полагаем, что лучше подготовлены для этого природой. В случае опасности в нас просыпается могучая животная сила, уродливая и беспощадная, но что делать, такой уж мы народ. Именно это сейчас происходит и с Дэвидом.
– И когда только мой братишка успел заделаться философом? – спросила Мари, пристально изучая лицо брата.
– Это не философия, девочка. Я просто знаю это, и все тут. Большинство мужчин такие, простите нас, милые дамы.
– Не извиняйся. Женщины знают, откуда что берется. Иначе и быть не может. Поверишь ли в то, что твоя высокообразованная сестра, вращавшаяся некогда среди светил экономики в Оттаве, визжит как резаная, если находит мышку под кухонным столом, и падает в обморок при виде крысы?
– Не могу не согласиться с тем, что образованные женщины откровеннее и самокритичнее прочих.
– Я целиком и полностью согласна с тем, что ты сказал, Джонни, но ты упустил из виду одну вещь. За эти пять лет Дэвид ощутимо поправился, и с каждым месяцем ему становилось все лучше и лучше. Вероятно, он никогда не смог бы полностью излечиться, его душевные раны были чересчур глубоки и многочисленны, но припадки ярости полностью исчезли. Его одинокие прогулки в лесу, из которых он возвращался с избитыми в кровь о стволы деревьев руками, безмолвные, сдавленные рыдания в его кабинете среди ночи, когда он не мог вспомнить, кто он и что совершил, думая о себе самое худшее, – все кануло в прошлое, Джонни! Мы впервые увидели вместе солнце, живой, чистый солнечный свет, понимаешь меня, братишка?
– Да, конечно, – угрюмо ответил Джон.
– То, что происходит сейчас, может вернуть все снова, и это ужасает меня больше всего!
– Будем надеяться на то, что все скоро кончится.
Мари замолчала и снова испытующе посмотрела на брата:
– Так, братишка. Уж я-то хорошо тебя знаю. Ты что-то недоговариваешь.
– Нет.
– Не нет, а да… Я никогда не могла понять вас с Дэвидом. Наши братья такие надежные, преуспевающие, возможно не в интеллектуальном плане, но прагматически. Но он выбрал тебя. Почему, Джонни?
– Давай не будем об этом, – отрезал Джон, освобождая свою руку из руки сестры.
– Но мне нужно знать. Это моя жизнь. Он – моя жизнь. Я больше не вынесу секретов вокруг него! Итак – почему ты?
Джонни откинулся на спинку шезлонга, заложив руки за голову. После этого он бросил на сестру последний умоляющий взгляд. Но по ней было видно, что она не отступится.
– Ладно, я понял тебя. Помнишь, как семь лет назад я ушел с отцовского ранчо, собираясь попробовать жить сам по себе?
– Конечно. Тогда мне казалось, что ты окончательно и бесповоротно разбил сердца отца и матери. Что случилось? Ты всегда был их любимчиком и…
– Я всегда был лихим мальчишкой! – перебив сестру, воскликнул молодой человек. – Мне хотелось самому добраться до всего, добиться какого-нибудь бешеного успеха, а не уподобляться старшим братьям, слепо следующим распоряжениям их целомудренного, подверженного многим предрассудкам французско- канадского отца, весь жизненный опыт и ум которого сводился к земле и деньгам, доставшимся ему по наследству.
– Да, может быть, он действительно казался таким, спорить не буду – с точки зрения «лихого мальчишки».
– Перестань, Мари. В свое время ты сделала то же самое, да и потом периодически пропадала из дома на целые годы.
– У меня были дела.
– У меня тоже.
– И чем занимался ты?
– Вышло так, что я убил двух человек. Двух подонков, убивших перед этим мою подружку. Изнасиловавших, а затем убивших ее.
– Что?!
– Пожалуйста, тише…
– Господи боже мой, ты не шутишь?
– После случившегося я не стал звонить домой. Вместо этого я связался с твоим мужем… моим другом, Дэвидом, который никогда не обходился со мной как с психованным пацаном. В тот момент мне это казалось лучшим и наиболее логичным выходом из положения. Наше правительство пошло ему навстречу и допустило к делу нескольких хороших юристов из Вашингтона и Оттавы. Я был оправдан. Самооборона, вот как это называлось.
– Он никогда не рассказывал мне об этом…
– Я очень просил его держать все от тебя в секрете.
– Так вот почему… Но я все еще не понимаю причин вашей дружбы.
– Это просто, Мари. Он знает, что я смог убить и способен убить еще, если это мне покажется необходимым.
Их разговор был прерван телефонным звонком, донесшимся из глубины дома. Мари вопросительно взглянула на брата. Прежде чем она успела открыть рот для вопроса, на пороге кухни появилась пожилая негритянка.
– Вас к телефону, мистер Джон. Это тот пилот с большого острова. Он говорит, что это важно.
– Спасибо, миссис Купер, – ответил Сен-Жак, поднимаясь с шезлонга и поспешно направляясь к телефону, стоящему рядом с бортиком бассейна. Несколько минут он говорил в трубку и слушал сам, затем посмотрел на Мари, с силой бросил трубку на рычаг и быстро вернулся обратно: – Собирайся! Мы уезжаем отсюда! Прямо сейчас!
– В чем дело? Это был пилот с того самолета, что привез нас?..
– Он вернулся с Мартиники и только что узнал, что кто-то в аэропорту интересовался нами прошлым вечером. Расспрашивал о женщине с двумя детьми. Никто ему ничего не сказал, но этим дело может не кончиться. Собирайся быстрее.
– О боже, куда теперь нам деваться?
– В гостиницу, пока не придумаем что-нибудь получше. Туда ведет одна-единственная дорога, и мои собственные тонтон-макуты стерегут ее. Никто не пройдет ни туда, ни обратно. Миссис Купер поможет тебе с Элисон. Поторапливайся!
Мари бросилась в дом. Телефон снова зазвонил. Джонни сбежал по ступенькам к бассейну и схватил трубку. Миссис Купер выглянула из кухни:
– Это правительственный звонок с Монтсеррата, мистер Джон.
– Что им нужно, черт возьми?
– Мне спросить?
– Нет, я сам. Помогите моей сестре с детьми и отнесите их вещи в «Лендровер». Они уезжают через десять минут.
– Ох, какая жалость. Я только-только подружилась с ребятишками.
– Какая жалость, – пробормотал Сен-Жак, снимая трубку. – Да!
– Привет, Джон, – раздался в трубке голос помощника губернатора, хорошего друга канадского промысловика, ищущего счастья на этих островах. Он не раз помогал ему продираться сквозь заросли бюрократических рогаток колониальных Правил Территориальной Принадлежности.
– Могу я перезвонить тебе, Генри? Сейчас я очень спешу.
– Боюсь, что нет, старина. Задание спущено из самого Департамента иностранных дел. Они просили нас о немедленном содействии, и к тому же это не составит тебе особенного труда.
– Ну, что там?
– На «Эр Франс» в 10.30 на Антигуа прибывает один старикан с женой, и Уайтхолл желает устроить им прием по высшему разряду, ковровые дорожки и так далее. Этот старик, как следует из их сообщения, герой войны, имеет серьезные медали и сражался плечом к плечу с нашими дедами на берегах Ла-Манша.
