– Но ведь я все-таки принимал участие в трех или четырех дискуссиях… Точно в трех.
– Вместе с непорядочными ловкачами, которых, в свою очередь, «сдали» такие же пройдохи, но людям это нравится. У нас обожают витать в небесах, а теперь на телевизионных экранах, выискивая сказочного короля или принца, который милостиво укажет верный путь.
– Стыдно смотреть на все это! Нынче Авраама Линкольна сочли бы несуразным провинциалом, и остался бы он в своем Иллинойсе.
– Или того хуже, – заметил Иаков Мандель, посмеиваясь. – Отрекомендовали бы его библейским евреем Авраамом, который в сговоре с антихристами приносит в жертву невинных младенцев.
– И который потом для достижения абсолютного сходства отрастил бы себе бороду, – улыбаясь, добавил Уинтерс и поднялся из кресла. – Выпьешь чего-нибудь? – спросил он и, предвидя ответ друга, направился к бару.
– Спасибо! Если можно, мне как обычно.
– Это уж как водится! – Самуил Уинтерс молча налил в один бокал неразбавленный бурбон, в другой – канадское виски и положил лед. – Вот тебе, Иаков, твой бурбон, а я думаю, теперь я во всем разобрался.
– Уверен, ты не терял времени даром, когда разливал спиртное, – сказал Мандель, улыбаясь и поднимая бокал. – Ваше здоровье, сэр.
– Ваше здоровые, – ответил Уинтерс.
– Так что будем делать?
– Считаю, что стремление к победе, о котором ты говоришь, нужно каким-либо образом пробудить в Эване Кендрике. Без этого ничего не получится, а к власти придут воинствующие оппортунисты и фанатики.
Уинтерс отпил из бокала и уставился на французский гобелен справа от него:
– Король Филипп и его воины были повержены в битве при Креси не только английскими лучниками и длинными ножами валлийцев. Они вынуждены были бороться, как спустя три столетия написал Сен-Симон, «с двором, обескровленным подлыми буржуазными коррупционерами».
– Мне, Самуил, далеко до твоей эрудиции.
– Что будем делать с Эваном Кендриком? Как разжечь у него страстное стремление к победе? Теперь я понимаю, что это дело чрезвычайной важности.
– Думаю, начнем с Милоша Варака.
Энни Малкей О’Рейли была крайне взволнована. Четыре телефонные линии в офисе обычно использовались для того, чтобы делать необходимые звонки. В офис конгрессмена обычно не слишком часто звонили. Но этот день нельзя было назвать обычным, он был просто сумасшедшим. В течение двадцати четырех часов едва ли не самый скромный из офисов на Капитолийском холме превратился в горячую точку. Энни пришлось позвонить двум помощникам, которые никогда не появлялись в офисе по понедельникам.
– Да ты что, Энни, весь уик-энд летит коту под хвост!
Она убедила их немедленно явиться на работу, связалась с Филиппом Тобиасом. Этого надо хорошенько встряхнуть! Главный помощничек… Пусть забудет про теннис и притащит свою карьерную задницу в офис, иначе она убьет его!
– Что случилось?
– Шоу Фоксли вчера видел?
– Нет, катался на яхте. А зачем мне было его смотреть?
– Он участвовал в нем!
– Что? Как они посмели без моего согласия?
– Должно быть, ему позвонили домой.
– Этот паршивец ничего мне не сказал.
«Мне тоже, но я видела его имя в списке приглашенных».
– Боже! Достань мне пленку, Энни! Пожалуйста!
– Только если приедешь и поможешь отвечать на звонки, дорогуша.
– Вот говнюха!
– Как ты смеешь, наглец? Я же дама!
– Прости, Энни. Умоляю, достань пленку!
В конце концов, только потому, что она была в отчаянии, и только потому, что ее муж, Патрик Ксавье О’Рейли, отдыхал по понедельникам после ночной субботней смены, следя за криминальной обстановкой в столице, она позвонила ему и заявила, что, если он не явится вызволять ее, она настрочит на него донос и обвинит в изнасиловании, что, как она добавила, было всего лишь далекой от реальности фантазией. Единственным человеком, с которым ей не удалось связаться, был конгрессмен из девятого округа Колорадо.
– Мне очень, очень жаль, миссис О’Рейли, – сказал араб. Он и его жена присматривали за домом Кендрика, когда тот отсутствовал. Араб был либо безработным хирургом, либо бывшим ректором какого- нибудь университета, как предполагала Энни. – Конгрессмен сказал, что уедет на несколько дней. Не имею понятия, где он может быть.
– Чушь собачья, мистер Сахара!
– Вы льстите мне подобным сравнением, миссис О’Рейли.
– Свяжитесь с этим неуловимым слугой народа и скажите ему, что мы здесь зашиваемся. И все благодаря его участию в шоу Фоксли!
– Он был просто бесподобен.
– А откуда вам известно об этом?
– Читал в «Вашингтон пост», миссис О’Рейли, а также в нью-йоркской «Таймс» и в «Чикаго трибюн».
– Он читает все эти газеты?
– Нет, миссис О’Рейли, их читаю я. Но, когда он изъявляет желание их просмотреть, не возражаю.
– Слава господу!
Шум в приемной стал абсолютно невыносимым. Энни бросила трубку и подбежала к двери. Распахнув ее, она застыла в изумлении. Через толпу репортеров, помощников конгрессменов и множества других, совершенно незнакомых ей, людей пробирались Эван Кендрик и ее собственный муж.
– Сюда, скорее! – крикнула она. Как только дверь за ними закрылась, мистер О’Рейли представился:
– Я ее полицейский. Приятно с вами познакомиться, конгрессмен.
– Без вас мне пришлось бы туго, – пожимая ему руку, ответил Кендрик, бегло оглядев широкоплечего коренастого рыжеволосого мужчину с брюшком, непропорционально большим для его роста, и цветущим лицом, на котором горели умные зеленые глаза. – Я благодарен судьбе за то, что мы оказались здесь в одно время.
– По правде говоря, сэр, это не совсем случайность. Моя взбалмошная женушка позвонила с час назад, оказаться здесь я смог минут через двадцать – двадцать пять. Увидел это столпотворение в коридоре и подумал, что с минуты на минуту можете появиться вы. Вот и подождал вас.
– Мог бы и мне об этом сказать, тупая твоя голова! Мы здесь с ума сходим!
– Ну да, и заработать взыскание, дорогая моя?
– Ну не болван ли? Ирландец непутевый…
– Все, довольно ругани, – приказал Эван, бросив взгляд на дверь. – Что будем со всем этим делать? Что стряслось?
– Это вы, конгрессмен, выступали в шоу Фоксли, – сказала миссис О’Рейли. – Нас там не было.
– Я взял за правило никогда не смотреть подобных программ, – отбил пас Кендрик. – Если б смотрел, знал бы, что делать.
– Могу сообщить, что вся страна узнала о вас.
– Отлично выступили, конгрессмен! – добавил полицейский. – Ребята из департамента звонили и велели сказать Энни, чтобы она сказала вам спасибо. Я говорил тебе, Энни.
– Во-первых, у меня не было возможности передать твои слова конгрессмену, а во-вторых, в этой суете
