Подстрекатель

тебе.

— Я хочу быть частью другого плана. Пожалуйста. Я еще так много должен сделать — есть люди, которых я люблю, и цели, которые я перед собой поставил, и…

— Много жизней назад ты поклялся служить мне, стремясь узнать путь к божественности. Доверься мне — ты поклялся служить мне, — ты на своем пути. Не позволяй страху увести тебя в сторону.

— Страх — не главная проблема. Умереть в плену Безмолвного Дознания, забрав с собой моих друзей и прочих людей, которые так долго и упорно боролись за освобождение уорренцев и против неправильного использования магии Драконами, — вот истинная проблема.

— Я уже сказал тебе, что ты достиг почти всего, что намеревался сделать, и своей смертью завершишь выбранную задачу. То, что ты не можешь слышать то, что я говорю, и найти в этих словах успокоение, — следствие страха.

— Я не знаю тебя.

— Я — Водор Имриш.

— Мне это ни о чем не говорит. Ты бог?

— Я такой же бог, как и любая душа — все души потенциально божественны; это сила создания. И это ничего для тебя не значит, потому что в данный момент ты закован в забывчивую плоть. Ты вскоре будешь свободен, и ты вспомнишь.

— Это не совсем такое успокоение, как я себе представлял, — сказал Соландер.

— Тебе нужно успокоение или тебе нужна правда?

— В данный момент мне нужно отсюда выбраться. Ты бог. Ты говоришь, что ты мой друг. Ты можешь вытащить меня отсюда?

— Ты можешь позвать меня в тот момент, когда я тебе понадоблюсь…

Соландер ощутил стену у себя за спиной и узкую койку под собой, вдохнул душный, застоявшийся воздух своей магической камеры и с трудом поборол желание закричать.

— Это и есть тот момент. Самый что ни на есть тот момент. Я призываю тебя.

— Чтобы я сделал что, Соландер, друг мой?

— Вытащи меня отсюда. Открой двери, сломай стены, освободи меня, освободи других пленников Дознания, освободи Рейта…

— Рейт такой же мой слуга, мой соратник, мой ученик, как и ты. Он тоже движется по пути, который выбрал, прежде чем пришел к этой жизни. Его путь сейчас отклонился от твоего, Соландер, но вы оба так решили. Ты хочешь, чтобы я пошел против того пути, который ты выбрал для себя? Ты хочешь, чтобы я в одно мгновение разрушил дело всей жизни?

— Да, — сказал Соландер. — Да. Я хотел остановить Драконов, чтобы они не сжигали души в качестве топлива, но я не хочу быть для них мучеником. Моя смерть ничего не решит. Ничего! Я никого не обучил новой системе магии. У меня не было возможности…

— Ты сделал то, что собирался. И когда я понадоблюсь тебе — действительно понадоблюсь, — я буду с тобой. Ты найдешь божественность в свое время и на своем собственном пути, но ты не должен забывать: каждый смертный начинает и заканчивает дело своей жизни в этой жизни. Когда придет время уйти, ты должен побороть искушение навязать свою волю будущему. Будущее — для твоей души; не для Соландера, который в данный момент — твоя форма и страсть, а для той части тебя, у которой нет имени, потому что оно ей не нужно.

— Я не хочу погибнуть здесь.

— Ты близок к откровению. Очень скоро у тебя будет возможность найти его, а вместе с ним и свою божественность. Перед тобой откроется дверь, и ты либо пройдешь через нее, либо нет. Если нет — отложи свое вознесение еще на жизнь, или на сто жизней… или навсегда.

— Есть только одна дверь, через которую я хочу пройти прямо сейчас, — пробормотал Соландер.

— Ты пройдешь.

И бог, называвший себя Водор Имриш, исчез.

В следующее мгновение чьи-то грубые руки схватили Соландера и связали его запястья заклинанием такой силы, что наверняка на него была затрачена сотня людских душ. Он открыл глаза и увидел перед собой палачей.

— Пора, — сказал один из них.

Глава 21

После визита Фарегана Рейт провел в своей камере предположительно пять дней. Когда, по его подсчетам, наступило утро четвертого дня, хотя он не был вполне уверен, за ним пришли четверо крепких мужчин. Они надели на его запястья наручники из белого металла — те же самые холодные оковы, которые держали его, когда Магистры Дознания пытались выудить из него секреты во время той первой встречи. Стражники стали по двое с каждой стороны от него. И повели его вперед. Молчаливые. Хладнокровные. Все безразличные, как холодное ночное небо, и отстраненные.

Рейт не пытался бежать. Ему было почти безразлично. Он будет свидетелем ада, уничтожения дела всей его жизни и людей, разделявших его идеи. Если ему повезет и боги смилостивятся, он упадет замертво вместе с людьми, которых любит.

А если нет, проведет остаток жизни в мучениях — физических и душевных.

Они вели его через бесконечный лабиринт коридоров. На яркий дневной свет — Рейт впервые увидел его с тех пор, как Магистры Дознания привели его в Золотое Здание. Он зажмурился, ослепленный ярким солнцем, и долгое время ничего не видел. В этот момент стражники толкнули его в кресло, и один из них сказал:

— Открой глаза и смотри, иначе будешь страдать еще сильнее, чем любой из них.

— Я открою глаза и буду смотреть, — сказал Рейт, — но только чтобы не прятать лицо перед друзьями, обреченными на страдания из-за меня. Я буду смотреть и буду помнить. И если когда-нибудь мне выпадет возможность отомстить, я сделаю это.

Стражники рассмеялись.

— Непременно. Придерживайся этой мысли, — сказал один из них.

Его зрение прояснилось. Рейт сидел в амфитеатре в самом центре Золотого Здания. Сцена внизу была засыпана песком, а в песок были вкопаны ряды толстых металлических столбов. Все столбы были пусты, но он разглядел кольца, в которые вскоре будут закованы запястья его друзей.

Рейт вспомнил богов своего детства — богов, в которых когда-то верил и которых когда-то отверг. В детстве, руководствуясь неведомой гордыней, он дал себе имя в честь одного из своих любимых богов из того пантеона и назвал свою первую, чистую любовь всей своей жизни в честь другого. Рейт и Шайна, Невидимый и Мать-Богиня.

После ее смерти он отвернулся от всех богов. Но теперь молился, чтобы они вмешались. Он найдет в своем сердце прощение за потерю Шайны, если сможет спасти тех, кто приговорен к смерти, — тех, кто доверял ему, работал с ним и верил в важность того, что они делали вместе с ним. Он не хотел жить, если они умрут.

Рейт крепко сжал кулаки и, глядя на место казни, изо всех сил молился, предлагая себя взамен на жизни многих людей. Внезапно его окутало спокойствие, и внутри себя он услышал тихий голос.

— То, что случится, — должно случиться. То, что грядет, — это выбор каждой души. Скорби о своих друзьях, а не об их выборе; их дорога — не твоя, но они идут этой дорогой по своей воле. Ибудь спокоен. У тебя тоже есть место в изменении мира. Твое время еще не истекло — у Рейта и Винкалиса еще много дел. Будь сильным. Я с тобой; я всегда был с тобой.

«Пожалуйста, просто спаси их!» — безмолвно молился Рейт, не веря, что вообще что-либо слышал, кроме отчаяния в своем сердце, но желая, чтобы слова в его ушах оказались словами бога, в которого он хотел верить.

— Смотри. И помни. Твой голос еще будет говорить с этим поколением и с последующими поколениями. Смотри.

Рейт поежился. Внизу, на поле казни, комментаторы из вечерних новостей; они говорили в мерцающие синие сферы — трансляторы из волшебного огня, передающие слова и изображения в каждый дом Империи.