отношения между двумя участниками должны вот-вот рассеяться как мираж и на смену им приходит что-то другое, вызывающее у субъекта при своем приближении своего рода головокружение. Именно в этом природа тревоги, именно здесь оказываемся мы в ее регистре. Стоит в отношения между двумя участниками вступить третьему, стоит ему в их нарциссические отношения вторгнуться, как открывается возможность реального опосредования с помощью персонажа, который представляет собой, по отношению к субъекту, трансцендентную фигуру, или, другими словами, тот образ господства, посредством которого желание субъекта и его исполнение могут осуществиться в символическом плане. В этот момент открывается другой регистр — либо регистр закона, либо регистр виновности, в зависимости от характера переживания.
Вы чувствуете, что я немного спешу. Полагаю, однако, что это не слишком собьет вас с толку, потому что речь идет о вещах, которые я на наших занятиях много раз повторял. Я хотел бы все же подчеркнуть один важный момент, касающийся регистра Символического.
Каждый раз, когда мы имеем дело с Символическим как особым регистром — регистром, где субъект вступает в собственно человеческие отношения, — каждый раз, когда мы имеем дело с позицией субъекта, выраженной в регистре я высказываниями типа я хочу или я люблю, налицо неизменно оказывается нечто проблематичное. Очень важно учитывать элемент времени — он ставит перед нами целый ряд проблем, рассматривать которые следует параллельно вопросу о соотношении Символического и Воображаемого. От этого вопроса неотделим и вопрос о том, как человеческое действие выстраивается во времени. Хоть я и не могу рассмотреть этот последний сегодня вечером во всем объеме, необходимо отметить, по меньшей мере, что мы сталкиваемся с ним в анализе постоянно и притом самым конкретным образом. И чтобы понять его, нам тоже не обойтись без структурного и, если можно так выразиться, экзистенциального представления о значении символа.
Одним из наиболее бесспорных пунктов аналитической теории является понятие об автоматизме, о пресловутом автоматизме повторения, первый, исключительно удачный, пример которого находим мы у Фрейда, в работе По ту сторону принципа удовольствия. Мы видим здесь, как заявляет о себе впервые достигнутое господство — скрывая игрушку из виду, ребенок упраздняет ее. Благодаря этому первичному повторению, этому членению времени на такты, объект в его присутствии и отсутствии остается себе тождественным.
Из этого примера ясно становится, насколько важное значение имеют отношения символа с объектом, то есть с тем, что именуют понятием. Здесь же, кстати сказать, находит прекрасную иллюстрацию одна мысль, которая у Гегеля представляется очень темной, мысль о том, что понятие — это время. Чтобы доказать, что понятие — это время, понадобилась бы часовая лекция. Как ни странно, но Ипполит в своем переводе Феноменологии духа ограничился примечанием, где утверждает, что мысль эта является одним из самых темных мест в теории Гегеля. Однако приведенный Фрейдом пример позволяет вам осязательно убедиться в той простой вещи, что символ объекта — это как раз наличный объект и есть. Когда же налицо его больше нет — это объект, воплощенный в своей длительности, отрешенный от себя самого и способный тем самым в каком-то смысле всегда присутствовать, всегда оставаться налицо, в вашем распоряжении. Здесь-то и обнаруживается роль символа в том обстоятельстве, что все человеческое как таковое и сохраняется. Чем более нечто очеловечено, тем менее сказывается на нем та сторона естественного процесса, что связана с движением и декомпенсацией. Во всем, что длится какое-то время в качестве человеческого, человек поддерживает определенное достоинство — и прежде всего в самом себе.
Попробуем подыскать пример. Пожелай я подойти к вопросу о символе с другой стороны, я мог бы, вместо того чтобы говорить о слове, речи или пучке травы, завести речь о кургане над могилой вождя или просто о гробнице, неважно чьей. Что отличает человеческую породу, так это как раз стремление окружить тело умершего чем-то таким, что становится его гробницей, закрепить факт длительности этого существа во времени. Курган, как и любой другой намогильный знак, заслуживает названия символа в самом точном смысле этого слова. В нем есть нечто очеловечивающее. Все то, феноменологию чего я попытался здесь показать, я как раз и называю символом. Предупреждая вас об этом заранее, я имею на это левой причины. Ведь теория Фрейда доросла в конечном итоге до представления, именно ею впервые должным образом оцененного — представления об инстинкте смерти. Все те, кто впоследствии уделял внимание исключительно элементу сопротивления, то есть элементу воображаемого действия во время аналитического сеанса, не видели в понятии инстинкта смерти особого смысла. Реализация, в полном смысле этого слова, того или иного образа, то есть возвращение его к некоторому Реальному, с включением в него, разумеется, в качестве существенной функции, особого знака этого Реального, возвращение к Реальному процесса аналитического выражения, оборачивается у тех, кто развивает данный процесс исключительно в этом, за неимением другого, регистре, взятием в скобки, а то и полным исключением, того, что Фрейд связывал с инстинктом смерти и называл, с большей или меньшей последовательностью, автоматизмом повторения. Характерный пример такой позиции дает Райх. Все, что пациент говорит, представляет собой в его глазах flatus vocis — тот способ, которым инстинкт демонстрирует свое защитное вооружение. Момент Знаменательный, очень важный, но важный именно в качестве опыта. По мере того, как весь опыт в качестве символического берется в скобки, исключенным оказывается и сам инстинкт смерти.
Конечно, элемент смерти заявляет о себе не только в плане символа. Проявляется он и в нарциссическом регистре. Но в этом случае речь идет о другом. В нарциссическом регистре смерть значительно ближе к тому элементу конечного уничтожения, которое связано со всякого рода перемещением и которое можно, как я уже показал, считать началом, истоком самой возможности символических операций с Реальным. С другой стороны, связь смерти с элементом длительности, с временной проекцией, с будущим как важнейшим ориентиром символического поведения, в этом регистре гораздо слабее.
Вы сами чувствуете, что мне приходится торопиться. На эту тему нужно бы сказать многое. Анализ самых различных представлений, соответствующих таким терминам, как сопротивление, сопротивление переноса, перенос как таковой, различие между собственно переносом и тем, что можно отнести на счет сопротивления, — все это довольно легко вписывается в координаты фундаментальных понятий Символического и Воображаемого.
В заключение я хотел бы свое положение просто-напросто проиллюстрировать. Когда о чем-то рассказываешь, небольшая иллюстрация никогда не мешает. Я хочу дать лишь приблизительное представление об элементах формализации, разработанных мною со слушателями Семинара — например, при анализе Человека-Крысы — куда подробнее. С помощью элементов, которыми я сейчас воспользуюсь, возможно сделать полную формальную запись процесса анализа. Запись эта прояснит то, что я хочу до вас донести.
rS — ri — iI — iR — iS — sS — SI — SR — rR — rS
Последний элемент и означает как раз реализацию символа.
rS: исходная позиция. Аналитик как таковой представляет собой символический персонаж, и именно в этом качестве вы к нему обращаетесь — ведь он в одном лице и символ всемогущества, и авторитет, и фигура господина. Именно в этой перспективе видит его субъект, и положение, которое аналитик занимает в его глазах, можно выразить приблизительно так: вы — тот, кто знает обо мне правду. Положение это совершенно иллюзорно, но типичная ситуация именно такова.
rI: затем происходит реализация образа, то есть возникает более или менее нарциссическая конструкция, внутри которой субъект выбирает определенную линию поведения — линию, которая как раз и анализируется в качестве сопротивления. В силу чего? В силу определенного взаимоотношения типа iI, iI: присвоение образа, необходимо присущее любой воображаемой реализации в той мере, в какой мы рассматриваем ее как движимую инстинктом. Благодаря этой реализации образа самка колюшки пленяется теми же цветами, что и самец, вовлекаясь с ним постепенно в своего рода танец — танец, который вы сами знаете, чем кончается. Что образует эту фазу в аналитическом опыте? Возьмем этот этап на заметку, чтобы вернуться к нему в дальнейшем.
За ним следует этап iR, на котором i преобразуется в R. Это фаза сопротивления, негативного переноса и даже бреда. Анализ эту фазу проходит, и многие аналитики стремятся реализовать ее как можно
