неведение, играть роль, позволяющую обмануть мерзкого типа. В отличие от игры всей ее жизни игру в обман она разделяла со всеми окружающими. Каждый, кто находился сейчас наверху этой башни, что- нибудь да изображал. Ну, кроме разве что Типпы, но та была дурой, хоть и милой.
Разговор с параглезом явился для Кейт откровением. Создание Кейт несуществующей – вечный обман, делавший греховным все ее существование, – теперь служил некой цели. Годы лжи научили ее играть свою роль, а актерство и есть часть дипломатии, которая поможет ей послужить Семье и прославить имя Галвеев.
Параглез улыбнулся снова, на сей раз с печалью.
– Вы столь же любезны, как и прекрасны. И тем более печалит меня то, что, возвратившись к своим гостям, я уже не нашел вас.
Она кивнула, не преминув выразить свое огорчение.
– Весьма сожалею, однако у меня не было выбора. Несколько ваших гостей – как вы уже, вне сомнения, слышали – приставали к моей кузине Типпе. Я присутствовала на приеме как ее компаньонка, и поэтому мне не оставалось ничего иного, как отвезти ее домой.
Она заметила потрясение в глазах параглеза, промелькнувшее и немедленно исчезнувшее за очередной масленой улыбкой.
– Эти три гостя задержаны и сейчас находятся в нашем распоряжении. Гиру-налле злоумышляют против Семей не первый год; на сей раз, однако, они проявили неосторожность и попались. Все трое так называемых принцев будут сегодня казнены в качестве одного из увеселений. Оскорбление, нанесенное вашей кузине – моей будущей дочери, – попросту нестерпимо.
Поглядев на Кейт долгим задумчивым взглядом, он добавил:
– Но я не знал, что именно вы отвозили ее домой. Эти люди, когда мы их... э, расспрашивали... рассказали, что от нашей дорогой Типпы их отогнала истинная Галичь в образе женщины, хотя ни я, ни все прочие, кто был на приеме, не помнят, чтобы на нем присутствовала такая особа. Да и теперь я не вижу в вас никакого сходства с Галичь.
Именем этим звалась одна из пяти фурий, богинь более древних, чем Иберанская вера; клыкастая, покрытая синей кожей, Галичь извергала из своих рубиновых глаз пламя, пожиравшее ее врагов. Мифы Иберы уподобляли ее чуме в женском обличье, истреблявшей все, чем она была недовольна.
– Ну, я не стала бы сравнивать себя с Галичь, – ответила Кейт, – хотя, признаюсь, характер у меня есть.
Параглез поднял бровь, тень улыбки мелькнула на его губах.
– Вполне очевидно, – вымолвил он.
Уделив ей еще пару минут, он откланялся, сказав, что должен побеседовать и с другими гостями.
Кейт с интересом следила за ним: мускусный запах похоти, исходивший от него во время разговора, сразу исчез, когда он обнаружил, что девушка в одиночку прогнала трех принцев, оставив слабую испарину страха. Интересно. Хотелось бы знать, что видели эти люди и что сказали ему... подобную реакцию вызвать непросто.
Внизу, на площади, показалась уже завершающая часть парада, и крестьяне, занимавшие обе стороны улицы, разразились приветственными воплями. Вперед легким шагом выступила сотня парнисс в пурпурных одеяниях – только парниссы и имели право надевать их в день, следующий за Днем Терамис. Возглавляющие процессию несли на своих плечах носилки, в которых восседала женщина, закутанная в золотую ткань. Новая караиса Халлеса, женщина полей оракула и лотереи, давшая имя новому году, махала ликующим ордам. Невольно заинтересовавшись зрелищем, Кейт перегнулась через балюстраду. Боги всегда выбирали своих караис самым удивительным образом.
Эта женщина казалась крошечной и дряхлой. Возле Кейт кто-то усмехнулся.
– Погоди-ка, вот еще услышишь, как она назвала год.
Кейт обернулась и увидела рядом Калмета Доктиирака, который через неделю должен был стать мужем ее кузины. Явный Балтос – светловолосый, плосколицый и синеглазый как лед, коренастый и невысокий; в такой же мере Кейт, высокая, худощавая, темноглазая и темноволосая, принадлежала к Заитам. Пока еще Калмет не напоминал жабу, однако Кейт угадывала в его лице признаки будущего обличья. Вылитый отец – только молодой. Кейт попыталась представить себя замужем за подобным типом, чтобы скрепить альянс, и внутренне содрогнулась. Слава всем богам, ее ветвь Семьи не обладала статусом, необходимым для заключения подобных браков.
Она улыбнулась.
– Мы уже почти одна Семья. И ты ведь не заставишь меня ждать?
Он подмигнул.
– Пожалуй, меня можно уговорить... за один маленький поцелуй. Учитывая то, что мы уже почти одна Семья.
Что отец, что сын. Вторая Кейт, смертельно опасная, шевельнулась в своем сне, мечтая о гибели тех мужчин, которые этого заслуживают. Однако Кейт, заработавшая место дипломата, шире улыбнулась и молвила в ответ:
– Я бы поцеловала тебя без всяких причин. По-моему, кузине здорово повезло.
Она прильнула к нему и одарила коротким и страстным поцелуем в губы.
Калмет залился удивительно ярким румянцем и послал ей улыбку, едва не сделавшую его приятным. Отчасти.
– Новая караиса разводит свиней, – заметил он, разглядывая подступавшую все ближе процессию. – И она дала году такое имя: Мой Славный Жирненький Поросенок Абрамакнар.
Кейт рассмеялась с неподдельной искренностью.
– Ого! Как у нас в Год Свиньи. Это смущает.
Бросив ехидный взгляд на собеседника, она прибавила:
– Ничего, у нас однажды было и хуже.
Калмет посерьезнел.
– Выкладывай.
– У нас четыре года назад караисой стала пятнадцатилетняя девчонка. И она подала имя в лотерею после того, как подралась со своим братом. Данное ею имя оказалось настолько ужасным, что, по словам нашей семейной парниссы, все они просили оракула отвергнуть имя и извлечь другое. Однако тот, конечно, не согласился.
– В самом деле, я еще не слышал, чтобы парниссы хотели изменить имя. И как же она назвала год?
– Теперь мы зовем его Годом Чудесного Меча, однако полное имя его звучало так: «Хрен Говноеда, Моего Брата Гамаля, Который Он Зовет Чудесным Мечом и Который, Надеюсь, Позеленеет И Отвалится, Потому Что Гамаль – Дырка В Заднице».
Калмет хихикнул, и уши его покраснели.
– Понятно, почему парниссы решили поменять его...
– Но это еще не самое худшее. Парниссам едва удалось решить, какой бог должен был править в тот год. В конце концов они взвалили его на Бретвана в темном аспекте и назвали неблагоприятным. Все мы были рады, когда он закончился, а больше всех – караиса. Ей донельзя надоело, что всякий кому не лень связывает ее имя со зловещими предсказаниями Бретвана Темного и хреном ее брата. Особенно последнее.
– Нетрудно понять, – язвительно произнес Калмет. – Однако жирный поросенок, естественно, сулит добрые знамения.
Внизу парниссы уже прекратили наставлять новую караису. Толпа заговорила, сперва тихо, потом все громче и громче. Различив слова дружного хора, Кейт вздрогнула. Люди вопили:
– Выведите их! Выведите их!
В соответствии с традицией в день, следующий за Днем Именования, парниссы публично казнили преступников, символически уничтожая зло, дабы пресечь его влияние на наступающий год. Жертвоприношения эти воистину тешили толпу, о чем свидетельствовали доносящиеся снизу вопли, которые становились еще более кровожадными. Кейт ненавидела подобные представления, и у себя дома всегда находила предлог, чтобы избежать их. Однако на сей раз она попалась: Калмет торчал возле нее, и незаметно ускользнуть от него было невозможно. Увы, сын параглеза не обнаруживал никакого намерения
