Помогите мне, черт побери! Пропустите меня в Швейцарию! Но он, упрямо повторял: — Я не знаю ничего, я ничего не делаю; вы ошибаетесь!
Нет, никогда я не пытался так давить на человека!
— Я собираюсь рисковать своей шкурой, из-за вас.
Он подумал:
— Покажите вашу карту!
— Держите, вот! Каждый круг представляет батарею тяжелой артиллерии, мощных пушек, и двойные круги это склады боеприпасов!
Он ошеломленно взглянул на меня: — И вы хотели бы, чтобы я унес эту карту в Швейцарию! Но вы не сумасшедший, нет!
Затем он еще подумал и, наконец, сказал:
— Это настолько необычно, что я спрашиваю себя, насколько вы откровенны.
— Ах, наконец!
Я почувствовал, что Жером колеблется. Затем он воскликнул: — Нет и нет; я отказываюсь браться за это! Но если вы поедете в Сен-Луи, обратитесь от меня к…, нет, не записывайте ничего! К Жоржу Кислингу, пригород Базеля, 221. Скажете ему, что собираетесь заняться поставкой партии консервов, и вам нужно ввести ее в Базель без ведома швейцарских таможенников. Он вас пропустит, возможно, но я ничего не гарантирую.
— Действительно, я прошел благодаря Кислингу как по маслу; немецкие таможенники швейцарские таможенники, жандармы, пограничники, весь мир закрыл глаза на эти поставки продовольствия. Но скажу вам, что мое сердце замерло под моей штабной картой, вы меня понимаете!
— Ах, да, — воскликнул понимающим тоном Гроссман, без сомнения подумав о своей поездке в Германию.
— Было условлено, — продолжил доктор, — что этот Кислинг заберет меня в этот вечер в той точке, где мы вышли. Если бы меня схватили, я никак не смог бы объяснить, что я тут делаю.
Затем, встав, он прошел несколько шагов по комнате и встал перед нами:
— Но я вам заявляю искренне, господа, что эта поездка с этой картой в моем кармане, она меня опустошила: у меня больше не хватит отваги, Я хочу поступить во французскую армию.
Я подпрыгнул:
— Это невозможно! Невозможно!
— Как, невозможно! Разве у Бюшэ нет нашивок военного врача? А почему не у меня?
— Не обращайте внимания на Бюшэ! Вы можете принести намного больше пользы; вы можете вернуться в Германию, вы должны вернуться туда.
— Браво, браво! Легко сказать. Suave mari magno![15]
— Посмотрим, доктор, — настаивал Гроссман, — что бы вы делали во Франции? Лечить раненых, не смешите меня! Врачей достаточно. Вы лечили бы тысячи, вы спасли бы сотни, но что это было бы в сравнении со службой, которую вы нам только что сослужили?
И я:
— Речь не идет о нас, не о наших предпочтениях; речь идет о Франции, доктор. У вас есть возможность ей послужить. В следующий раз Жером будет предупрежден, я вам это обещаю, и он будет действовать беспрекословно. Он доказал вам свою осмотрительность, она огромная. И потом — подумайте о ваших близких!
Поколебавшись под нашими постоянными атаками, доктор уступил.
— Ладно, не будем об этом больше говорить. Меня раздражает, что в ту точку в Базеле, где меня будет ожидать мой человек, нужно будет пришлепать ночью.
— В этом я вам помогу, — сказал я и попросил у Гроссмана разрешения позвонить в отель «Баур на Озере».
— Это вы, господин Рамюзо? Узнаете мой голос?
— Да, да, продолжайте.
— Вас не затруднило бы выехать сегодня вечером в восемь часов?
Я услышал его ворчание на другом конце провода.
— Хоть раз немного развлекусь! Наконец, служба, служба! Я заберу вас в восемь часов вечера.
После превосходного ужина у Гроссмана, доктор X., не ожидая нас, отправился на вокзал.
— Все в порядке, «хвоста» за ним нет, — сказал Гроссман, оглядев улицу.
Большой «Панар» вскоре остановился перед домом, чтобы тотчас же снова двинуться в путь, так как я поджидал его прямо за дверью. Он медленно еще раз проехал Банхофштрассе, чтобы забрать доктора и мы уехали в Базель; эти девяносто километров по прямой для Рамюзо были детской игрой; мы приблизились насколько возможно к швейцарской границе, чтобы до минимума сократить путь, который доктору пришлось пройти пешком. И когда стоя вдвоем на дороге, под мелким дождем, мы пожали друг другу руку, мы все же очень волновались, стараясь не показывать вида.
— Самое главное, предупредите вашего Жерома, — такими были последними слова X., — это намного облегчит мою работу.
И он исчез в ночи.
Еще не наступила полночь, когда я уже звонил капитану…
Как поступили в дальнейшем с информацией доктора X., этого я не знаю. Капитан, однажды, когда я задал ему вопрос, внушил мне, что мое любопытство неуместно. Ожидали удар, очевидно, в другом месте. Капитан совсем не любил говорить об этих вещах: — Займитесь тем, что происходит у противника, это все, о чем я вас прошу, — часто говорил он.
Дней через десять после этого памятного рейса, немцы вдруг проснулись на всем фронте Вогез и Эльзаса. Я еще спал, когда меня разбудил очень близкий взрыв, за которым последовал зловещий треск.
Мой брат открыл дверь:
— Это там, они начинают обстрел и на этот раз серьезный.
Я спешно оделся. Наши 150-мм длинноствольные и другие батареи, о существовании которых в соседних лесах я не знал, вели со своей стороны огонь с красивым грохотом.
Солдаты территориальных войск в тревоге бегали туда-сюда, как куры, на которых напала охотничья собака; одни занимали позиции в траншеях, другие, особенно из тыловых служб, исчезали в погребках, и вскоре на улицах никого не было видно.
Жаль, что капитана Пиктона тут уже не было! — думал я, раскладывая по ящикам мои карточки и мои досье.
К девяти часам мой брат еще приехал на границу, чтобы забрать там несколько неинтересных писем, первых в этом месяце. Он возвратился в момент, пожалуй, самый рискованный: он спокойно шел посреди улицы, не прячась у стен, не укрываясь и увидев его, идущего так же, как он пришел бы в любой другой день, я сказал себе с некоторым удовлетворением:
— Вот! Мы все же из хорошего рода.
Вскоре крупный снаряд взорвался в тридцати метрах от нашего домика, и я подумал, что нужно позвонить в М…кур.
— Ну, — сказал капитан, — у вас тоже становится жарко?
— Да, это действительно уже началось. В тот же момент оглушающий взрыв расшатал всю нашу хибарку…
— Вот, вы услышали, господин капитан? Этот упал рядом!
— Действительно, никаких глупостей, да! Не забудьте про архивы!
— Все упаковано, готово к отправке или к сожжению, смотря по обстоятельствам.
— Я не думаю, чтобы это была серьезная опасность; скорее всего, это просто крупная демонстрация. Доктор X. был прав. Я, вероятно, пошлю к вам машину во второй половине дня, вы загрузите туда все ваши документы и возвращайтесь сюда.
— О, господин капитан! Мне показалось бы, что я убегаю от первой опасности!
— Все в порядке, у меня нет времени, вы получите приказы.
Это был мой последний телефонный разговор в С…бахе: только я потянулся, чтобы повесить трубку,
