Первой мыслью Карен было: бедняга Эд! Как ему тяжело сообщать мне это…
– И еще… тебе надо будет дать обещание никогда больше не заниматься медицинской практикой, – продолжил Салливан. – Ты не сможешь работать медсестрой, и учиться на врача тебе тоже не позволят.
– Но… как же так? – пролепетала Карен. – Я никогда не смогу стать хирургом?
Несмотря на всю свою готовность уйти из хантервильского госпиталя и работать на почте с сестрой, Карен втайне лелеяла надежду на то, что она сможет когда-нибудь доучиться и заниматься любимым делом. Когда-нибудь позднее, и не здесь, когда все забудется и никто не будет знать об этой истории. Ведь на самом деле она не совершила ничего ужасного.
Трудно сознавать, что в глазах людей ты преступница. Особенно когда это не соответствует действительности.
– Карен, ты должна их понять, – пробормотал Эд.
– Понять? – воскликнула она. – Они спасли свои шкуры, но избрали меня козлом отпущения? Я должна расплачиваться одна?
Карен душили рыдания. Салливан молчал.
– Я была готова уйти, – лепетала она в трубку. – Была готова. Я все понимаю. Но они не должны лишать меня возможности продолжить учебу. Они не могут…
– Карен, послушай меня! – Голос Салливана звучал расстроенно. – Мелтон оберегает репутацию больницы, поэтому воспользовался возможностью замять эту историю. Никто ничего не узнает. Но в их глазах это тебя не извиняет, и они собираются покарать тебя со всей строгостью.
Карен всхлипывала.
– Я пытался защитить тебя, но у меня ничего не вышло. Никто не желал меня слушать. Если бы все вскрылось, тебе пришлось бы предстать перед судом, и его приговор мог быть более суров… Карен, ты слышишь меня?
Она молчала.
– Карен, любимая, прошу тебя, не расстраивайся…
Она истерически захохотала.
– Возьми себя в руки, – строго сказал он. – Хотя бы ради меня.
Это несколько отрезвило ее. Ради него – очень весомый аргумент. Разве не ради него она разрушила свою жизнь?
– Ты сможешь приехать пораньше? – спросил Эд. – Скажем, в половину четвертого? Я бы встретил тебя, и мы могли бы все хорошенько обсудить.
– Хорошо, – прошептала она. Что они успеют обсудить за полчаса?
– Отлично, – обрадовался Салливан. – Тогда я буду ждать тебя у пиццерии ровно в половину. До встречи, любимая!
Карен повесила трубку и уселась прямо на пол. Итак, ее худшие опасения стали явью. То, что казалось ей преувеличенной угрозой и бессмысленной жестокостью, обрело реальные формы.
А что ты хотела? – спросила она себя с горечью. Они-то считают тебя убийцей. Пусть невольно, но для них
Карен фыркнула. Она избрала эту долю сама. Теперь надо до конца испить чашу горечи.
11
Несмотря лето, Карен решила захватить с собой легкий плащ. Она вообще очень быстро замерзала, и сейчас ей казалось, что никакое солнце не в состоянии согреть ее. Она уже десять минут стояла у пиццерии, но Эда все еще не было. Было бы разумнее зайти внутрь и сделать заказ, но она боялась пропустить Салливана.
Время неумолимо приближалось к четырем. Вскоре она не сможет посидеть с Эдом. Ей придется идти в больницу, чтобы предстать перед суровым судом доктора Мелтона…
– Карен, прости, дорогая, меня задержали, – пробормотал Салливан, буквально подбегая к ней.
Эд чуть приобнял ее, и они вошли в теплую пиццерию и заказали кофе.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.
Карен таяла под его ласковыми взглядами. Тревоги и волнения отошли в сторону. Как замечательно, когда тебя любят…
– Все хорошо, – беззаботно улыбнулась она. В его присутствии все действительно было хорошо. – Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Моя мама даже обрадовалась тому, что мне придется уйти из больницы. Она всегда настаивала, чтобы я работала на почте с сестрой.
– Правда? – обрадовался Эд.
Карен кивнула.
– Конечно, я не сказала ей, почему я ушла, – добавила она с горечью. – Это, наверное, поменяло бы все дело.
Лицо Салливана вытянулось. Он протянул руку и потрепал Карен по плечу.
– Не унывай, малышка, все обязательно наладится, – проговорил он бодро.
– А ты уверен, что они совсем не позволят мне учиться дальше? – спросила Карен через некоторое время.
– Да. – Салливан неловко замялся. – Доктор Макфлайер высказалась вполне определенно. Что-то в духе того, что подобных людям надо держаться как можно дальше от медицины… Ну ты представляешь себе ее манеру держаться и читать нотации…
Карен опустила глаза.
– Я не думал, что они будут так серьезно настроены, – продолжал Эд. – Я правда попытался за тебя заступиться, но они не хотели ничего слушать.
– Я знаю. – Карен попыталась выдавить из себя улыбку. Она больше всего боялась, что он решит, что она обвиняет во всем его. – Все в порядке, Эд.
Но Салливан все равно выглядел обеспокоенно.
– Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты сделала, – начал он сбивчиво.
– Давай не будем сейчас об этом, – сдержанно попросила Карен.
Почему-то сейчас Карен меньше всего хотелось выслушивать слова благодарности. Она поступила так, потому что не видела другого способа помочь ему. О чем тут еще говорить?
Салливан взглянул на наручные часы.
– Без пяти четыре. Тебе пора.
С тяжелым сердцем Карен поднялась. Что еще ждет ее впереди?
Они вышли на улицу, и Эд виновато произнес:
– Ты не возражаешь, если я пойду за тобой? Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Знаешь, могут пойти разговоры о том, что я разгласил тайну и предупредил тебя о результатах заседания…
Карен кивнула. Эд совершенно прав. Ни к чему, чтобы по больнице поползли слухи.
– Не грусти, детка. Все наладится. – Салливан наклонился и поцеловал ее в щеку.
Карен на секунду прижалась к нему и закрыла глаза. Вот он, источник ее храбрости. Это мимолетное прикосновение придало ей сил. У нее есть Эд. Значит, никакие неприятности ей не страшны.
– Все, я пошла, – произнесла она более бодро, повернулась и зашагала по направлению к больнице.
– Карен! – позвал ее Салливан.
Она обернулась, недоумевая, но в то же время радуясь этой нежданной задержке. Наверное, он хочет сказать ей что-то важное.
– Карен, – повторил Эд, когда она подошла поближе.
Девушка невольно отметила про себя, что он выглядит очень неуверенно.
– Я только хотел спросить тебя…
Он замялся.
– В чем дело, Эд? – улыбнулась Карен. – Ты же знаешь, что мне пора идти.
– Карен, ты же ведь не передумаешь? – наконец выдавил из себя Салливан.
