контакты? Любой труп с дыркой от пули… любой из тех, кого он собирался достать… и получить за него свои деньги.
Мое внимание снова перешло на всадника. Убив двух подонков, расправившихся с Сазертоном, я выполнил свой долг, мстя за смерть моего друга и работодателя. В этой стране принято защищать каждого члена команды, в которой ты работаешь. Датчанин представлял собой совсем другое, и я собирался приказать кому-нибудь прикончить его или сделать это сам.
Он должен был умереть, и умереть немедленно, поскольку мы могли никогда его больше не увидеть… но он наверняка не потерял бы нас из виду. Один за другим мы отправлялись бы на тот свет. Этот киллер опаснее команчей.
Может, он еще не знает, что мы здесь? Скорее всего. Неожиданно для себя он попался в ловушку.
Теперь его уже можно было хорошо разглядеть. Хобак оказался старше, чем я думал. Выглядел на пятьдесят или даже больше. Невысок, с худым угловатым лицом и очень холодными, колючими глазами.
Он подъехал к салуну, спешился, привязав мула к бревну, оглядел нас и вошел в зал.
Мегари зашевелился за моей спиной.
— Кон, мне нужно поговорить с Фланаганом, — шепнул ковбой. — Он хочет связаться с диспетчером и попытаться что-нибудь узнать.
Когда я вновь вошел в салун, Хобак стоял у стойки бара. Его обрез висел за спиной прикладом вверх на уровне плеча, а ствол свободно покачивался около правой руки. Я впервые видел, чтобы ружье носили таким способом.
Он стоял полуразвернувшись, так, чтобы не подставлять спину выстрелу из-за двери. Я подошел к бару и пристроился к нему почти вплотную, стараясь не дать возможности воспользоваться оружием.
Нет смысла лукавить с подобными людьми, и я предпочел действовать напрямик.
— Хобак, — начал я без обиняков, — тебе не встретились два парня на холмах неподалеку отсюда?
Он заморгал глазами, когда я назвал его по имени, но ответил:
— Никого не видел.
— Надеюсь, что так, потому что, если ты убил их, у тебя нет шанса. — Ужас, подобно духу мертвого всадника, всегда появлялся раньше этого человека, и он привык к такому приему. Датчанин попытался что- то объяснить, но я не дал ему продолжить. — Мне известно, кто ты такой, Хобак, как зарабатываешь на хлеб и что здесь делаешь. Теперь послушай меня. Тебе платят независимо от того, кто прикончит твою жертву. Мы будем играть по твоим правилам. Если, не важно по какой причине, погибнет хоть один из моих парней, мы посчитаемся с тобой. Я сам выслежу и прикончу тебя, как ты поступаешь с другими.
Стоя у двери, Батери Мэйсон едва переводил дух, а бармен незаметно ретировался в самый дальний угол. Но Билл Хобак потерял уверенность. Не давая ему ни ответить, ни прийти в себя, я почти касался его левым боком, и он не мог поднять ствол ружья или даже свою правую руку, не уткнувшись в меня. Его левая рука лежала на стойке бара.
Он вспотел и не спускал с меня своих полных нескрываемой ненависти глаз.
— Ты Кон Дюри? — спросил он.
— Да, Датчанин, я — Кон Дюри. Тебе, наверное, говорили, что часть жизни я провел у апачей, так что прочту твой след на плоском камне и найду его по запаху.
Он подался вперед, пытаясь выиграть пространство, но я двигался вместе с ним.
— У тебя нет оснований наезжать на меня, — возмутился он. — Я ничего не сделал.
— И не сделаешь! — И тут у меня в голове родился план. — Примерно через полчаса здесь будет поезд, направляющийся на восток. Мы отправим тебя за границу.
— Как бы не так, — ответил он. — У меня…
Я ударил его в лицо, и он потерял равновесие. Его правая рука молниеносно потянулась назад, к обрезу, и его ствол взметнулся вверх быстрее, чем кому-либо удавалось вытащить револьвер. Левой рукой он перехватил ствол — я не предполагал, что такое невероятно быстрое движение вообще возможно. Однако я не уступал ему в скорости, и не успело его ружье подняться, как я отбросил ствол в сторону. Находись я на пару футов дальше, он сделал бы из меня решето. Теперь же ружье безобидно выстрелило, наполнив небольшой зал громоподобным гулом, и я снова ударил Хобака.
Мой правый кулак угодил ему в челюсть, и он растянулся на полу. В прыжке я ногой выбил ружье из его рук. Он лежал, вытаращив на меня глаза, кровь струилась из разбитой губы.
Рукоятка его револьвера торчала из-за пояса, а рука лежала неподалеку. Я стоял и ждал. Мой кольт оставался в кобуре.
— Попробуй, — сказал я. — Давай, попробуй сделать это!
Он оказался не тем бойцом, с которым я предпочел бы помериться с силами. Может, Датчанин был быстрее и точнее любого из нас, но открытый, честный бой был явно не его конек. В какое-то мгновение я подумал, что ярость заставит Хобака вытащить револьвер, но оно прошло, и его мышцы постепенно расслабились. Убийца из засады, убийца наверняка, не собирался рисковать своей жизнью.
— Мегари, — крикнул я, — скажи Фланагану, что у нас пассажир на проходящий поезд, пассажир, который поедет в вагоне для скота. — Датчанин лежал, приподнявшись на локте, и ненависть ко мне кипела в его груди. — Возьми у него револьвер, Мэйсон. Потом пойди и проверь его вещи. Мы заплатим ему, но отсюда ему придется уехать без них.
— Он купит еще…
— Нет, мы отправим его без денег. Их вышлем ему до востребования на почту в Жоплин.
Но, стоя на платформе и провожая взглядом исчезающий вдали последний вагон поезда, я совсем не был уверен, что больше никогда не увижу Датчанина. Он вернется. Я только отложил развязку.
— Тебе следовало прикончить его, — задумчиво произнес Д'Артагэ. — Когда он лежал на полу, ты мог использовать малейшее движение как повод пристрелить его. Никто не посмел бы обвинить тебя.
— Это мои проблемы, — ответил я. — Мне приходилось убивать людей, но я не палач.
Мы снова вошли в салун. Поскольку уже вечерело, заказали ужин и уселись за столик. Периодически один из нас выходил на улицу, и во время моего последнего дежурства появились Роди Линч и Галардо. При виде их у меня гора свалилась с плеч.
Небо стало кроваво-красным, и казалось, что холмы окунули в малиново-розовую краску. Потом ночь сомкнула вокруг нас свои объятия, погрузила во тьму окрестности и зажгла огоньки звезд.
— Кон, мы задержались, потому что нашли следы, — сообщил Роди, — следы одинокого всадника, но не Датчанина. Галардо первым заметил их и проследил, откуда он появился, а я — куда он направляется.
Роди Линч, следуя обходом вокруг станции в южном направлении — в восточном относительно города, — наткнулся на след большого стада бизонов. Идя по нему, встретил Галардо, склонившегося над теми же следами.
Здесь одинокий всадник встретил стадо. В противном случае ковбой вряд ли обнаружил бы его следы — их уничтожило бы следующее стадо. Но здесь оно остановилось и повернуло назад, к югу.
— К югу? — вырвалось у меня.
— Да, Кон, именно туда они и направились. И по-моему, это предвещает беду.
Одинокий всадник мог быть кем-то из погонщиков, вырвавшимся вперед, чтобы присмотреть подходящее пастбище и водопой.
— Нет, всадник — Джордж Дару, охотник на бизонов, приятель Макдональда. Его лошадь я узнаю из тысячи. У него аппалуза, в свое время он выменял ее у одного индейца, и у этой лошадки самые крохотные и красивые копыта, которые мне доводилось видеть.
— А что скажешь ты, Роди?
— Я изучал следы всю дорогу. Мы с Галардо думаем, что Дару приехал, чтобы забрать стадо.
— Забрать его в город?
— Возможно. — Он замолчал. — Кон, ты представляешь, что может сделать взбесившееся стадо с ограждением из колючей проволоки?
Конечно, он был прав. Неуправляемое, разъяренное стадо снесет нашу ограду, втопчет в землю, смешает с грязью.
— Нужно возвращаться, Кон. — Д'Артагэ побледнел. — Боже милостивый, они прогонят стадо прямо по нашим ребятам!
— Если не останутся там, где им положено быть, — сказал я, — и если они не пристрелят несколько
