братом.
— До вечера, Нанна. Не забудь, Алекс обещала сводить нас в «Макдональдс», — крикнул Кип, когда они отъехали от дома.
— Эй, а что это тут лежит? — спросил он, расчищая место на заднем сиденье.
— Фотоаппаратура.
— Зачем вам так много фотоаппаратов?
— Каждый выполняет свою работу. Некоторые лучше снимают на расстоянии, другие предназначены для крупного плана.
— Держу пари, у меня получилось бы снимать, — сказал мальчишка, проводя рукой по аппаратуре. — Я как раз сейчас хожу на специальные художественные уроки.
— Ты художник? — В зеркало заднего вида Мэтт разглядывал серьезного малыша. — Я и сам посещал несколько разных художественных школ, пока не остановился на фотографии.
— Ух ты! Может быть, когда вырасту, я тоже стану фотографом.
— Об этом стоит подумать. Если захочешь, я дам тебе пощелкать одним из моих фотоаппаратов.
— Спасибо. Надо сперва спросить у Нанны. А мне можно будет посмотреть на ваши работы?
— Ты их уже видел, — мягко вмешалась Алекс. — У Эвидсона.
Малыш широко раскрыл глаза.
— Ух ты! Так вы — тот самый парень?
Мэтт усмехнулся:
— Да. Я — тот самый парень.
— Вот моя школа, — произнес мальчик неожиданно погрустневшим голосом. Было видно, что ему хотелось бы, чтобы дорога была подлиннее.
— Пока, Мэтт, — крикнул он и побежал по дорожке.
— До скорого, — ответил Мэтт.
С той минуты, как они тронулись с места, Алекс молчала.
Несколько миль они ехали молча. Каждый раз, когда Мэтт бросал взгляд на пассажирку, он видел, что та сидит, уставившись в окно. Один раз он слишком резко затормозил перед светофором и увидел, как ее пальцы вцепились в ручку дверцы, а лицо побелело как мел.
Это была та же реакция, что и у него после того несчастного случая, каждый раз, как он слышал любой громкий шум, похожий на взрыв.
— С вами все в порядке? — спросил Мэтт.
Она кивнула, едва сдерживая бившую ее дрожь. Вчера вечером она так остро ощущала его присутствие, когда он стоял среди всех этих важных мужчин и женщин и в то же время отдельно от них. Даже сейчас странный холодок полз у нее по спине при мысли о его глазах, темных и пронзительных. А потом вмешалась другая мысль. Это его брат, Дирк, вчера…
— Почему вы оказались у моего дома? — наконец спросила Алекс. — Кто вас послал?
— Послал? Никто не посылал. Я уже сказал вашей бабушке: мне хотелось найти вас, чтобы попросить позволить вас сфотографировать.
— Я думала, вы летаете по всему миру, чтобы делать ваши снимки.
— Это было раньше. — Он машинально потер ноющее плечо.
Алекс внезапно вспомнила те обрывки сплетен, которые слышала на вечеринке: «…пехотная мина… тяжело ранен… вероятно, больше никогда не сможет снова отправиться за океан».
— Что заставляло вас лететь во все эти опасные места? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Наверное, сложность задачи. Некоторым людям просто необходимо ходить по самому краю пропасти.
От его слов у нее отвисла челюсть.
— Точно так же мой отец однажды высказался по поводу своей работы.
— Правда? А чем он занимается?
Алекс отвернулась, но он успел заметить ее внезапно изменившееся лицо.
Надеясь заставить ее разговориться, Мэтт сказал:
— Насчет фотографий…
— Никаких фотографий, — быстро ответила она. Слишком быстро. И молчала, пока Мэтт не затормозил у студенческого городка.
— Спасибо, что подвезли, — пробормотала Алекс, собирая свои вещи.
Мэтт поморщился, услышав эти чопорные, приличествующие случаю слова. Он ничуть не продвинулся вперед.
— Как вы собираетесь добираться домой?
— Я об этом не думала.
— В котором часу у вас последнее занятие?
— В два.
— Заеду за вами в три часа.
— Спасибо, не надо. Меня подбросят. — Избегая смотреть на него, она выскочила из машины.
Алекс сидела в одной из кабинок кофейни в студгородке и просматривала лос-анджелесский выпуск «Таймс». Ей пришлось высидеть подряд два занятия, и только потом начался перерыв, и она стала лихорадочно листать газету.
Заметка, которую она искала, оказалась на самой последней странице. Сердце у нее остановилось, пока она читала о гибели пожилого жителя западного района Лос-Анджелеса по имени Фредди Трильби. Его сбила машина, а водитель скрылся. Следователь полагал, что этот человек умер вскоре после того, как попал под автомобиль, который ехал на очень большой скорости. Полиция просила откликнуться всех, кто обладает какими-либо сведениями.
Боже милостивый! Сбылись ее самые кошмарные опасения.
Дрожащей рукой Алекс достала из кошелька монетку в двадцать пять центов и поспешила к телефонной будке. Ей нужен был от Нанны не совет; она знала, что бы посоветовала ей бабушка. Алекс знала с самого начала, что ей надо делать, но ей необходимо было услышать успокаивающий голос Нанны. В грудные минуты она всегда находила опору в спокойной силе старой женщины.
Телефон звонил — три раза, четыре раза. Закрыв глаза, Алекс прислонилась лбом к холодному стеклу телефонной будки, мысленно представляя себе бабушку в ее маленьком дворике, опустившуюся на колени среди цветочных клумб, подрезающую виноградную лозу или кусты. Ее почему-то успокаивала мысль о том, что бабушка каждый день ухаживает за своим маленьким садиком. Это давало ей ощущение, что мир еще не сошел с ума.
Она взглянула на часы и повесила трубку. Если бы у нее была машина, она бы слетала домой и сняла груз с души прямо сейчас. Но через три часа она уже будет дома. Выпьет с Нанной чашечку чаю, как обычно, после школы. А уже потом заявит в полицию.
Алекс поспешила на следующую лекцию, спрашивая себя, удастся ли ей сосредоточиться на астрономии в таком состоянии. Если бы удалось, она по крайней мере перестала бы думать о необходимости сообщить о том наезде. Но когда она села в аудитории и профессор начал монотонным голосом читать лекцию, ее мысли снова и снова стали возвращаться к происшествию. И каждый раз, как ей вспоминался легкий толчок колес «феррари», проехавших по сбитому старику, желудок ее сжимался, а сердце начинало бешено колотиться. Студенты вокруг нее писали конспекты, а она смотрела в никуда, заново болезненно переживая каждую минуту своей поездки с Дирком Монтроузом. На то короткое время она стала его пленницей. И припоминая все, что он сказал или сделал, она не сомневалась, что ее судьба была бы в его руках, если бы не возник тогда тот старик на дороге.
Все его обаяние, все застенчивое, любезное поведение было хитрым притворством. Он хотел причинить ей боль. Применить силу. Она не могла заставить себя даже мысленно произнести слово изнасиловать, но понимала, что именно он хотел, и ее бросало в дрожь.
Когда остальные студенты потянулись из аудитории, она тоже встала. Шла как в тумане, борясь с приступом тошноты. Эти несколько часов были самыми долгими в ее жизни, но Алекс уже знала, что