теплые лучи солнца ласково грели маленькое тельце, которое уже изрядно прибавило в весе после болезни.
– Как себя чувствует Констанция? – спросил он, бросив быстрый взгляд в сторону ребенка.
– Уже гораздо лучше, благодарю вас, – ответила Николь, игнорируя тот факт, что он так и не желает называть девочку ее первым именем, несмотря на то, что все обитатели дома уже давно признали его. Она решила просто сменить тему.
– Вы поедете на встречу с королем?
– Поеду, но только в том случае, если ты будешь меня сопровождать, – улыбнувшись, тихо сказал он.
Николь поняла, чего он добивается. Ему хочется выманить ее из дома, где не будет никаких преград для ухаживаний.
– Но я не могу покинуть Миранду, – быстро ответила она, – ведь я все еще ее кормлю.
Сэр Дензил слегка поморщился от отвращения, и Николь поняла, что хотя он и развратник, но разговоры на подобные темы ему неприятны.
– Ты можешь взять ее с собой.
– Не думаю, что сборище солдат всех сословий – подходящее место для маленькой девочки.
– Совсем наоборот, – спокойно ответил сэр Дензил, – там наверняка будет много их жен, а, следовательно, и детей.
– Можно мне это обдумать? – слегка волнуясь, спросила Николь.
Он улыбнулся одной из тех улыбок, которая всегда заставляла ее нервничать.
– Конечно, можно, дорогая, – он развернулся, чтобы уйти, но на полдороге остановился и оглянулся через плечо. – Я бы очень хотел, чтобы ты согласилась, – произнес он, прежде чем зашел в дом.
«Нисколько не сомневаюсь», – подумала Николь, желая ему провалиться в самую глубокую на свете яму. Он напоминал ей плохого актера из фильма ужасов, который рушит всех и вся на своем пути, пока не получит полного удовлетворения.
– Если ты надеешься, что я везде и повсюду буду сопровождать тебя, ты глубоко заблуждаешься, – прошептала она ему вслед, хотя мысль об этой поездке очень прельщала ее.
Когда-то ей доводилось играть в ноттингемском театре, она играла мисс Хадкастл в пьесе «Покоряющая сердца», и город тогда просто пленил ее. Увидеть этот город таким, каким он был в далеком прошлом, пройти по его улицам, существующим уже несколько столетий, было для нее очень и очень заманчиво. К тому же Николь понимала, что если она будет сиднем сидеть в Хазли Корт, она может не увидеть, как будут развиваться события гражданской войны и никогда не встретится ни с одним из ее героев. А тут предоставлялся реальный шанс увидеть Карла I и всех его придворных. На нее нахлынули школьные воспоминания о принце Руперте, ставшем причиной соперничества между Дугласом Фэрбенксом Младшим и Эрролом Флинном,[4] не говоря уже о молодом, но развратном Карле II.
«До тех пор, пока этот старый козел не оставит меня в покое, я должна быть с ним очень осторожна», – подумала Николь, вспомнив, что все светские дамы, пускаясь в путешествия брали с собой служанок. Она тут же поняла, что если Эммет будет рядом с ней, это наверняка охладит пыл сэра Дензила. «Если только я смогу повести себя умно, у меня получится восхитительное путешествие, а отчиму Арабеллы придется держаться от меня на почтительном расстоянии», – сказала себе Николь.
Она поведала о своем решении в тот же вечер, когда они вдвоем сидели в устрашающе огромной комнате, темные стены которой были увешаны мрачными гобеленами, изображающими сцены охоты. Николь всегда считала, что эта комната действует угнетающе, и в ней сэр Дензил выглядит особенно непривлекательно. Но именно там он сидел в тот вечер, работая со своими бумагами, и ей ничего не оставалось, как войти туда. Как только он заметил ее, его бесстрастное лицо тут же смягчилось и губы растянулись в подобии улыбки:
– Заходи, дитя мое.
– Я не могу долго здесь оставаться.
– Тогда останься ненадолго.
Николь едва заметно улыбнулась, села на стул напротив сэра Дензила и сказала:
– Если я соглашусь ехать с вами в Ноттингем, я бы хотела, чтобы меня сопровождала Эммет. Это возможно?
Он нахмурился:
– Конечно, у тебя будет служанка. Но Эммет слишком необходима здесь. Она лучше всех знает, как вести хозяйство в этом доме. Я не могу ее отпустить.
У Николь с языка чуть было не сорвалось: «Тогда я не поеду», но она вовремя одумалась. Были некоторые вещи, ради осуществления которых сэр Дензил мог бы в лепешку разбиться, и эта поездка с Арабеллой и была его заветным желанием.
– Но со мной будет кто-то из служанок? – настойчиво переспросила она.
– Можешь в этом не сомневаться, – он помолчал. – И знаешь, может быть, тебе все-таки лучше оставить девочку здесь? Ей ведь нет еще и шести месяцев, такое утомительное путешествие может ей повредить.
– Но вы же сказали, что я могу взять ее с собой.
– Конечно, можешь, дорогая, – примирительно произнес сэр Дензил, – я просто подумал, что поездка сама по себе может быть опасной для любого ребенка, тем более, если учесть, что он совсем недавно так тяжело болел.
Николь с негодованием поняла, что он загнал ее в угол.
– Не забывайте о том, что я все еще ее кормлю.
– Уверен, что ты можешь больше не делать этого.
– Но я пока не собираюсь отрывать ее от груди.
Опять легкая гримаса недовольства исказила лицо сэра Дензила:
– Это женские проблемы, меня они не касаются. Я говорю лишь о целесообразности того, что ребенка придется подвергать такому риску, – он уже почувствовал, что она хочет ехать, и продолжал на нее давить, зная, что окажется прав. – Совсем не обязательно было везти ребенка через полстраны только для того, чтобы он попал в самый разгар военных событий.
– Я не знаю, что вам ответить, – неуверенно произнесла Николь.
– Тогда разреши мне ответить за тебя. Тебе просто необходимо проветриться, дитя мое. Вот уже год, как ты сидишь в этом доме. Между прочим, таково мое желание, а пока еще я здесь хозяин, хотя и очень снисходительный.
Он улыбнулся, как ему казалось, очень милой улыбкой, и Николь почувствовала, что ей станет дурно, если она не прекратит эту беседу. Она встала и присела в реверансе, который ей так нравилось учить в театральной школе.
– Обещаю тщательно обдумать ваши слова. Спокойной ночи, отец, – она нарочито выделила последнее слово.
– Спокойной ночи, дочка.
Прежде, чем закрыть за собой дверь, Николь заметила, что он потянулся к бутылке с вином. «Он нервничает, потому что боится, что я откажусь ехать», – с уверенностью подумала она.
Эммет ждала ее в спальне, сидя у окна. Ее узкая спина была совершенно прямой, а обе руки мирно покоились на подоконнике. Полностью погруженная в свои мысли, она не услышала, как вошла Николь. Та же остановилась и несколько минут молча рассматривала удивительно хрупкое тело девушки, в котором пряталась такая нежная душа. Подобно маленькой алой розе она была милой и чистой, а глаза разного цвета придавали ее внешности своеобразное очарование. Но больше всего Николь в ней нравилось то, что она была единственной женщиной, которую она могла, не задумываясь, назвать своей подругой.
– Эй, – непринужденно начала Николь, лениво растягивая слова, как будто она вернулась в свою среду и беседовала с современной подружкой, – как тебе это нравится? Что же мне делать? Старый козел хочет, чтобы я поехала с ним в Ноттингем, где он намерен присоединиться к сборищу, которое организует король, но я так не хочу бросать Миранду. Или мне все-таки лучше ее оставить, как ты считаешь?
Эммет повернулась к ней, вид у нее был совершенно ошарашенный.
