Ультиматум Борна

либо скрывать… А ты не станешь, ты ведь еще слишком мягок, слишком молод. – Карлос бросил его на землю, высокая трава склонилась под тяжестью его тела. Карлос достал фонарик и сел на корточки рядом с пленником, направив нож к глазам агента.

Последние слова слетели с уст окровавленного юноши, и эти слова гремели, подобно барабанам, в ушах Ильича Рамиреса Санчеса. Джейсон Борн в Москве! Это действительно должен был быть Борн, потому что испуганный молодой агент КГБ выплескивал информацию стремительным, паническим потоком фраз, глотая окончания, сообщая все, что только могло спасти ему жизнь. Товарищ Крупкин – два американца, один высокий, другой хромой! Мы отвезли их в гостиницу, потом на встречу на Садовой.

Крупкин и ненавистный Борн провели его людей в Париже – в Париже, его неприступном вооруженном лагере! – и последовали за ним в Москву. Как? Теперь это уже не имело значения. Имело значение лишь то, что сам Хамелеон остановился в «Метрополе»; а изменники в Париже никуда не денутся. В «Метрополе»! Его злейший враг был всего в часе езды, в Москве, наверняка безмятежно спал, даже не подозревая, что Карлос Шакал уже знает, что он там. Киллера переполнило чувство триумфа – над жизнью и смертью. Врачи говорили, что он при смерти, но они ошибаются так же часто, как бывают правы, и в тот момент они ошибались! Смерть Джейсона Борна возродит его.

Однако время было неподходящее. Три часа утра – не лучшая часть суток, для того чтобы красться по улицам или гостиницам в поисках жертвы, в Москве, в городе, скованном хваткой постоянной подозрительности, где сама темнота была настороженной. Всем известно, что в главных гостиницах ночные дежурные вооружены и назначались на эту должность за меткость и за рвение в службе. Дневной свет приносил облегчение от ночных забот; лучшее время для нападения – утренняя суета.

А сейчас было самое время для другого удара, по крайней мере прелюдии к нему. Пора созвать своих подопечных в советском правительстве и дать им знать, что прибыл их монсеньор – Мессия прибыл, чтобы освободить их. Перед отъездом из Парижа он собрал все досье, а также досье, скрытые среди тех досье, с виду безобидные бумажки в папках, пока не осветить их инфракрасной лампой, – тогда тепловые волны высветят печатный текст. Местом встречи он избрал маленький заброшенный магазин на Вавилова. Он свяжется с каждым из своих людей с общественного телефона и даст им указание быть там к 5.30, используя для подхода параллельные улицы и переулки. К 6.30 это дело завершится, каждый подопечный будет вооружен информацией, которая выдвинет его/ее на высшие позиции в московской элите. Появится еще одна невидимая армия, гораздо меньшая, чем в Париже, но не менее эффективная и бесконечно более удобная для его операций. И к 7.30 великий Шакал окажется на месте у «Метрополя», ожидая начала движения просыпающихся гостей, времени гремящих подносов и тележек комнатной обслуги и лихорадочной суеты вестибюля, беспокойства и бюрократии. Именно тогда в «Метрополе» он будет к услугам Джейсона Борна.

Один за другим, подобно усталым бродягам, ранним утром пять мужчин и три женщины прибыли к полуразрушенному входу в заброшенный магазин на улице Вавилова. Их осторожность можно было понять: этого района следовало избегать, хотя и не обязательно из-за неприятных жителей: московская милиция свирепствовала в таких районах, – а из-за множества ветхих строений. Район находился в процессе обновления; однако, как в любых проектах городского строительства по всему миру, у прогресса бывает две скорости: медленная и полная остановка. Единственным постоянным, хотя и по меньшей мере опасным удобством, было наличие электричества, и Карлос воспользовался им исключительно для своих целей.

Он стоял в дальнем конце голого бетонного помещения, лампа лежала на полу позади него, высвечивая силуэт, не позволяя разглядеть его черты, скрытые вдобавок поднятым воротником черного одеяния. Справа от него стоял сломанный низкий деревянный стол, на котором были разложены папки с досье, а слева от него, прикрытый кипой газет, невидимо для его «подопечных», лежала обрезанная 56-я винтовка и автомат «АК-47» с сороказарядным магазином. Второй магазин был заткнут за пояс Шакала. Оружие было с ним почти по привычке: он не ожидал никаких осложнений. Только поклонение.

Он осмотрел присутствующих, заметив, что все восемь искоса поглядывают друг на друга. Никто не произнес ни слова; в сыром воздухе мрачного заброшенного помещения чувствовалось напряженное ожидание. Карлос понимал, что должен развеять страх, эту скрытность, как можно скорее. Именно для этого он расставил восемь стульев, собранных из разных брошенных кабинетов в задней части магазина. Когда люди сидят, они менее напряжены; это трюизм. Однако ни один из стульев не был занят.

– Спасибо, что пришли сюда этим утром, – сказал Шакал по-русски, повысив голос. – Прошу вас, выберите себе по стулу и присаживайтесь. Наша беседа будет недолгой, но потребует предельной концентрации… Не мог бы товарищ, ближайший к двери, закрыть ее? Мы больше никого не ждем.

Один бюрократ твердой походкой прошел к тяжелой старой двери и закрыл ее, в то время как остальные взяли себе по стулу, отставив их друг от друга на равные расстояния. Карлос подождал, пока все рассядутся и стихнет скрежет деревянных ножек о цемент. Затем, подобно опытному оратору-актеру, Шакал выдержал паузу, прежде чем формально обратиться к своей аудитории. Он глянул своими проницательными глазами по очереди на каждого из присутствующих, будто желая сообщить каждому и каждой, что он и она для него особенные. Последовали краткие движения рук, в основном женских, разглаживавших складки одежды, когда на них останавливался его взгляд. Их одежда была характерна для представителей высших правительственных кругов – прямого покроя и консервативная, но хорошо выглаженная и чистая.

– Я парижский монсеньор, – начал киллер в церковном одеянии. – Я тот, кто провел несколько лет в поисках каждого из вас – при помощи товарищей здесь, в Москве, и за ее пределами – и посылал вам немалые деньги, прося только о том, чтобы вы тихо дожидались моего прибытия и проявили такую же преданность мне, какую я проявил по отношению к вам… По вашим лицам я предвижу ваши вопросы, так что позвольте мне пояснить. Годы тому назад я был среди немногих избранных для обучения в Новгороде. – Последовала тихая, но заметная реакция присутствующих. Миф о Новгороде соответствовал реальности; это действительно был очень хороший учебный центр для самых одаренных товарищей – как им дали понять, но правды никто на самом деле не знал, потому что о Новгороде редко говорили вслух, только шепотом. Несколько раз кивнув, Карлос отметил для себя эффект, произведенный его откровением, и продолжил:

– Прошедшие после этого годы я провел во множестве стран, продвигая интересы великой социалистической революции, был подпольным комиссаром с гибкими полномочиями, которые требовали частых поездок сюда, в Москву, глубокого изучения конкретных ведомств, в которых каждый из вас занимает ответственную должность. – Шакал снова сделал паузу, потом вдруг заговорил резко: – Должности ответственные, но без власти, которая должна принадлежать вам. Ваши возможности недооценивают, вам недоплачивают, потому что начальники над вами – полные идиоты.

Реакция слушателей теперь была более заметной, определенно менее сдержанной.

– По сравнению с аналогичными отделами в правительствах наших соперников, – продолжал Карлос, – мы далеко отстали, в то время как должны быть далеко впереди, и мы отстали потому, что ваши таланты все время подавляются вышестоящими людьми, которые больше заботятся о своих должностных привилегиях, чем о функционировании их отделов!

Реакция была мгновенной, даже возбуждающей: три женщины вполне открыто, хотя и сдержанно, зааплодировали.

– Именно по этой причине, по этим причинам я и мои единомышленники здесь, в Москве, нашли вас. Далее, именно поэтому я посылал вам деньги – вы могли использовать их по своему личному усмотрению, – потому что эти деньги приблизительно показывают, какие привилегии имеет ваше начальство. Так почему бы вам не получать их и не радоваться им, как радуются эти тупицы?

По помещению прокатилось «Почему нет?» и «Он прав», теперь все переглядывались и кивали головами. Тогда Шакал начал перечислять восемь основных ведомств, и на каждое из названий присутствующие кивали с энтузиазмом.

– Министерства транспорта, печати, финансов, внешней торговли, юстиции, обороны, науки и, наконец, хотя и не на последнем месте, Верховный Совет… Это ваши области, но вас отрезали от всех конечных решений. Этого больше нельзя терпеть – пора все изменить!

Слушатели поднялись с мест как один, они больше не были незнакомцами – наоборот, люди были объединены идеей. Но тут один, очевидно, осторожный бюрократ, который