Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

то все, что вам говорю я, — ложно.

Беда лишь в том, что если это ложно, то исключительно сложно становится прочесть малейший текст Фрейда, хоть что-нибудь взяв в нем в толк. Сейчас, на примере сновидения об инъекции Ирме, мы попробуем в этом убедиться.

Почему Фрейд придает этому сновидению столь большое значение? Поначалу это может вызвать удивление. Что, собственно, анализ этого сновидения Фрейду дает? А дает он ту истину, которую Фрейд и ставит во главу угла: сновидение всегда представляет собой осуществление желания, пожелания.

Я прочту вам содержание сновидения, надеясь, что это освежит в вашей памяти связанный с ним анализ.

Большая зала — много приглашенных, мы принимаем гостей. Среди них Ирма: я тут же отвожу ее в сторону и точно хочу ответить на ее письмо, упрекаю ее в том, что она не приняла моего 'решения'. Говорю ей: 'Если у тебя до сих пор есть боли, то ты сама виновата'. Она отвечает: 'Если бы ты знал, какие у меня боли в горле, в желудке и в животе, мне все прямо стягивает'. Я пугаюсь и смотрю на нее. У нее бледное, опухшее лицо. Мне приходит в голову, что мог не заметить какого-нибудь органического заболевания. Я подвожу ее к окну, рассматриваю ее

горло. Она слегка противится, как все женщины, у которых вставные зубы. Я говорю себе, что ведь ей это не нужно. Она открывает рот, и я обнаруживаю справа большое пятно, а немного поодаль странный нарост, похожий на носовую раковину, покрытый большими сероватыми струпьями. Я подзываю сейчас же доктора М, который, в свою очередь, осматривает больную и подтверждает мои наблюдения. Доктор М., совершенно не похож на себя: он бледен, хромает, почему-то без бороды… Мой друг Отто тоже здесь, стоит подле меня, а мой друг Леопольд выстукивает ее поверх корсета и говорит: 'У нее притупление слева снизу'. Он указывает также на инфильтрацию на участке кожи в районе левого плеча (несмотря на платье я тоже ощущаю ее, как и он). Доктор М. говорит: 'Несомненно, это инфекция. Но ничего, у нее будет дизентерия и инфекция выйдет'. Мы почему-то сразу же понимаем, откуда эта инфекция. Отто недавно, когда она почувствовала себя нездоровой, ввел ей препарат пропила, пропилен… пропиленовую кислоту- триметиламин (его напечатанная жирными буквами формула стоит у меня ясно перед глазами)… Такой инъекции нельзя делать легкомысленно- По всей вероятности, и шприц был не совсем стерилен.

2

Ирма — больная, у которой с семьей Фрейда были дружеские отношения. Фрейд находился, таким образом, в деликатной и всегда нежелательной ситуации аналитика, чьим пациентом оказывается кто-то из круга его знакомых. Теперь мы гораздо лучше, чем мог это сделать в ту далекую, доисторическую для психоанализа эпоху Фрейд, отдаем себе отчет в трудностях, связанных с возникающим в подобных случаях встречным переносом.

Именно так все и происходит. Фрейд испытывает в случае с Ирмой серьезные трудности. Как свидетельствует он сам, говоря о связанных со сновидением ассоциациях, он склонялся тогда к мысли, что когда бессознательный смысл базового невротического конфликта становится ясен, остается лишь предложить его самому субъекту, который либо примет это объяснение, либо не примет. Если не примет — что ж, значит он виноват сам, значит он негодяй, дрянь, никуда не годный пациент. Если он,

напротив, хороший пациент, то он объяснение примет и дальше все пойдет хорошо. Я не преувеличиваю — пациенты бывают

хорошие и плохие.

Воззрения эти Фрейд излагает с юмором, очень близким той несколько поспешной иронии, которую позволяю себе на этот предмет я. Он признается, что благодарит небо, внушившее ему тогда подобные мысли, так как именно они позволили ему выжить.

Итак, в случае Ирмы Фрейд испытывает серьезные трудности: несмотря на общее улучшение, некоторые симптомы и, в частности, позывы к тошноте, продолжают сохраняться. Он недавно прекратил лечение, и все новости о бывшей пациентке узнает от своего друга Отто. Отто — тот, о котором я сказал однажды как о близком Фрейду человеке. Однако к ближайшим друзьям — из тех, кому мэтр поверяет свои заветные мысли, — Отто не принадлежал. Он славный малый, этот Отто — он пользует всю семью Фрейда от простуды, что получается у него неважно, и играет при ней роль симпатичного, милого, щедрого на подарки холостяка, к которому сам Фрейд относится с долей благодушной иронии.

И вот этот Отто, к которому Фрейд питает искреннее, но не выходящее за рамки обычного уважение, сообщает ему новости об Ирме, рассказывая, что все в целом идет нормально, но все-таки не так хорошо, как хотелось бы. Интонации любезного друга заставляют Фрейда заподозрить, что Отто его действия не вполне одобряет, более того, что Отто солидарен с теми, кто подсмеивался над ним и даже возражал против курса лечения, неосторожно предпринятого на той почве, где в действиях своих он не настолько свободен, насколько ему хотелось бы.

На самом деле Фрейд уверен, что предложил Ирме хорошее решение — Losung. Слово это в немецком двусмысленно и означать может как вводимый больному шприцем раствор, так и разрешение конфликта. Уже одно это придает сновидению об инъекции Ирме символический смысл.

Поначалу Фрейд своим другом сильно недоволен. Беда, однако, в том, что собой недоволен он еще больше. Дело доходит до того, что у него появляются сомнения — и не только в обоснованности предлагаемого им решения, но, возможно, и в самих принципах, на которых построен его способ лечения неврозов.

В 1895 г. Фрейд находился на той экспериментальной стадии, где и были сделаны важнейшие его открытия, среди которых анализ этого сновидения всегда будет казаться ему столь значительным, что в 1900 в письме к Флиссу, написанном сразу же после появления книги, где оно фигурирует, Фрейд в шутку — а просто так он, заметьте, не шутил никогда — предлагает другу вообразить, что однажды стену деревенского дома в Бельвю, где сон этот имел место, украсит табличка, гласящая: Здесь 24 июля 1895 г. Зигмундом Фрейдом впервые раскрыта была тайна сновидения.

Таким образом, несмотря на не оставляющее его чувство недовольства, Фрейд в это время вполне уверен в себе. Причем происходит это, заметьте, до того кризиса 1897 г., следы которого мы находим в письме Флиссу, и когда в какой-то момент ему могло показаться, что теория причиненной совращением травмы, сыгравшая в происхождении его концепции решающую роль, никуда не годится, а все построения его рушатся на глазах. В 1895 г. он, напротив, переживает период творческий, открытый как сомнениям, так и уверенности, без которых прогресс в науке никогда не обходится.

Это неодобрение, расслышанное им в голосе Отто, и послужило в данном случае толчком, запустившим механизм сновидения.

Я хочу обратить ваше внимание на то, что уже в 1882 г. Фрейд в письме к невесте замечает, что в сновидениях являются нам не столько события, представлявшиеся нам злободневными, сколько темы, едва затронутые и внезапно прерванные, — ситуации, когда вы лишаетесь дара речи. Такого рода ситуации были Фрейду хорошо знакомы, и в анализах Психопатологии обыденной жизни мы встречаемся с ними неоднократно. Я уже упоминал об эпизоде, когда он не может вспомнить автора фрески в Орвьето Там тоже речь шла о чем-то таком, что ранее, днем, осталось не до конца высказанным.

В данном случае это, однако, далеко не так. Вечером, после обеда, Фрейд садится за работу и пишет по делу Ирмы настоящий отчет, где пытается расставить все на свои места и оправдать, по мере необходимости, выбранный им ход лечения. И вот наступает ночь и он видит сон.

Я начинаю сразу с подведения итогов. Фрейд считает огромным успехом то, что все сновидение, вплоть до малейших его деталей, ему удалось объяснить желанием снять с себя ответственность за неудачу в лечении Ирмы. Причем оправдывается Фрейд в сновидении — как непосредственный создатель его — способами столь разнообразными, что, как сам он со свойственным ему юмором замечает, это очень напоминает историю о человеке, который на упрек в том, что котел, который ему одолжили, он вернул треснутым, ответил, что, во-первых, он вернул его целым, во-вторых, котел уже был с трещиной, когда он