кланяясь двум королевским особам: королю и королевскому сыну. «А ведь тем, что я совершенно не узнала Карла и принца Уэльского, – подумала она, – я с головой выдала себя, это может означать только одно – я не живу в их времени».
Очарование короля было врожденным, и оно еще раз объясняло, почему так много знатных особ, не разделявших его политические убеждения, встали на этой войне на его сторону.
– Мне очень приятно снова увидеть вас, леди Аттвуд, – сказал он. – Поэтому когда принц сказал мне, что хочет пригласить вас как почетную гостью, и я нисколько не возражал. Однако, как я понял, он сыграл с вами какую-то шутку. Может быть, мне следует наказать его?
– Конечно нет, сэр. В какой-то степени это и моя вина.
– Тогда все в порядке. Пойдемте в гостиную, а его оставим здесь – пусть встречает гостей.
Король был явным меланхоликом, но было совершенно очевидно, что он умел ценить женскую красоту и весьма скучал по женскому обществу. Величественно кивнув головой, он, однако, не погнушался с готовностью проводить Николь наверх, и это показывало, как ему было одиноко с тех пор, как королева вынуждена была разлучиться с ним. Почти не веря в происходящее, Николь зашла в комнату, где собрались гости принца Уэльского.
Это было довольно странное сборище людей, каждый из которых поклонился вошедшему королю. Внимательно рассматривая их и опасаясь допустить еще одну ошибку, не узнав тех, кого ей полагалось знать, Николь увидела пожилых мужчин, слишком старых для того, чтобы принимать участие в сражениях. В их обществе находился молодой красивый юноша с шапкой блестящих светлых волос. Были там еще двое: приятный молодой человек с милой улыбкой и звонким смехом, Николь сразу узнала в нем придворного художника Добсона, потому что заметила у него на руках следы краски, и смуглый, сердитого вида мужчина, с надменным выражением лица, к которому кто-то обратился «Лорд Генри».
Были там, конечно, женщины и дети, которые тут же уставились на Николь: дамы – со свойственным им во всех столетиях интересом и явно оценивающе, а дети – просто с любопытством. Мило улыбнувшись всем сразу, Николь позволила слуге налить ей бокал красного вина и уже собиралась выпить его, когда одна из женщин подошла к ней и отвесила поклон:
– Джекобина Джермин, – представилась она, – я встречала вас в городе, миледи, но у меня не было подходящей возможности заговорить с вами.
Она была очень хорошенькая, миниатюрная, похожая на эльфа, ее розовое нежное личико окружало облако светлых кудрявых волос. На личике сияли яркие зеленые глаза. В общем, милое это существо производило впечатление чего-то нежного и очаровательного. Николь поклонилась в ответ.
– Вы здесь в Оксфорде со своим мужем? – вежливо спросила она.
– Нет, мужа я себе еще не нашла, – уклончиво ответила девушка. – Мне кажется, что все мужчины во-крyг – слишком великолепны для меня. Нет, я жду здесь своего брата Генри. Он сейчас на севере, вместе с королевой. Вы знаете, они очень большие друзья.
Маленькая фея, произнося последние слова, как-то напряглась, она как бы старалась дать понять, что между Генри Джермином и его королевой существует нечто большее, чем просто дружба. Николь вдруг поняла, что ей становится интересно.
– А вы? – продолжила разговор Джекобина. – Вы ведь замужем за этим плутом Аттвудом, не так ли? И вы, наверное, теперь единственный человек, который не захочет выслушивать о нем ничего дурного. Во всяком случае, мне так кажется.
– Вам кажется совершенно правильно. Как долго вы находитесь в Оксфорде?
– Я приехала почти сразу после Рождества, как только получила сведения, что ее величество и Генри сели на корабль.
– Так он был вместе с ней в Голландии?
– Конечно, – ответила Джекобина с совершенно невинным видом.
– Поздравляю вас!
Джекобина улыбнулась:
– Вы знаете, с ними в этой поездке было несколько друзей королевы, но ее величество из всех выбрала Генри и произвела его в полковники.
– Как все это интересно. Мне бы очень хотелось узнать об этом побольше.
Маленькая женщина кинула на нее проницательный взгляд:
– Неужели вы ведете такой замкнутый образ жизни, что совершенно не в курсе всех последних сплетен?
– Пожалуй, можно сказать и так, – осторожно ответила Николь, – там, где я жила до последнего времени, мне было абсолютно не до этого.
– Тогда я считаю своим долгом посвятить вас во все тайны.
– Буду вам очень признательна.
Джекобина оглянулась:
– Но сейчас для этого не совсем подходящее время. Вот идет наш именинник-принц, и его девственность прямо-таки выпирает из его коротких штанишек.
Николь хихикнула, эта фраза напомнила ей вечные закулисные театральные сплетни, хотя чаще всего они касались ее.
– О чем вы говорите? – спросила она.
Глаза маленькой феи вспыхнули изумрудным блеском:
– Нельзя же быть настолько наивной, леди Аттвуд. Чарльз ждет не дождется, когда ему удастся заняться любовью. Сегодня ему исполнилось тринадцать, и он жаждет завоевать чье-нибудь сердце.
– Мне кажется, ему удастся это сделать не раньше, чем ему исполнится пятнадцать, – эти слова вырвались у Николь прежде, чем она успела остановиться.
Ей оставалось только надеяться, что Джекобина не расслышала этих слов. Между тем молодой принц приблизился к ним и, поклонившись, протянул руку Николь.
– Дорогая леди Аттвуд, – произнес принц Уэльский обворожительным голосом, – не удостоите ли вы меня такой чести сопровождать вас сегодня во время ужина?
– Конечно, сэр, – ответила Николь полным уважения голосом.
В тот же момент она отчетливо увидела, что стоявшая рядом девушка сделала едва уловимое движение веками. У Николь не возникло никаких сомнений, она была уверена, что Джекобина Джермин ей подмигнула.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Лето 1643 года унесло много жизней и поселило отчаяние в душах и роялистов, и «круглоголовых». Люди умирали не на поле боя, не от вражеских пуль и мечей, а от страшных болезней. Июнь выдался жарким, в Оксфорде солдаты спали прямо на улицах, совершенно не заботясь о гигиене и санитарных условиях, в которых им приходилось жить. В то же время все другие приезжие, начиная от знатных дам и кончая простыми конюхами, ютились в жилищах, которые были слишком малы для такого количества людей. Все они в один прекрасный день почувствовали, что задыхаются, что им не хватает воздуха, что они уже давно дышат вонью, исходящей из их собственных дорожных туалетов и ночных горшков, и вонь эта смешивается с запахом гниющих отходов, заваливших весь город и его окрестности. И вот, когда все водостоки и канализация были забиты настолько, что ими уже не было никакой возможности пользоваться, когда вонь сделалась совершенно невыносимой, в городе разразилась эпидемия, первые симптомы которой дали Николь Аттвуд – так она теперь себя мысленно называла – изрядный повод для беспокойства.
Она никогда не разбиралась в медицине, ей хватало того, что она иногда заглядывала в «Краткую медицинскую энциклопедию», которая была у мачехи. Однако у нее в голове очень хорошо отложилась статья о том, что эпидемия тифа обычно возникает в жаркое время года, в густонаселенных местах, где ей очень легко распространяться с помощью обыкновенных вшей, так легко перескакивающих с одного немытого тела на другое. Поэтому в доме, где она жила, слугам были даны строгие указания держать все и всех в чистоте, она так категорично требовала ее соблюдения, что те взбунтовались и хотели все дружно
