– Но вы, высокочтимый муэдзин, посоветовали искать в другом месте, надо думать, не без причины…
– Аллах вразумил меня, ибо сказать слово правды в лицо несправедливому властелину – подвижничество достойнее всего.
– А это как понимать? Совсем непонятно.
– Отчего же? Я слышу в мечети голоса, мои старческие уши сподобились их услышать, хотя я мало что слышу и не услышал бы ничего, не будь на то воля Аллаха!
– То, что вы услышали, мудрейший муэдзин, не так уж и мало, но наверняка вы должны были услышать что-то еще.
– Голоса говорят шепотком о тех, кому польза от кровопролития…
– Ну вот, видите! И кто же эти люди, кому польза от кровопролития?
– Об этом голоса не упоминают. А все только «они», да «они»… Ни имен, ни занимаемых должностей не называли,
– А не обронили ли они в разговоре названия каких-либо сект? Может, упоминали, скажем, шиитов, суннитов? А про русских не говорили? Может, про Саудовскую Аравию упоминали?
– Нет,
– Ну хорошо, а вы не сумеете опознать тех, кто упоминает в разговоре про этих «они»?
– Да ведь я почти слепой,
– Тогда скажите, почтеннейший муэдзин, почему людей убивают? Такова воля Аллаха?
– В Коране говорится, что горячность, темпераментность юности находят оправдание, если разобраться в чувствах молодых…
– Ладно, не будем! В мечети вам покажут двоих мужчин среди молящихся, вы сделаете им знак, как только услышите что-либо…
– Не получится,
– А-а-а, да черт с ним!
– Это с вами демон,
Глава 2
Полуденное солнце палило нещадно. Томительная жара и горячий воздух угнетали. Ошалевшие пешеходы на раскаленных тротуарах безучастно ожидали, когда переключатся светофоры. И хотя в основном это были правительственные госслужащие, или, как принято теперь говорить, слуги народа, по каким-то причинам отважившиеся выйти из офисов и машин с кондиционерами и теперь направлявшиеся в правительственные учреждения, служить они явно не торопились, а если точнее – были не в силах, ибо адское пекло отбивало всякую охоту трудиться и вообще вести активный образ жизни.
На пересечении Двадцать третьей улицы и Вирджиния-авеню случилось дорожно-транспортное происшествие. Если говорить о повреждениях либо ущербе, серьезным его назвать было нельзя, но по части вызванных эмоций оказалось весьма значительным. Дело в том, что такси «поцеловало» правительственную машину, выехавшую из подземного гаража Госдепа.[5]
Оба водителя, охваченные праведным гневом, стояли возле своих машин и, обвиняя друг друга в нарушении правил вождения, психовали, опасаясь разноса своего начальства. Солнце между тем свирепствовало, а они не двигались с места – ждали полицию, которую вызвал проходивший мимо госслужащий.
Не прошло и пяти минут, как образовалась пробка. Сигналили машины, кое-кто, рискнув опустить стекло, надсаживал глотку. Какофония достигла апогея, когда пассажир такси, сидевший на заднем сиденье, распахнул дверцу и вылез из машины. Это был высокий худощавый мужчина чуть за сорок. В помятых брюках цвета хаки, тяжелых ботинках из кожзаменителя и не первой свежести куртке-сафари с короткими рукавами, он выглядел белой вороной в окружении летних костюмов, пестрых платьев и атташе-кейсов из натуральной кожи. Мужчина производил впечатление отнюдь не столичного жителя, а скорее проводника по крутым горным тропам. Правда, его наружность и повадки никак не вязались с одеянием – чисто выбритый, с отточенными чертами лица, голубоглазый, он поглядывал по сторонам, оценивая ситуацию, и наконец принял решение.
– Я ухожу, – сказал мужчина, положив ладонь на плечо таксиста, продолжавшего с пеной у рта доказывать свою правоту.
Таксист обернулся. Пассажир протянул два двадцатидолларовых банкнота.
– Как же так, мистер?! Вы же все видели! Этот сукин сын вылетел из гаража и даже не посигналил.
– Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я ничего не видел и не слышал до тех пор, пока вы не чмокнули друг друга.
Таксист присвистнул.
– Вот это номер! Он, видите ли, ничего не видел и не слышал… Полиции испугался… Ну и ну! Понятно, – процедил он сквозь зубы спустя секунду. – Кому охота вмешиваться.
– Я уже вмешался, – отозвался пассажир бесстрастным тоном. Достав из бумажника третий двадцатидолларовый банкнот, сунул его в верхний карман тужурки таксиста и тихо добавил: – Но не здесь и не сейчас.
Лавируя в толпе зевак, странного вида пешеход торопливо зашагал вдоль квартала, в направлении Третьей улицы, а если точнее – к подъезду Государственного департамента США с внушительными стеклянными дверями.
В специальном помещении подземного комплекса оперативной службы внешнеполитического ведомства не прекращалась напряженная работа. За металлической дверью с табличкой «Огайо-4-0», что означало «Оман. Совершенно секретно», беспрерывно работали компьютеры, издававшие характерные звуки и время от времени возвещавшие резким попискиванием о том, что из центрального банка данных получена новая информация. Ловкие сотрудники, получая распечатки, давали оценку поступившим сведениям.
В этом довольно большом помещении, кроме входной двери, была еще одна, тоже металлическая, но она вела не в коридор, а в служебный кабинет ответственного чиновника, возглавлявшего группу «Огайо-4 -0».
На расстоянии вытянутой руки от него находился пульт связи со всеми силовыми и информационными структурами Вашингтона. В данный момент этот человек спал прямо за рабочим столом, подложив под рано поседевшую голову переплетенные кисти рук.
Звали его Фрэнк Свонн. Он был средних лет и занимал пост заместителя директора Отдела консульских операций, мало кому известного подразделения Госдепа.
Вот уже более недели Свонн не имел возможности отдохнуть как следует. Спал урывками – как сейчас.
Резкий зуммер на пульте заставил его машинально вскинуть правую руку. Утопив клавишу, засветившуюся красным цветом, Фрэнк Свонн схватил телефонную трубку:
– Слушаю… – Помотав головой, он проглотил ком в горле. Звонила его секретарша, находившаяся пятью этажами выше. – Кто? Конгрессмен, говоришь?.. Член палаты представителей, стало быть… Только его мне сейчас и не хватает! Откуда он узнал мои координаты? Ладно, ладно, не тарахти… Слушай, пощади меня, скажи ему, будто я на совещании у Господа Бога. Нет, постой! Будет круче, если дашь ему понять, что меня вызвал для консультации госсекретарь.
– Я его приготовила к такому варианту, поэтому и звоню из вашего кабинета. Сказала ему, что только таким образом могу связаться с вами.
Фрэнк Свонн вскинул бровь:
– Ну, ты круче меня, Айви! В Древнем Риме точно состояла бы в личной охране претора, только устала бы ходить взад-вперед. Ближе телефона не нашла?
– На нечто подобное и конгрессмен намекал! Фрэнк, он сказал, что ему необходимо переговорить с вами
