декоративный садовый цветок) приказано пасть ниц! И пока еще «демон медлит», под звон осени можно пропеть «Оду юности», в которой восторг перемешается с иронией.
А вот в стихотворении «К звездам» иронии уже нет. Космическая тема тоже очень увлекала Николая Ивановича. Возможно, что именно это стихотворение дало основание Б. Н. Двинянинову назвать палиндром «космодромом поэзии». Вера в то, что человеческая деятельность — это «року укор», восторг от преодоления земного тяготения, — все это отразилось в кратком, но емком стихотворении.
Понимая необходимость войны только для защиты, Ладыгин в стихотворении «Не стен гордо дрогнет сень…» выступил с позиции, близкой сегодняшнему времени. Он восклицал: «Меч Азии зачем?! / Тут / Море могил…» Напоминая про «Пир Хиросимы», рисуя «у сирот пап и мам», он протестует против ада у колыбели.
Последнее стихотворение этого раздела, венчающее собой и книгу, «Один, души пишу дни до…». Написанное Николаем Ивановичем в последние годы жизни, оно явилось как бы завещанием поэта. Не имевший возможности представить на суд читателя «и жар и миражи» своей души, сознавая невольное одиночество на избранном пути, он оценивал общественно-литературную ситуацию начала 70-х годов. Он ясно видел «лед зевак», «лень мумий», которым «ум, как нож», видел «псарей мира», видел, как «нового били», видел «выдоенного» вялого классика, закисшего «с алкоголя», который «Ударит тираду, / И жарит тиражи». Минутное сомнение возникает у поэта: «Может, я мятежом / Зело полез…» И тут же сомнение отвергается:
Это стихотворение напоминает стихотворение Николая Клюева «Я гневаюсь на вас и горестно браню…»:
Да уж, «лирохвостости» в стихе 70-х годов явно не хватало (Клюев-то свои стихи написал за тридцать лет до этого). Но Ладыгин окончил свои дни с верой в то, что «муза разума» жива:
Последняя строка уже не обращается, она спроецирована на будущее, которое сейчас отвечает Ладыгину пониманием, подтверждением его веры.
Его стихи недаром называли «словесным кружевом». Удивительным образом из самого рационального «построения» узора у кружевниц рождается тончайшая эмоция, оживляющая генетическую народную память. Палиндромы Ладыгина воскрешают слог древнерусской литературы, одический пафос Ломоносова и Державина, фольклорную веру в слово. «Звуки лиры», спасающие «дела людей» от «пропасти забвенья», здесь как бы удваиваются. О палиндроме можно сказать словами самого Николая Ивановича, что это «року укор». Разве не в этом, не в преодолении роковых обстоятельств и состоит смысл искусства?..

Примечания
1
См.: Глазков Н. Неповторимость: Стихи и поэма. М., 1979. С. 112.
2
«Палиндром» происходит от греческого слова «palidromos», что переводится как «возвращающийся», «бегущий назад».
3
Ладыгин Н. Золото лоз: Палиндромические стихи и поэмы (составление, вступительная статья и послесловие С. Е. Бирюкова). Тамбов, 1993.
4
Из письма В. Солоухина к Н. Ладыгину (семейный архив Б. и А. Ладыгиных).
5
Кулаков В. <Рецензия на кн. Н. Ладыгина «Золото лоз»> // Новое литературное обозрение. 1994, № 7. С. 317.