другого контакта? Такого, каким он некогда был у них? Открытая любовь, без сомнений и страхов, страсть, которая захлестывает твои чувства так неодолимо…
— Я знаю, знаю, — успокоил он, опуская голову ее на подушку, словно понял и пожалел, что так расстроил ее. — Спи, не волнуйся.
— Не оставляй меня, — жалобно сказала она и прильнула к нему.
— Не оставлю, — выдохнул он ей в волосы, вытягиваясь на кровати и вновь обнимая ее.
Она опять впала в легкое забытье, но через некоторое время проснулась. Джералд крепко держал ее, дыша ровно во сне. Одну ногу он перекинул через нее, крепкую, теплую и… обнаженную. Она помнила, что на нем были грубые джинсы, и он не собирался снимать их, но, значит, через некоторое время снял, хотя и оставался еще в рубашке, расстегнутой на груди.
Набравшись храбрости, Лора скользнула пальцами под рубашку и потрогала кожу и волосы на груди. Он ведь спит и ничего не заметит.
Всем своим существом она жаждала его. И ничего не могла с этим поделать. Голова ее кружилась от желания, чтобы он обнял ее, сжал своими сильными руками…
— Не надо, Лора. Не надо! — пробормотал он глухо, так что слов было почти не разобрать.
Рыдание поднялось в ее горле — от стыда, от тоски о потерянной любви и жалости к ним обоим. Но отодвинуться она была не в силах. Она лежала неподвижно и изо всех сил сдерживала рыдания, которые все же вырвались из груди.
Джерри пошевелился и, обвив ее руками, притянул поближе к себе. Он держал ее нежно, но крепко, и Лора чувствовала биение его сердца возле своего собственного, дыхание его в своих волосах. Она лежала вся в сладком упоении от его объятий, крепко прижав свои маленькие кулачки к вороту его рубашки и тщетно пытаясь сдержать волну чувства, которая растекалась по ее телу.
Нет, это было безнадежно; она не удержалась и позволила сладкой волне желания и страсти омыть себя. Позволила ускориться своему сердцу и дала волю своим чувствам, не думая о том, что будет после…
Его рот двинулся по ее волосам, потом его теплые губы прошлись маленькими поцелуями по ее шее. Почти теряя сознание, с головокружением от страстного желания она тихо застонала, как бы прося его прекратить. Но просьба эта была оставлена без внимания: его рот искал ее губы. Они пребывали в том дремотном, расплывчатом мире, куда были завлечены, как в ловушку. В почти нереальном мире, где не было ничего, что мешало бы им, где все было неважно, кроме их тел и сердец, отвечающих на жгучую жажду друг друга. Она раздвинула губы для него, она тянулась к нему всем своим существом, забыв себя, потеряв контроль над собой. И не было никакого сопротивления, когда его поцелуй опасно углубился, а язык настойчиво и требовательно стал касаться мягкой поверхности внутри ее рта. Ничто не могло остановить этот неудержимо кружащийся вокруг своей оси мир, когда, переплетаясь жаркими телами, они страстно прильнули друг к другу.
Но вдруг стон отчаяния, который глухо издал Джералд, вернул Лору на землю. Он оторвал свои губы и, отодвинувшись от нее, вполголоса прошептал проклятье; грудь его тяжело вздымалась, а руки он в отчаянии запустил себе в волосы.
— Какого черта ты делаешь это со мной, Лора? — прорычал он.
В ужасе Лора отпрянула от него и тихо заплакала. Какой же дурой она была, что позволила своему сердцу завести ее так далеко, позволила этому обольщению так глубоко захватить ее! Но ведь она больна. Она и сама не знала, что делает, а он во всем обвинил ее. Разве он сам не знал, не понимал, что она не отвечает сейчас за себя?
Заглушив рыдание, она закусила подушку. Да, она уже потеряла рассудок от страсти к нему, хотя и знала, что он все равно не может принадлежать ей больше, чем на то время, пока они занимаются любовью. Ведь он принадлежит Мэри-Лу. И все же, да, она хотела его, она едва не соблазнила его, но если бы она все же сделала это, то умерла бы потом со стыда — за себя саму, за него, за весь этот мир, в котором ей так плохо!
— Убирайся… убирайся из моей постели, Джералд Костес! — закричала она в мокрую подушку. Но он уже и так встал и стоял у камина, освещенный лишь горящими углями; было видно, до чего он возбужден. От отчаяния Лора беззвучно застонала. Ведь он действительно хотел ее, и она сама жаждала его так страстно! Но его желание было мимолетным, он хотел женщину, любую женщину, а не ее, уверяла она себя, пытаясь охладить свое желание. Но сама же себе не верила.
Она попыталась вылезти из постели и встать, нетвердо держась на ногах и хватаясь за спинку кровати. Джералд услышал это движение и, повернув голову, посмотрел на нее. Лицо у него было мрачным.
— Ложись обратно в постель, Лора; тебе еще рано вставать.
Он подошел к ней и усадил ее на край постели. Она смотрела на него, пока он надевал свитер и натягивал джинсы. Он больше не был возбужден.
— Ты знаешь, что мы едва не натворили сейчас? — проворчал он обвиняющим тоном. Лора опустила голову и уставилась на пальцы своих голых ног. Она молчала, не зная, что сказать. — Ты бы возненавидела меня после этого, — все тем же холодным тоном добавил он.
Голова ее вызывающе поднялась. Глаза были широко раскрыты и подернуты слезами.
— Тогда я жалею, что мы не сделали этого, — отрешенно сказала она. — Потому что я хочу ненавидеть тебя, Джерри. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем возненавидеть тебя! — Он хотел повернуться, но Лора схватила его за рукав свитера. Она не собиралась позволить ему повернуться к ней спиной, оставив как бы всю вину только на ней. — И не отворачивайся. Не пытайся свалить на меня всю вину за то, что едва не случилось. Ты был в моей постели…
— Однако не за тем, о чем ты думаешь, — рассвирепел он и выдернул у нее свой рукав. — Ты замерзла и дрожала…
— И ты грел меня раздетый! — заспорила она.
— Ты стонала, что у тебя кожа воспалена, а моя одежда слишком грубая.
Она вспомнила и опять повесила голову.
— Я очень сожалею, — слабо произнесла она, не найдя, что еще сказать.
— Как и я, — проворчал он. Отойдя от кровати, он сел в кресло возле камина и наклонился, чтобы сунуть полено среди горевших углей. Неожиданно пламя осветило его мрачное лицо, и сердце Лоры беспомощно забилось.
— Неужели так и нет электричества? — упавшим голосом спросила она. И снова откинулась на подушки, но так, чтобы можно было видеть его и наблюдать за ним, пускай сердитым, но все же ухаживающим за ней, еще недавно обнимавшим и целовавшим ее, хотя и не позволившим, чтобы это зашло дальше. Он был сильным, гораздо сильнее, чем она, и ей пришлось признать это. Казалось, он полностью держал свои чувства под контролем, в то время как в ее собственной душе была сплошная путаница.
— Отключили электроэнергию. Снега в округе на три дюйма, и мир сходит с ума. — Тон его был презрительный.
— Ты сам сошел с ума с этим миром и со мной, — вздохнула Лора, и голос ее был слаб от отчаяния. — Ты никогда не бывал так сердит, Джерри.
Он невесело улыбнулся, откинувшись к спинке кресла. Его лицо было повернуто к ней в профиль, и она видела, что глаза его закрыты. Но даже если бы он и открыл их, она бы все равно не смогла прочесть их выражения. Это помогло ей набраться смелости и спросить:
— Ты сердился все эти четыре года?
Он не ответил.
— С Мэри-Лу ты тоже разговариваешь, как со мной, — так же зло и раздраженно?
Он и на это промолчал.
— Ты любишь ее больше, чем меня? — спросила она, сама удивляясь, откуда набралась такой храбрости.
Плечи его окаменели. Она, видно, проняла его. Но и себе причинила боль. Зачем ей, в конце концов, это знать? Но она уже не контролировала себя. Чертов грипп заставлял ее делать то, чего она никогда бы не позволила себе в обычном состоянии.
— Мой двадцать первый день рождения был самым худшим днем в моей жизни, Джерри, —
