подобные взгляды. Как вы думаете, в-в-возможно ли, что мой муж был членом этого инсмутского к-к-культа? И есть ли в нем хоть крупица истины? Хотя бы малая толика?
Джеймисон покачал головой:
— Хотя бы малая толика? Только в его воображении, милая моя. Поймите, чем хуже становилось Джорджу, тем больше болезнь сказывалась и на его психике. И он занялся тем, чем занимаетесь теперь вы — поисками несуществующих объяснений. А поскольку ваш муж наверняка общался с членами секты и потому знал бытующие в их среде предания, он наверняка уверовал, что хотя бы в чем-то они соответствуют действительности. А вам нельзя следовать его примеру. Нельзя, слышите?
— Но эта порча в крови, — произнесла она едва ли не шепотом. Голос ее прозвучал как будто из могилы. — У него, у Джеффа… а если у Энн т-т-тоже?
— Джилли, дорогая, выслушайте меня. — Старый врач твердо взял ее за руку. После той лжи и полуправды, которую Джеймисон поведал ей за эти полчаса, он приготовился сказать самую большую свою ложь. — Джилли, я знаю вас с дочерью — особенно Энн — уже достаточное время. Исходя из того, что мне известно об инсмутской порче, а также о вашей дочери, я готов поставить на кон мою врачебную репутацию и уверенно сказать: она нормальна, как и мы с вами.
При этих его словах Джилли облегченно вздохнула и чуточку расслабилась.
Джеймисон понял, что пора уходить, и поднялся с кресла.
— Мне пора, — произнес он. — Уже поздно, а перед сном еще нужно кое-что сделать.
С этими словами он направился к двери, однако на пороге задержался и добавил:
— Передайте Энн от меня привет. Жаль, не удалось сегодня повидаться. А может, это и к лучшему. Нам необходимо было поговорить.
Джилли проводила его (слегка пошатываясь, отметил Джеймисон) и уже в дверях сказала:
— Даже не знаю, как отблагодарить вас. У меня словно камень с души свалился. И так всегда, стоит с вами п-п-по-говорить.
Она дождалась, когда он сядет в машину, и, прежде чем закрыть дверь, помахала ему рукой.
Отъезжая от дома, старый доктор заметил краем глаза какое-то движение за шторой в окне верхнего этажа. Там располагалась спальня Энн. На какое-то мгновение ему показалось, будто в просвете между занавесками возникло ее лицо… ее огромные зеленые глаза. Интересно, подумал Джеймисон, и давно она проснулась? И спала ли она вообще? Если нет, девочка наверняка подслушала их с Джилли разговор.
А может, она уже и сама все знает?
Долгая зима с её хворями — ларингит у Энн, грипп у Дорин Тремейн — постепенно перешла в весну. В деревенских садах и в цветочных ящиках на подоконниках зеленые побеги превратились в цветы. Низкое небо прояснилось и с каждым днем все больше наполнялось голубизной.
Однако среди всех этих изменений были и другие, не столь естественные и не столь приятные. Джеймисону выпало стать свидетелем и тех и других.
Он нередко видел, как Джефф — словно обычный деревенский паренек — бредет по пляжу вдоль линии прибоя. Да вот только на обычных ребят он не походил… и был серьезно болен.
Джеймисон следил в бинокль за этим сутулым бродягой — вот он плетется, шаркая ногами, чуть вразвалочку, втянув голову в плечи и повыше подняв воротник. И хотя погода значительно улучшилась, Джефф больше не плавал в море. Он приходил, чтобы просто посмотреть на него. Время от времени он останавливался и поднимал уродливую голову, чтобы окинуть взглядом морскую даль до самого горизонта — взглядом, полным тоски, думал старик, пытаясь издали прочесть на лице парня хоть какие-то признаки эмоции. От его родства с водой и явной, пусть даже бесполезной на суше, физической мощи осталась лишь бледная тень. Короче говоря, Джефф заметно сдал.
Старый врач слышал, о чем поговаривали в деревенской пивной. В среднем уловы выросли, а вот у Тома Фостера дела, наоборот, шли гораздо хуже, чем раньше. Удача оставила его, и неуклюжий увалень больше не при водил его лодку в самые рыбные места. По крайней мере так думали деревенские жители, другие рыбаки. Однако правду пожилому доктору поведал сам Том Фостер, когда они вместе сидели за кружкой пива в том же кабачке.
— Ох уж этот парень, — сокрушался рыбак. — Что-то с ним неладно. Говорит, что море манит его и ему страшно. Вот он и бродит по пляжу, глазеет, как барашки несутся к берегу, а кататься на них уже не хочет. Не пойму, о чем это он, но парнишка постоянно ноет, что «еще не готов» и что, наверно, никогда не будет готов… а если уйдет сейчас, то ему конец. Один бог ведает, куда это он собрался. Я вам честно скажу, парень плох. Готов поспорить, попроси я его выйти со мной в море, он бы не отказался, да только не буду я этого делать. Одно хорошо — он часами лежит в ванне, чтобы как следует намокнуть, так что с кожей у него теперь все в порядке. Зуд его больше не донимает, потому что рыбьих вшей вы ему тогда вывели.
Старый рыбак пожал плечами — мол, что тут добавишь? — и допил свое пиво. Потом он подытожил свои размышления:
— Ни плавания в море, ни рыбьих вшей — вот и вся история. А что до остального… боюсь я за парня, ей-богу, боюсь.
— Ответьте мне на один вопрос, только честно, — обратился старик к Фостеру. — Зачем вы взяли к себе этого парня? Насколько могу судить, никто вас не заставлял. Ведь вы, как я понимаю, ему не родной отец. Он ведь подкидыш, да еще эти… осложнения, они же с самого начала были.
Фостер кивнул:
— Это все моя женушка, она взяла его. Ей прабабка рассказала о таких мальцах — она ведь жила когда-то на тех островах. Вот моя женушка и решила его взять. Да и я со временем стал считать его почти что за сына, как-никак, на моих глазах рос. Но мы всегда знали, кто его настоящий папаша. Да и как не знать, тоже мне секрет… Все и так видно. Джордж, кто же еще. Он и деньги нам платил — долю свою.
— Джордж Уайт давал вам деньги?
— Да, за то, что мы кормим и поим Джеффа, — с готовностью признался Том Фостер. — Что верно, то верно. Даже драгоценности свои стал продавать — всякие там украшения и побрякушки. Ради парня, ну и ради собственного удовольствия… по крайней мере так говорили. Хотя это уже не моего ума дело…
А еще была бедняжка Джилли Уайт. Она — вернее, ее здоровье — также заметно сдала. Ее постоянно преследовали кошмары; они стали являться к ней регулярно, с каждым разом делаясь все более фантастическими — почти на грани гротеска. Речь и координация движений тоже заметно ухудшились. Джилли заикалась, часто по нескольку раз повторяла одну и ту же фразу, а иногда теряла равновесие и падала, когда — казалось бы, что может быть проще? — пыталась пройти в дверь. В каком-то смысле она превратилась в узницу собственного дома, лишь изредка отваживаясь выйти на берег, чтобы посидеть вместе с дочерью на весеннем солнышке.
Что касается ее снов…
Задача оказалась не из легких, но терпеливый Джеймисон все-таки вытянул из Джилли кое-что о содержании ее кошмаров. Остальное рассказывала ему Энн, когда они возвращались с ней из Сент-Остелла после занятий. Неудивительно, что самые худшие из кошмаров Джилли были связаны с её бывшим мужем, Джорджем Уайтом. И не с его самоубийством, как ни странно, а с его болезнью, которая прогрессировала все быстрее до самой его смерти.
В частности, Джилли снились лягушки и другие амфибии, а также рыбы… но не создания природы. Герои ее кошмаров словно являлись из другого мира — жуткие мутанты, гибриды человека и каких-то чудищ. Человеком всегда был Джордж Уайт. Его лицо и тело словно бы накладывались на другую анатомию — амфибий или рыб, а чаще всего существ, сочетавших признаки обоих родов… и кого-то еще. Короче говоря, Джилли Уайт снились Глубоководные, и Джордж принадлежал к их числу!
Энн Уайт рассказала старому доктору, как ее мать бормотала всякую ерунду про «огромные влажные глаза, которые не закрываются», про чешую, «шершавую и острую, как напильник», про «кожные складки на шее Джорджа, которые открывались внутрь и пульсировали… будто жабры, особенно если он храпел или задыхался во сне». Но по дороге в город и обратно Энн обсуждала с ним не только кошмары матери. Похоже, девочка решила быть с доктором до конца откровенной.
— Я знаю, вы видели меня перед окном в тот день, когда привезли маме лекарство и долго с ней говорили про Инсмут. Я услышала ваши голоса, встала с кровати, вышла на лестницу и сидела там до самого конца. Сидела тихо-тихо и поэтому разобрала почти все ваши слова.
