меха, мили и мили строевого леса, ее золото, ее железо, ее рыбу. Я охотился на бесчислеснных животных и бродил по долинам, таким же плодородным, как и любые другие на планете.
Жан вынул из кармана кусочек металла, завернутый в обрывок шкуры. Это был золотой самородок, купленный давным давно у траппера.
— Посмотрите на это. Золото... и его там много. Но поверьте мне, джентльмены, золото не первое из богатств Аляски.
Примерно с час Лабарж говорил, отвечал на вопросы и рассказывал истории о своих приключениях в Русской Америке. Он говорил о жестокостях промышленников и привел цифры, свидетельствующие о доходности торговли пушниной. За сорок лет Русская Американская компания вывезла более 51 тысячи шкур морской выдры, 291 тысячу лисы, 319 тысяч бобра и 831 тысячу шкур котика.
— И это, джентльмены, не принимая в расчет то, что вывозят наши и британские корабли. Только я на своей шхуне вывез больше 100 тысяч шкур, много китового уса и моржовых бивней, индейских одеял и даже золота.
Гости разошлись поздно, и наконец Уокер и Лабарж остались одни.
— Кажется, — сказал Уокер, — благодаря тебе мы получили несколько новых союзников, и несомненно, наши сторонники воспользуются твоими аргументами. Какие у тебя планы?
— Завтра уезжаю. Мне надо думать о «Сасквиханне». — Он взглянул на Уокера. — Когда, ты думаешь, все будет закончено?
— Ты о покупке Аляски? — Уокер пожал плечами. — Конгресс редко что-нибудь делает быстро, Жан, к тому же, у этого плана есть враги. Некоторые считают, что мы зря потратим деньги, а генерал Бен Батлер угрожает сорвать ратификацию, откопав какие-то давние претензии к России. Обсуждение может занять месяцы, а то и годы.
— Понятно. — Жан встал. — Роб, я напишу тебе из Сан-Франциско. Мне не терпится вернуться домой.
— Ты сказал, княгиня Гагарина возвращается в Ситку?
— Я беспокоюсь, Роб. Я тоже должен быть там. Если Зинновий решил рисковать всем и стрелял в Ротчева, он не станет колебаться, если потребуется уничтожить их обоих. Как ты говоришь, политика — дело неспешное, и хотя княгиня передала царю отчеты своего мужа, могут пройти месяцы, прежде чем кто- то что-то сделает. Будут отсрочки, колебания, споры... об этих уловках ты знаешь больше меня... а тем временем Ротчевы будут находиться в Ситке.
Секунду оба смотрели друг на друга, затем Уокер положил руку на плечо Лабаржу.
— Жан... будь осторожен.
— И ты тоже.
Когда Жан вышел на улицу, шел снег — легкий, нежданный снег, который таял, опустившись на мостовую. Лабарж быстро скрылся в темноте.
Роберт Уокер вернулся в свой кабинет. Теперь он мог действовать, теперь у него были факты, цифры, аргументы. «И мы выиграли Самнера, — подумал он. — А Самнеру очень понравится поспорить с Фессенденом.»
Итак, завтра...
Глава 34
Барон Эдуард Штокль прибыл из Санкт Петербурга в Нью Йорк 15 февраля 18967 года. Поправляясь от серьезной раны ноги, он оставался в Нью Йорке две недели, однако за это время успел связаться с Робертом Уокером. Он приехал, чтобы подготовить соглашение о продаже Аляски.
Проект договора был представлен кабинету министров 15 марта, а 29 марта Штокль получил известие от царя, что договор одобрен. Хотя новости пришли очень поздно, барон немедленно сообщил их Роберту Уокеру, и они вместе поехали к Уилльяму Сьюарду, государственному секретарю. Работа продолжалась всю ночь.
Пока «Сасквиханна» готовилась к выходу в море, Жан Лабарж прочитал в газете «Альта Калифорниан», что договор «вряд ли будет обсуждаться на нынешней сессии сената, скорее всего его отложат до следующей зимы».
Сьюард усилил кампанию по обработке общественного мнения. Теперь редкая газета не выходила без статьи, посвященной Аляске, а Жан продолжал писать своему другу, поставляя новую информацию об удерживаемой русскими территории. 4 апреля появилось сообщение о том, что сенат ни за что не ратифицирует договор, однако письмо Роба было оптимистическим. Получив его, Жан вышел в море на «Сасквиханне».
Недалеко от мыса Кларкс Пойнт в Сан-Франциско у причала несколько дней стоял быстроходный шлюп, и за все это время с его борта не сошел ни один человек. Через час после того, как «Сасквиханна» прошла Золотые ворота, Ройль Вебер заглянул в бар Дэнни О'Брайена.
Многое изменилось. Янки Салливан покончил с собой после угрозы виджилантов линчевать его. Чарли Дюана под конвоем отвели к кораблю и отправили в Нью Йорк, да и самому О'Брайену было о чем беспокоиться. Тем не менее, память у него была хорошей, и та ночь, когда он стоял со спущенными брюками и слышал, как падают на пол пуговицы от жилетки, не выходила у него из головы.
Владелец салуна отошел от бара и тяжело сел в кресло напротив Вебера. Вебер уселся поудобнее и улыбнулся.
— Ну, Дэнни, долго же мы ждали!
— Начнем сейчас?
— 'Сасквиханна' вышла из порта сегодня после полудня.
Дэнни обернулся и жестом подозвал смуглого человека, без дела стоящего возле бара, и когда тот наклонился, что-то сказал ему. Человек немедленно бегом выскочил в дверь. Меньше чем через час шлюп отчалил и направился на север, в Ситку.
— Жаль, что я не могу быть там. Хотелось бы мне посмотреть на его лицо.
Вторым портом захода «Сасквиханны» был узкий залив Куцнаху Инлет. Судя по полученной информации, там было безопасно. Со времени последней остановки шхуны в Куцнаху не заходил ни один корабль, а мехов было много. Лабаржу предстояло взять на борт богатый груз. Когда «Сасквиханна» бросила якорь, к ней тут же устремилось множество байдарок.
Несколькими днями раньше в порт Ситки вошел быстроходный шлюп, но направился он не к причалу, а к «Лене», где пришвартовался борт к борту. В течение часа из порта выскользнули и 'Лена, и «Кронштадт»; «Лена» пошла на север, обогнув остров через пролив Перил Стрейт, а «Кронштадт» лег курсом на юг и у мыса Пойнт Оммани повернул на север. Шлюп, взяв у «Лены» воду и провизию, даже не пришвартовался у причала и сразу отбыл в Соединенные Штаты из страха, что слух о его прибытии обежит все острова.
Погода была хорошей. Бен Турк, Гант и Бойар сошли на берег, чтобы поохотиться в холмах близ залива. Коль тоже отправился на берег. Утром торговля шла достаточно бойко, но к этому времени стала ослабевать. Жан Лабарж спустился в свою каюту и вытянулся на койке.
Жан дремал, когда с палубы вдруг раздался дикий крик, а затем оглушительный взрыв, он спрыгнул с койки и тут же потерял равновесие — прогрохотал второй взрыв. Бросившись к трапу, он услышал с палубы крики агонии, и шхуну вновь сотрясло. Жан выскочил в облако дыма и пламени. Фокмачта лежала в груде спутавшихся снастей и расщепленных рей. На корме Данкан Поуп и Бен Нобл готовили пушку, а около них у разбитого штурвала лежал в луже крови индеец.
Выход из пролива перекрыла «Лена». С первого взгляда Лабарж понял, что положение их безнадежно. Другого выхода из пролива не было, а в самом проливе глубина была недостаточной для маневрирования шхуной. Прежде чем они смогут пробиться в открытое море, ее разнесут на кусочки.
— Рубить якорь! — закричал он. — Поставить кливер!
Над головой провизжал снаряд и разорвался где-то в лесу. Шхуна начала медленно двигаться. Если бы они смогли обогнуть мыс Терн Пойнт... У Жана не было надежды сохранить корабль, все, что он хотел, — это дать команде возможность спастись в холмах. Там, с помощью дружественных им индейцев, они могли прятаться до тех пор, пока не выберутся на большую землю.
Поуп выстрелил из орудия, и Лабарж с удовлетворением увидел, что снаряд разорвался на палубе сторожевого судна, разнеся в щепки шлюпку, порвав паруса и снасти. «Лена» придвигалась ближе, готовясь разнести «Сасквиханну» залпом из всех бортовых орудий.
