют ли там какие-либо ритуалы, обряды, которые обязаны знать новички? А как насчет подслушивающей техники? Полагаю, с этим у вас все в порядке?
– В общем, да. Но и заключенные знают об этом. Около двери, где понатыканы «жучки», они всегда галдят. Потолок высоченный, так что разобрать, что говорят, практически невозможно. Правда, те, что под крышкой смывных бачков, им распознать не удалось. Между прочим, султан пару лет назад задумал ввести подобие некой цивилизованной реформы в этой тюрьме. Одним словом, приказал зацементировать дырки в полу. В камере теперь унитазы. Кое-что мы, конечно, слышим, но приятного для слуха в их беседах, скажу я вам, мало. Заключенные постоянно соперничают. Кто из них главнее – вот в чем проблема! Вновь поступивших они подвергают унизительному допросу, а методы просто зверские. Конечно, они фанатики, но дураками их назвать нельзя. Бдительность – такое у них кредо. Все время опасаются, что в их ряды может просочиться враг.
– В таком случае это станет и моим кредо. – Кендрик подошел к столу у окна, где лежала приготовленная для него тюремная одежда. – Стану здесь таким фанатиком, как никто другой. – Он повернулся к врачу. – Мне позарез требуются имена тех, кто верховодит в посольстве. Двоих я запомнил, когда меня знакомили с документами в самолете. Один Абу Нассир, другой – Аббас Захер. Вы кого-нибудь можете назвать?
– Нассира не видели уже больше недели. Полагают, он сбежал. А Захера лидером не считают, просто он на виду, вот и все. Вообще-то главарем у них женщина. Некая Зайя Ятим. Она бегло говорит по-английски и постоянно следит за прессой.
– Как она выглядит?
– Трудно сказать. Никогда не снимает чадру.
– А кто еще?
– Один тип постоянно при ней. Похоже, ее сопровождающий. При оружии. Кажется, русская марка, но не скажу, какая именно.
– Имя, фамилия?
– Все зовут его просто Азрак.
– Синий? Азрак – это ведь по-арабски синий цвет!
– Кстати, о расцветках… Там вместе с ними пожилой человек, с седыми прядями в волосах. Это довольно редкий случай. Его зовут Абиад.
– Белый, стало быть, – заметил Эван.
– Говорят, будто он участвовал в захвате самолета компании TWA[29] в Бейруте. Однако, кроме фотоснимка, никаких свидетельств нет. Его имя до сих пор не раскрыто.
– Нассир, Зайя Ятим, Синий, Белый… Четверо. Вполне достаточно.
– Для чего?
– Для того, что я намерен предпринять.
– Подумайте хорошенько, прежде чем на что-то решитесь, – сказал врач, наблюдая, как Эван натягивает тюремные штаны с эластичной резинкой на поясе. – Ахмата, между прочим, раздирают противоречивые чувства. Вы ведь и для нас тоже приносите себя в жертву, а не только ради американских заложников. Он обеспокоен и хочет, чтобы вы это поняли.
– Передайте ему, что я сам себе не лиходей. Да и не такой уж я дурак! – Кендрик надел серую рубаху, сунул ноги в жесткие кожаные сандалии – типичную обувь в арабских тюрьмах. – Если пойму, что моя жизнь под угрозой, попрошу помощи.
– Не успеете и рта раскрыть, как они прикончат вас.
– А-а-а! – Эван залихватски махнул рукой. – Давайте условимся вот о чем. – Он обвел взглядом комнату, увидел рентгеновские снимки, подвешенные на струне. – Я громко скажу: «Эти фотопленки тайком вынесли из посольства». Подойду к унитазу и выкрикну эту фразу, и тогда пусть охранники немедленно меня выручают.
