своей любви к нему, что сумеет забыть о разделявшем их прошлом и примет его таким, каков он есть. Но Кейт так и не пришла.
Вместе со своими друзьями он оставил Дом Галвеев. Уходя, он не смог удержаться и оглянулся. Кейт стояла на верху окружающей Дом стены и безмолвно смотрела им вслед. Переменившийся ветер донес до него ее запах, и от внезапного желания быть с ней Ри едва не задохнулся. Кейт не побежала за ним. Не стала просить его остаться. И не взяла назад свои слова.
И, отвернувшись от нее, он направился к зарослям, отыскивая тропу, которая приведет его вниз, в город. Он не знал, куда пойдет потом, ему было все равно. Кто он такой и что собой представляет, имело смысл, лишь пока он оставался с ней. Без нее мир станет пустым и блеклым. Как и он сам.
Глава 22
Прижавшись спиной к стене, Кейт сидела в углу своей гостиной и смотрела в окно на заросший сад, где она вчера поссорилась с Ри. Ей надо было просто сказать ему, что ей все равно, Сабир он или нет. Она бы остановила его, если бы произнесла те самые слова, которые он хотел от нее услышать… она знала это. Но одними словами ничего не исправить, и если она могла удержать его лишь с помощью лжи, значит, следовало привыкать жить без него.
Услышав стук в дверь, она, как и до этого, не обратила на него внимания. Но на сей раз дверь все-таки отворилась.
– Ты не можешь сидеть здесь целую вечность, – укорила ее Элси. – Рано или поздно тебе придется выйти отсюда.
– Почему?
– Не глупи. Дугхалл в отчаянии, он требует, чтобы ты спустилась вниз, съела что-нибудь и поговорила с ним. Он говорит, что у вас двоих есть незаконченное дело и что мир не станет ждать, пока исцелится твое разбитое сердце.
Кейт молчала. Она по-прежнему смотрела в окно, не замечая обращенных к ней слов сестры.
– Ради богов, Кейт, – резко произнесла Элси. – Тебе будет лучше без него. Ты просто больна им, и я могу это понять. Он симпатичный, он умный, он страстный… но он Сабир. И однажды ночью он вспомнил бы об этом и, повернувшись на бок, придушил бы тебя, не дав даже проснуться. А потом сбежал бы из Дома, прикончив предварительно всех остальных.
Кейт чувствовала, как в ней закипает гнев, но не стала обнаруживать его. Стараясь сохранить спокойствие в голосе, она ответила:
– Ты не знала его.
– Мне не было нужды знать его. Довольно с меня и того, что Сабиры сделали с нашей Семьей. Ты и я – вот и все, что осталось от нашего Семейства, от всех Калимекканских Галвеев. Быть может, меч, погубивший мать, отца, моего Омила, моих детей и твоих братьев и сестер, держали не его руки, но кровь убийц течет и в его жилах.
– Течет, – спокойно согласилась Кейт. – Но ты забыла о том, что в тот же самый день погибла и большая часть его собственной Семьи, павших в той же самой усобице. Мы, Галвеи, использовали для этого магию, мы тоже нарушали соглашения и договоры, и ты можешь с равной уверенностью сказать, что кровь убийц течет и в твоих жилах. Наша Семья отнюдь не была невинной.
– Возможно, и так. Но не мы начали эту драку. Предательскую ловушку нам устроили они… и ты знаешь, что Ри тоже участвовал в ее подготовке.
Кейт отвернулась от окна и посмотрела в глаза сестры.
– В этот раз виноваты они. Но мы с тобой не можем знать, как было в прежние времена. Наши Семьи враждовали четыре века, и я не могу поверить, что Галвеи всегда были невинными жертвами, а Сабиры злобными хищниками. Ри делал то, что приказывали ему старшие. Он выполнял свой долг. Так же, как и ты. Так же, как и я. Все мы исполняли волю своих Семейств.
– Но теперь он ушел, и ты можешь перестать срамить собственное имя, – ответила Элси. – Вы все равно не смогли бы жить вместе, Кейт. Любовь умирает спустя какое-то время, новизна меркнет, и любовникам остается лишь то, что они могут разделить друг с другом. Но ты никогда не смогла бы найти в себе хоть что-то общее с этим… зверем!
Кейт снова повернулась лицом к окну. «Я ни с кем не смогла найти что-то общее – ни с кем, кроме этого зверя, – подумала она. – Мы оба Карнеи. И всегда занимали места на периферии семейной жизни, потому что мы были другими. Запачканными. Нас соединяет связь, которую Элси не в силах понять. Если я скажу ей, что знаю, где Ри сейчас находится, и что он не ел уже два дня, и что, засыпая, ощущаю в своей руке его руку, она начнет твердить, что у меня чересчур пылкая фантазия, я просто не могу знать ничего подобного и что я попросту свихнулась. Но я не сумасшедшая. То общее, что есть в нас, на всем свете присуще лишь нам двоим. И никогда, сколько бы мне еще ни довелось прожить, мне не встретить второго Ри».
– Я умела понимать его, – сказала она. – Я понимала его. Сейчас все кончено, но я буду тосковать по нему весь остаток моей жизни.
– Ты его забудешь.
– А разве ты уже забыла Омила?
Ответом на ее вопрос стало пугающее молчание, и Кейт повернулась к сестре, пристально посмотрев на нее.
Кровь отхлынула от лица Элси, губы ее побелели, тело оцепенело от ярости.
– Как смеешь ты сравнивать Омила с Сабиром… как смеешь сравнивать свое мимолетное увлечение с чувством, которое тебе неизвестно?
– Выходит, – кивнула Кейт, – что если речь идет о тебе, то твои чувства священны, а мои увлечения, как ты сказала, ценности не имеют. Так, кажется, у нас получается?
Элси повернулась и, не говоря ни слова, вылетела из комнаты. Кейт задумчиво смотрела вслед сестре, а потом снова заняла свое место возле окна. Размолвка с Элси обеспокоила ее. Сестра проявила ничуть не больше такта, чем Ян и Дугхалл. Ни один из них не понимал тяжести ее утраты, не мог увидеть всей глубины ее боли. Быть может, они просто не способны на это. Они умеют лишь требовать от нее исполнения ее
