— Я его спросил, за что они моего дядьку убили, а он говорит: у вас, у Ёкичей, каждую войну один предатель да находится, то женского, а то мужского пола. Поцапались мы с ним на этой почве, тут и понял я, что мне с ними не по пути.
— Так ты его снова о том же собираешься спрашивать?
— Хочу посмотреть, не подобрел ли он.
— Конечно, нет. Пошли, однако, если штабная чета подоспеет, она у нас это дело живо вырвет из рук. Любят штабные на готовом выезжать.
Взводный белопольской четы уже шагал по свежему снежку, распространяя вокруг себя запах ракии. Они вместе поднялись на Гряды, старший караульный встретил их и доложил, что в течение ночи никаких перемен не произошло, осажденные спорили всю ночь напролет и угомонились перед самым рассветом. Уже близился полдень, когда Бечир из-за камня стал вызывать:
— Эгей, кум Ягош, и ты, Милан, слышите меня?
— Слышим, — ответил ему глухой голос, словно исходивший из-под земли.
— Сдавайтесь, не бойтесь, — сказал Бечир, ему все казалось, что он разговаривает с мертвецами. — Мы даем вам гарантию, что живыми и здоровыми передадим суду, а уж там все зависит от решения национального суда…
— Что ты можешь нам еще пообещать? — спросил голос Янко.
— Не только пообещать, но обязуюсь перед людьми своей честью и именем. Если вы мне не верите, я вам верю и готов прийти к вам без оружия поговорить. Даете ли вы мне на это свое «добро»?
— Даем свое «добро»! — ответил осевший голос.
— Не смей, Бечир, — подскочил к нему Новак. — Убьет тебя Янко.
— Нет, ты не пойдешь, — воскликнул Радоман. — Они тебя заложником возьмут!
— Пойду, и пусть хоть убивают, я слово дал. — И Бечир отбросил винтовку.
Радоман схватил его за руку, тот вырвался:
— А ну, пусти, знаю я, что делаю, мне видней! — и кинулся к пещере.
Радоман бросился за ним — догнать, остановить, но Бечир в несколько прыжков был уже в пещере. Первое, что он увидел, — это была наведенная на него винтовка, которую держал Янко, готовый выстрелить в любую минуту.
— Стреляй, если ты такой кровожадный, — бросил Бечир, — стреляй и упейся моей кровью.
Милан отклонил винтовку в сторону.
— Мы данное слово не нарушаем, — проговорил он.
Тут в пещеру ворвался Радоман Томович, возбужденный, с револьвером в руках. Бечир на него взъелся — пусть живо убирает револьвер, хоть в карман его сунет! Бечир окинул взглядом убежище: голый камень, постели из папоротника, мешок с чем-то, торбы, одеяло — людская беда. Огляделся — серые, бледные, изможденные лица с потухшим взглядом.
— Ну, как вы? — спросил.
— Мы хорошо, — сказал Милан. — Сам видишь как. Только нечем дорогим гостям почет оказать.
— Мне для почета корки хлеба довольно, — сказал Бечир, стремясь укрепить взаимное доверие.
Евра отрезала ломоть хлеба, слегка присыпала солью и подала ему. Бечир отломил половину и протянул ее Радоману, тот неохотно принял кусок левой рукой, не зная, что с ним делать. Бечир сел на камень и, отщипывая от ломтя, стал сосредоточенно жевать. Когда с этим было покончено, Милан сказал:
— Итак, Бечир, мы тебе предложили то, что у нас было. Посмотрим, что ты нам предложишь.
— К сожалению, я вам тем же отплатить не могу. В том, что я вам могу предложить, хорошего мало. Избавить вас от тюрьмы и суда я не властен, хотя и тут можно найти управу. Расследование поведется по составу преступления, кому какое будет обвинение предъявлено… Бездоказательные жалобы, поданные из личной вражды, к рассмотрению не принимаются. Без суда никто осужден не будет. Теперь это не так делается, как летом и весной, без всяких правил, теперь — закон в силе!.. И судьи уже не те, подобраны люди благоразумные и здравомыслящие. Но прежде чем начнется суд, я обеспечу вам возможность побыть дома со своими два-три дня, а если понадобится, так и все пять-шесть…
— Не слишком ли жирно будет? — криво усмехнулся Янко.
— Для зубоскальства, — огрызнулся Бечир, — я бы мог сюда и не являться.
Милан вмешался:
— Зависит ли это от тебя, Бечир?
— Да уж, наверное, я тут не самая последняя пешка, — сказал Бечир.
Кругом стояла тишина. Притаились поляне и «летучая чета» ракитинцев и равнореченцев — ждут, когда в убежище загрохочут взрывы и выстрелы. С громким карканьем мимо пронеслась стая ворон, и снова установилась тишина, разлилась и заполнила пещеру; люди молчат, размышляют, всматриваются друг в друга — из своей кожи вон не выскочишь… Внезапно подала голос Евра:
— А знаешь, Бечир, видит бог, я ни одному твоему слову не верю!
— Ты мне и раньше не очень-то доверяла, кума Евра, — выдавил из себя смешок Бечир, — но, однако, все мы живы. А было б больше доверия, может, и разговор у нас был бы другим.
Он сказал ей это для напоминания и в укор, и не только ей, но и Ягошу, помимо этого ему хотелось восстановить те давние связи, что тянулись из прошлого: когда-то, мол, он стремился с ними сблизиться, да они оттолкнули его… И вдруг Бечир задумался: а так ли это на самом деле?.. Действительно ли он тот, каким представляется и за кого себя выдает: единственный и неповторимый в своем роде, педагог и офицер Бечир Томович, батальонный командир четнических войск, — или запоздалая копия, слабый отзвук, бледный слепок с некоего кротонянина, спесивого потомка аристократического рода, талантливого оратора, возмечтавшего проникнуть в пифагорейский союз?.. Разгадав его нечистые намерения, учитель отверг его, и кротонянин был вдвойне разобижен: тем, что им пренебрегли, и тем, что его разоблачили, — и поклялся отомстить за оскорбление. Прежде всего были пущены в ход очернение и клевета. Пополз слух, будто пифагорейцы при вступлении в секту приносят в жертву детей. Наемники стали забрасывать камнями членов братства. Это вынудило Пифагора бежать в Месопотамию…
Евра оторвала его от размышлений и вернула к действительности.
— Если сдачу в плен мы обсуждаем сейчас как один из возможных выходов, то это не потому, что верим тебе или на что-то надеемся, просто нас орды твои в угол загнали. От вас и в камне спасения нет.
— А что тебе эти камни?.. Вон как вы иссохли здесь. Посмотри, на что похожи! Честное слово, в гроб и то краше кладут. Вон от Янко и половины не осталось…
— Обо мне ты не беспокойся, — заметил Янко. — Я твоего сочувствия не искал и не ищу.
Радоман полоснул его взглядом. Будь его воля, всадил бы он в него сейчас всю обойму, а все прочие здесь не представляют никакой силы, способной оказать сопротивление. Радоман еще со вчерашнего дня поражается: для чего Бечиру эти переговоры сдались, когда он мог их одним махом пришлепнуть?.. Еще вчера подошли бы вплотную к пещере, с теми двумя мальчишками перед собой, потом даешь пару пулеметных очередей от плеча, кидаешь пару гранат — вот тебе и готово, выигран бой…
— Ладно, — проговорил Бечир и встал. — Я вам все сказал, поразмыслите и поступайте, как знаете.
— Не о чем нам размышлять, — заметил Ягош. — По крайней мере мне. Поскольку ты детьми шантажируешь, у меня один выход — сдаться. И почище меня сдавались, значит, и мне не заказано.
— Детей я по домам отправил, чтоб ты не говорил, что я тебя шантажирую, — возразил Бечир. — Пока я здесь, детей сюда не приведут, но вот когда штабная чета из Колашина подоспеет — а это еще сегодня может произойти, — я не знаю, что она предпримет, тут уж моя власть кончается.
— Я сдаюсь, — снова произнес Ягош и повторил эти слова еще раз, как бы убеждая самого себя в необходимости такого шага. — Сдаюсь, потому что мы к стене приперты. Подождите меня у входа, я с друзьями попрощаюсь.
Бечир и Радоман вышли из пещеры. Ослепленные ярким блеском солнца, отраженным снегом, прикрыли глаза ладонями. Кругом были рассыпаны войска: кто выдает себя концом винтовки, торчащей из-
