— Расскажи мне лучше о Рейкьявике. Расскажи хоть, кем ты стал. Я ведь даже не знаю, с кем я разговариваю.
— Скажи, кем ты сама хочешь стать?
— Я хочу научиться ухаживать за детьми. — Ему первому я призналась в том, о чем уже давно мечтала.
— Ухаживать за чужими детьми?
— Все дети принадлежат обществу. Но конечно, нужно изменить общество, сделать так, чтобы оно лучше относилось к детям.
— Изменить общество? — насмешливо переспросил он. — Я устал от этой болтовни.
— Значит, ты тоже сделался преступником? Так я и думала.
— Когда я был мальчишкой, я, не прочитав ни одной книги, сам додумался до коммунизма. Может быть, это происходит со всеми детьми бедняков в городе и в деревне, если они достаточно сообразительны и музыкальны? Потом я пошел в школу и забыл о коммунизме. Затем почувствовал призвание, как я тебе рассказывал, выпряг кобылу из сенокосилки и уехал на Юг. А теперь я хочу добиться, чтобы меня признало то общество, в котором я живу.
— Мы живем в преступном обществе. Это всем известно — и тем, кто на этом наживается, и тем, кто от этого страдает.
— Мне все равно. Живешь только раз. Я докажу, что умный человек, любящий музыку, может прожить, ни перед кем не унижаясь.
Я долго смотрела на него через стол, пока он ел.
— Кто ты? — наконец спросила я.
— «Кадиллак» стоит по ту сторону ручья. Если хочешь, поедем со мной.
— Не удивлюсь, если ты окажешься призраком с черной реки[51] и захочешь увезти меня в могилу.
Он сунул руку в карман, вынул туго набитый бумажник, открыл его и показал содержимое: стокроновые и пятисоткроновые бумажки, похожие на новенькую колоду карт.
— «Северная торговая компания», — сказал он, — автомобили, бульдозеры, тракторы, пылесосы, миксеры, электрополотеры. Все, что крутится, все, что шумит! Современность! Я возвращаюсь на Юг из своей первой коммивояжерской поездки.
Я протянула руку к деньгам:
— Давай я сожгу их, мой друг!
Но он засунул деньги обратно в бумажник и спрятал его в карман.
— Я не выше людей, как Боги, и не выше бога, как органист. Я только человек, а деньги эти настоящие. Я тебе показал мой бумажник, чтобы ты не считала меня сумасшедшим.
— Сумасшедший тот, кто считает деньги настоящими. Поэтому органист сжег деньги и одолжил у меня крону на леденцы. А теперь я раскрою тебе свою тайну: есть другой человек, который мне нравится больше тебя. У меня дрожат колени, даже когда говорят, что он за сто километров от меня. Но знаешь, что меня в нем пугает? У него в тысячу раз больше денег, чем у тебя. Он сказал, что купит мне все, что только можно купить за деньги. Но я не хочу быть фальшивой миллионершей. Я хочу жить на то, что сама заработаю. Может, если бы ты пришел с пустыми руками, я предложила бы тебе остаться ночевать, может быть, завтра утром я бы ушла с тобой пешком. А теперь я не предложу тебе остаться. Я не поеду с тобой.
Глава двадцать вторая
Божественные гости
Однажды серым осенним утром я проснулась и услыхала во дворе голос нашего пастора: он разговаривал с отцом через открытое окно. А потом у входной двери послышались шаги гостей. Я быстро оделась, унесла маленькую Гудрун и привела в порядок комнату, в которой мы с ней спали. Вошли гости.
Казалось бы, появление трезвого пастора в таком отдаленном месте в такой ранний час не предвещало ничего хорошего, но это впечатление тут же рассеялось, поскольку он избрал себе в спутники, как это и подобает истинному пастору, отправляющемуся в неожиданное путешествие, самих Богов. Не могу описать свое изумление, когда я увидела двух Богов. Ведь это благодаря им в первую очередь моя столичная жизнь представлялась мне теперь чем-то вроде сказки, полной чудес. И вот теперь они оба собственной персоной переступают порог крестьянского дома на Севере.
Но всем своим видом они ясно давали понять, что здесь не место и не время для глупых шуток: акционерное общество «Серьезность» — вот что было начертано на лицах посетителей, я бы даже сказала — акционерное общество убийц «Торжественность». Атомный скальд Беньямин словно шагал по горам, уходя головой в облака. А в глазах Бриллиантина можно было увидеть ледяной холод безумия, способный поразить пастора или девицу где-нибудь в подворотне.
— А где близнецы? — спросила я.
— Я обещал жене застрелить для них барашка, — улыбнулся Бриллиантин, показав свои ровные блестящие зубы.
— И ты попал в деревню? — спросила я Атомного скальда, бессильно опустившегося на диван.
— Весь мир — только база. А я — Беньямин, как сказано в Библии, младший брат.
— Они прибыли не с пустыми руками, — пояснил пастор.
— Мы посланцы, — дополнили Боги.
Я поинтересовалась чьи, но пастор перебил меня:
— Они прибыли с миссией.
— Мы посланцы божества.
— Какого божества? — осведомилась я.
— Эти молодые люди — орудия, — проговорил пастор. — Чудесные орудия. Гм! Ведомые вдохновением. Они привезли с собой сюда, на Север, бренные останки Любимца народа. Это им было поручено силами, в святости которых я не осмеливаюсь усомниться. По-видимому, старинная мечта нашего прихода будет осуществлена.
— Да, похоже на то, — сказал мой отец, с доброжелательной улыбкой рассматривая гостей. — Откуда вы, парни?
— Мы принадлежим атомной бомбе.
Лицо отца окаменело, улыбка исчезла, будто он услышал богохульство.
Пастор сказал, что молодые люди хотят спать.
— Один из них поэт, — объяснила я отцу, — раньше он был рассыльным в акционерном обществе «Снорри-Эдда». А другой — примерный глава семейства, отец близнецов, а прежде он был сторожем склада того же общества. Я знаю обоих по Рейкьявику.
— Очень верующие люди, и им было удивительное видение, — сказал пастор. — Я в этом ничуть не сомневаюсь.
— Мы не верующие, а существующие, — поправил Бог Бриллиантин. — У нас непосредственная связь с божеством. Мы уже давно могли стать миллионерами, если бы захотели. Может быть, мы бы даже попали в Голливуд.
— Мы ведем войну, — заявил Беньямин. — И каждый, кто нам не верит, будет сначала убит, а потом стерт с лица земли. Мы не успокоимся, пока не украдем все, что можно украсть, и не разрушим все, что можно разрушить. А потом мы все сожжем. Долой Двести тысяч кусачек! Мы не пощадим даже португальские сардины или датское дерьмо. А теперь скажите, сумасшедший я или нет?
