не поднимай шума! Я хочу только одного: поскорее забыть этот вечер.
Ему очень хотелось пропустить эту просьбу мимо ушей. Злоба, горевшая в глазах Скарабелли, отчаянно сражалась с сознанием, но в конце концов, к величайшему облегчению Джесс, отступила.
— Будь по-твоему, — неохотно сказал он. — Но если бы об этом просила не ты, а кто-нибудь другой…
Правая рука, вновь стиснувшаяся в кулак, говорила о его чувствах красноречивее любых слов, и Джесс охватил трепет при мысли о том, что было бы, если бы эта ярость обрушилась на кого-то… даже на такого подонка, как Фред Стоу.
— Да, я прошу, Лоренцо, — дрожащим голосом подтвердила она. — Честное слово. Если ты любишь меня…
О нет! Господи, что она говорит? Испуганная Джесс хотела взять свои слова обратно, но было слишком поздно.
— Если я люблю тебя! — повторил Скарабелли тоном, которого она не поняла. — Джесс, я уже говорил тебе о своих чувствах.
Любовь, но не брак. Любовь, которую он подавил бы так же беспощадно, как страх перед лифтами. Что ж, она уже говорила себе сегодня, что согласна на такие условия. Либо это, либо вообще ничего. А она не может без него жить…
— Я… — начала она, но тут Лоренцо покачал головой.
— Я не могу дать тебе больше того, что уже дал.
— Понимаю… — прошептала Джесс, пытаясь говорить как можно громче.
— Едва ли, — загадочно ответил он.
Внезапно Лоренцо снова сел рядом, взял ее руки в свои, и их пальцы переплелись.
— Джесс, ты ответишь на мой вопрос?
— Если смогу. Что ты хочешь спросить?
— Только одно: почему ты пришла сегодня?
— Почему? — Джесс недоуменно нахмурилась. — Ты знаешь, почему! Потому что Фред…
— Но почему ты пришла именно сюда? Почему не пошла к своим подругам или к Брендану?
— Я не могла пойти в другое место, — просто и честно ответила она. — Как только я очнулась, то поняла, что хочу быть с тобой и только с тобой. Я знала, что ты заступишься за меня. Лоренцо… Что это?
Скарабелли закрыл лицо руками; загорелые пальцы заслонили его глаза.
— Идиот! — простонал он, стыдясь самого себя. — Я был слеп!
— Слеп? Лоренцо, пожалуйста, я не понимаю!
Скарабелли медленно поднял голову. Когда он убрал руки, в его глазах появилось нечто новое. Вернее, не новое, а хорошо забытое старое. То, что она видела в дни, предшествовавшие их свадьбе. В дни до Кэти…
Тогда она называла это любовью; теперь же не посмела бы воспользоваться столь волнующим словом.
— Доверие, — сказал Лоренцо со странным акцентом.
Хватило одного слова, чтобы его голос дрогнул.
— Доверие? — нетвердо переспросила Джесс.
Голова у нее пошла кругом, но Лоренцо нежно положил руку на ее губы, не дав продолжить.
— Пожалуйста, послушай, — попросил он. — Я должен многое сказать тебе. То, что ты должна знать. Пожалуйста, послушай, а потом ответь мне на один вопрос.
Скарабелли отвел руку, но Джесс не нашлась, что ответить. Поэтому она просто кивнула. Сердце часто забилось, в горле возник комок. Сомневаться не приходилось: он собирался сказать что-то ужасно важное. Это было написано на его напрягшемся лице, вытиснено на коже, обтянувшей красивые скулы.
— Думаю, лучше всего начать с моего деда.
— Твоего деда? — Джесс решила молчать, но его слова были такими удивительными, что она не смогла удержаться. — Какое он имеет к этому отношение?
— Большее, чем ты можешь себе представить. Помнишь, я рассказывал, как много он значил для меня, пока я рос? Так вот, он научил меня по крайней мере одной вещи. Я не должен был сидеть и почивать на лаврах, вернее, на его лаврах. Семья Скарабелли обязана своим богатством тому, что мы никогда ничего не получали даром. Когда-то мы были бедными и можем стать ими снова. Он всегда цитировал старую поговорку: из грязи в князи и обратно за три поколения.
— За тебя он мог не волноваться, — услышала Джесс собственный дрожащий голос. Она все еще не понимала, куда он клонит. — В конце концов, если дед нажил одно состояние, то второе ты заработал своими руками.
— Да, но это только половина того, чему он меня учил.
Лоренцо провел рукой по волосам, и его эбеновые глаза слегка затуманились, словно смотрели в прошлое.
— А вот другая половина… Он хотел, чтобы мой брак был таким же, как у него. Он встретил мою бабку в девятнадцать, и они прожили вместе больше шестидесяти лет. Бабка вышла за него, когда он был простым резчиком по дереву, а умерла женой очень богатого человека…
Длинные пальцы теребили браслет золотых часов, выдавая волнение, скрывавшееся под маской железного самообладания.
— Когда он дарил мне эти часы, то заставил поклясться, что я женюсь только на той девушке, в которой буду абсолютно уверен. Что моей женой станет только та, которая будет верить в меня так же, как моя бабушка верила в него. Я дал ему слово.
— Ох!
Ее тяжелый вздох был задумчивым и унылым. Теперь она понимала, что именно руководило Лоренцо. Что он чувствовал, будучи связан обещанием, данным деду, и почему ее собственные действия заставили Лоренцо решить, что она не та женщина, которую дед выбрал бы для своего внука.
— Я понимаю, — тихо сказала она. — Теперь я вижу, почему ты не мог на мне жениться. Но сейчас это не имеет значения…
— Нет, имеет! — с жаром прервал ее Лоренцо. — И очень большое! Потому что я был глуп, слеп и не видел того, что было у меня под носом! Мне хотелось убить эту крысу Стоу, но истина заключается в том, что я вел себя ничуть не лучше. Когда ты рассказала мне о том, что произошло сегодня вечером, я увидел себя в зеркале, и можешь поверить, удовольствия мне это не доставило. Есть много общего между поведением этой свиньи и моим собственным…
— Нет! — Джесс не позволила ему продолжить и теперь сама положила палец на его губы. — Лоренцо, нет!
— Да!
Скарабелли гневно отстранился, схватил ее руку, взял другую и положил обе к себе на колени.
— Я предлагал тебе только деньги и секс. Говорил, что люблю, но позволил гордости ослепить себя. С самого начала я считал: если бы ты любила меня, то никогда не стала бы сомневаться во мне, ни на секунду. Хуже другое. Я сам сомневался в тебе, но был слишком горд, чтобы признать это. В тот день, когда ты пришла ко мне и рассказала про грязную ложь Кэти, я сознательно не пытался переубедить тебя. Я видел в этом испытание твоей любви. Испытание, которое я не имел права отменить.
— И которого я не выдержала…
— Нет! — Лоренцо отчаянно замотал темной головой. — Нет, это я не выдержал. Потому что в глубине души я боялся. Боялся того, что ты не любишь меня так сильно, как казалось. Что ты действительно можешь поверить, будто я способен на измену и бессердечие…
— Если ты чего-то и боялся, то очень успешно скрывал это.
Так же, как страх перед лифтами, который он отказывался признавать, считая, что такой отказ помешает этой мании влиять на его жизнь.
— Ты был таким холодным, таким чужим…
— Это была только маска, — возразил Лоренцо. — А за ней скрывался животный, выворачивающий душу страх… и чувство вины.
