—>
?
Переход от 1 к 1
Переход от 1 к 3
=>
?
Переход от 2 к 1
Переход от 2 к 3
=>
?
Легко убедиться, что если впереди стоит ?, то после повторения сколь угодно большого числа ? на выходе может оказаться лишь ?. Перед нами пример первичной символической организации, которая позволяет выйти за пределы тех метафор, которые я однажды использовал, говоря о внутренне присущей символу памяти. Создается впечатление, будто ? помнит, что не может породить из себя ничего, кроме ?, если серии а, сколь угодно длинной, предшествовала ?.
Вы сами убедились теперь, какие возможности демонстрации и теорематизации вытекают из простого использования символических серий. С самого начала и совершенно не зависимо от всякой связи с какими бы то ни было причинными звеньями предположительно реального характера, символ вовсю действует, порождая собственные закономерности, структуры, формации. Это как раз и интересует нашу дисциплину, состоящую в исследовании того, насколько глубоко прорастает в мир человеческого субъекта символический порядок.
И сразу же становится в этой перспективе очевидно то, что я в свое время назвал вмешательством субъектов. Поскольку нам представляется сейчас такой случай, я проиллюстрирую вам это на той же истории об украденном письме, из которой позаимствован был мною пример игры в чет и нечет.
2
Пример этот, приводимый в рассказе героем, который является выразителем его основной мысли, призван, по замыслу автора, стать элементарной иллюстрацией отношений между субъектами — отношений, основанных на том, что один субъект предвосхищает мысли другого благодаря тому, что предполагает в нем скрытность, хитрость и стратегические способности, которые в возникающих между ними отношениях взаимного отражения так или иначе должны проявиться. Все здесь построено на предположении, будто существуют средства, позволяющие отличить восприятие, свойственное идиоту от восприятия, свойственного человеку умному.
Я уже обращал ваше внимание на то, насколько сомнительна эта точка зрения, насколько не соответствует она своему предмету — хотя бы потому, что ум порою в том и состоит, чтобы суметь прикинуться идиотом. И все же По — человек на удивление искушенный: стоит вам прочитать текст целиком и вы сразу почувствуете, что сама символическая структура этой истории куда более существенна, нежели это на первый взгляд соблазнительное, но исключительно неосновательное, на простаков рассчитанное рассуждение.
Мне хотелось бы, чтобы те, кто перечел
Надеюсь, вы знаете, однако, что речь идет об истории письма, похищенного в удивительных и весьма поучительных обстоятельствах — истории, рассказанной злополучным префектом полиции, которому отведена классическая в сюжетах такого рода роль человека, который обязан найти пропажу, но вечно идет по ложному следу. Короче говоря, префект этот приходит к другому герою, по имени Дюпен, с просьбой помочь ему из этого дела выпутаться. Дюпен этот являет собой тип другого, еще более мифического персонажа — того, кто все понимает. История эта, однако, далеко не укладывается в комедийную схему, главные герои которой отвечают всем канонам детективного жанра.
Августейший персонаж, чей облик вырисовывается на заднем плане истории, является, безусловно, королевской особой.
Действие рассказа происходит во Франции в эпоху Реставрации. Власть успела утратить к тому времени священный ореол, способный оградить ее от кощунственных посягательств со стороны разного рода авантюристов.
Министр, сам человек высокого звания, непринужденно чувствующий себя в любом обществе и, судя по тому, что государственные дела обсуждаются им с королем и королевой наедине, пользующийся доверием королевской четы, обращает внимание на замешательство, с которым королева пытается скрыть от своего августейшего супруга присутствие на столе чего-то такого, что оказывается не чем иным, как письмом, авторство и содержание которого министр немедленно угадывает. Речь идет, разумеется, о тайной переписке. Если письмо остается лежать небрежно брошенным на столе, то именно для того, чтобы не привлечь к нему внимания короля. Именно на его невнимательность, чтобы не сказать его ослепление, королева и рассчитывает.
Зато министр, глаз у которого поострее, немедленно смекает, в чем дело, и начинает свою игру: отвлекая внимание присутствующих разговором, он вынимает из кармана якобы случайно оказавшееся там письмо, по виду своему слегка напоминающее предмет, которому с этих пор суждено стать пререкаемым. Повертев его немного в руках, он небрежно кладет его на столик рядом с первым. После чего ему, пользуясь невнимательностью главного персонажа, остается лишь спокойно взять это последнее и положить его в карман на глазах у не упустившей в этой сцене ни единой детали королевы, которой поневоле приходится смириться с тем, как уходит от нее компрометирующий ее
документ.
Дальнейшие подробности я опускаю. Королеве нужно во что бы то ни стало вернуть себе этот инструмент давления и шантажа. Она обращается за помощью к полиции. Полиция, специально для того, чтобы ничего не находить, и созданная, ничего, естественно, и не находит. Проблему решает Дюпен, который обнаруживает письмо именно там, где оно должно быть — в кабинете министра на самом видном месте, у него под рукой, едва замаскированное. Создается, разумеется, впечатление, что оно не должно было ускользнуть от внимания полицейских незамеченным, так как явно входило в зону их микроскопического обследования.
Чтобы завладеть им, Дюпен устраивает так, что на улице раздается выстрел. Пользуясь моментом, пока министр идет к окну, чтобы взглянуть, что случилось, Дюпен берет письмо и на место его кладет другое, где написаны им следующие слова: _
Стихи эти заимствованы из
Эпизод это весьма интересный, особенно если учесть оттенок жестокости, с которым такой незаинтересованный и отрешенный, на первый взгляд, персонаж, как Дюпен, потирает руки от радости, предвкушая драматические события, которые за поступком его неминуемо воспоследуют. Здесь мы слышим уже не Дюпена только, но и рассказчика, представляющего собой призрак самого автора. Каково значение этого призрака, мы еще увидим в дальнейшем.
Драма же разыграется тогда, когда министру, которому отныне будет даваться отпор, придет время свою власть подтвердить. 'Предъявите письмо', — скажут ему. 'Вот оно', — ответит министр. Здесь-то и кончится для него дело посмешищем, если не трагедией.
Такова канва нашего рассказа.
В нем налицо две главных сцены (не в том смысле, в котором мы говорим о «первоначальной сцене») — сцена похищения письма и сцена обретения его вновь; кроме того, есть и несколько сцен второстепенных. Та сцена, где письмо возвращается, распадается на две, так как, обнаружив письмо,
