– Это не сказки, – ответил Элджер. – Мне никогда еще не доводилось встречаться с более смелыми врагами. – Видя, что ему удалось привлечь внимание Леоноры, он не мог не похвастаться: – Но я вовсе не боюсь их, ваше преосвященство, и, если мне вновь доведется встретиться с ними на поле брани, я многому смогу их научить.
– Но здесь не поле брани. – Герцог взял еще один кубок с подноса, которым обносила гостей хорошенькая служанка. – И удаль в обращении с мечом никак не может вам пригодиться. Для того чтобы заключить мирный договор, необходим острый ум, но… – тут он лукаво подмигнул остальным, – как это ни прискорбно, его-то и не хватает нашим горским гостям. Неужели, правда, что, чем выше рост человека, тем меньше его мозг?
Герцог и епископ расхохотались, но лорд Уолтем тихо проговорил:
– Я не стал бы так быстро судить наших гостей. Роберт Брюс не случайно выбрал их своими представителями и направил сюда без охраны. Возможно, они кажутся нам грубыми и неотесанными, но я призываю вас относиться к ним с таким же уважением, как и к их предводителю.
– Вот единственное уважение, которое я согласен оказать Брюсу. – Герцог Эссекский положил руку на рукоять меча.
Леонора увидела, как улыбки быстро стали сходить с лиц англичан. Повернувшись, она чуть не ахнула: трое горцев стояли прямо позади нее. Значит, они наверняка слышали оскорбительные замечания, только что сделанные на их счет.
Давно ли они здесь? И сколько им удалось услышать?
Лицо Диллона было совершенно бесстрастно. На лицах его младших братьев, не столь искушенных в дипломатии, виднелись следы плохо скрытого гнева. Когда Саттон потянулся к ножу, припрятанному у него за поясом, Диллон торопливо положил руку на плечо брата.
– Нет, – тихо произнес он. – Сейчас не время.
– Но, Диллон, они же клевещут…
Диллон, ухватив брата за плечи, пригвоздил его руки к бокам. Притянув молодого человека поближе, он прошептал:
– Ты должен научиться быть терпеливее, общаясь с глупцами, Саттон.
Эта сцена не ускользнула от внимания англичан, наблюдавших за горцами в полном молчании. Только на лице лорда Уолтема отразились признаки раскаяния.
– Простите нас, – сказал он. – Мы не видели, как вы вошли в зал.
– Да, не видели. – Глаза Диллона сузились, когда он пристально вглядывался в лица собравшихся. Гнев клокотал в его груди, но он уже давно научился ничем не выдавать свои мысли. В свою очередь англичане предпочитали отворачиваться, чтобы не встречаться глазами с его осуждающим взглядом.
Несмотря на волнение, которое он, несомненно, испытывал, Диллон слегка поклонился и взял руку Леоноры в свою.
– Добрый вечер, миледи.
Когда губы его скользнули по ее пальцам, она вновь почувствовала, как ее обдало жаром, но решила, что в этом, без сомнения, виновен жарко горевший в камине огонь. Глядя на горца сквозь вуаль густых ресниц, она вознесла молитву о том, чтобы он не заметил краску, проступившую на ее щеках.
А он побрился. Лишенное неровной поросли бороды, его лицо, даже несмотря на шрам, выглядело по- настоящему красивым. Лоб высокий и чистый, нос – ровный и прямой, четко очерченные красивые губы, квадратный подбородок… На нем была окрашенная настоем шафрана рубашка из мягкого льна и черные панталоны. Поверх этого – накидка из сине-зелено-черной шерсти, спускавшаяся ниже колен, а на плече скрепленная пряжкой кованого золота. Крохотные капли воды, подобно бриллиантам, посверкивали в его рыжевато-каштановых волосах.
Братья его были одеты так же.
Хотя Леоноре никогда еще не приходилось видеть людей в подобном одеянии, она не могла не признать, что выглядели горцы превосходно. Высокие. С резкими чертами лица, непреклонно-суровые. Такие настоящие. По сравнению с ними англичане были похожи… Тут ей вспомнилась фраза, которую Диллон обронил с таким сарказмом. Похожи на павлинов.
– Эль, милорды? – Смазливая служанка протянула им поднос с кубками.
– Да, спасибо. – Пока горцы брали с подноса кубки, Леонора заметила, как восхищенный взгляд служанки, медленно скользнув по каждому из гостей, задержался на суровом лице Диллона.
– Можешь идти, Верда. – Леонора произнесла это немного резко – и сама удивилась чувствам, неожиданно нахлынувшим на нее. Ревность? Она тут же отбросила столь глупую мысль. Никогда раньше ей и дела не было до интрижек, что завязывались между служанками и гостями в доме ее отца. Ясное дело, горцы ей совершенно безразличны. – Помоги разносить еду.
Служанка направилась прочь, недовольно надув губы.
Когда Диллон повернулся, глядя на нее, Леонора снова почувствовала, как румянец горячей волной заливает ее щеки. Ей вдруг показалось, что этот горец может читать ее мысли и что сейчас он смеется над ней. От такого подозрения девушка еще больше нахмурилась, надменно выпрямившись.
– Полагаю, вы нашли свои комнаты удобными? – спросил лорд Уолтем.
– Весьма удобными. – Диллон прихлебывал эль, стараясь дать себе время, чтобы унять гнев. Он прекрасно сознавал, что кичливые англичане только что издевались над ним и его братьями. И самое возмутительное, что подобные чувства испытывают они ко всем его соотечественникам.
Уважение. Он чувствовал, что герцог Эссекский намеренно пытается вывести их из себя, чтобы втравить в поединок. Искушение исполнить желание герцога было крайне сильно, но Диллон понимал, что поединок, каков бы ни был его исход, поставит под угрозу попытки договориться о мире.
– Прошу дорогих гостей к столу. – Хозяин предложил руку своей дочери, с облегчением почувствовав, что горцам удалось подавить свой гнев – по крайней мере, на некоторое время.
Лорд Уолтем и Леонора проследовали впереди всех к главному столу, стоявшему на высоком помосте. За тот же стол уселись почетные гости из Шотландии и епископ.
За другие столы сели дворяне – местная знать из близлежащих поместий, – которым выпала честь стать свидетелями исторической встречи шотландцев и англичан. В дальнем конце зала разместились стражники, необычно присмиревшие с момента появления горцев, издавна считавшихся заклятыми врагами англичан.
– Диллон, я буду рад, если вы займете почетное место возле моей дочери. – Лорд Уолтем указал на деревянную скамью, что стояла вдоль всего стола.
Когда все, наконец, расселись, Леонора почувствовала прикосновение ноги горца к своей ноге и вздрогнула как от ожога.
Лорд Уолтем обернулся к дочери, обеспокоено глядя на нее.
– Что-нибудь не так, дочка? Тебе неудобно?
– Нет, отец. – Она почувствовала, как взгляд Диллона тут же устремился на ее лицо, и прокляла жар, вновь захлестнувший ее. – Просто… – она изо всех сил старалась собрать разбегающиеся мысли, – просто я думаю, как доставить удовольствие нашим гостям, ведь это их первая трапеза в нашем доме.
Лорд Уолтем посчитал нужным объяснить шотландцам:
– Со дня смерти ее матери Леонора приняла на себя бремя многочисленных обязанностей по управлению хозяйством. И прекрасно с ними справляется. У моей дочери множество достоинств, но более всего я доволен тем, что она выросла настоящей леди с прекрасными манерами.
– Тогда с вами пребывает благословение Господне, лорд Уолтем. – Диллон пронзил ее взглядом, от которого, казалось, щеки ее запылали еще сильнее. – Домовитая женщина, блистающая красотой и прекрасными манерами, делает честь своему отцу и доставляет наслаждение мужу.
Леонора испытала облегчение, когда слуги начали подавать первую перемену. Гостей обносили большими серебряными подносами с лососиной, за которыми последовали деревянные тарелки с говядиной и целиком зажаренными поросятами. На столах расставили корзины с горячим, хрустящим хлебом и серебряные миски с овсяной кашицей, в которую полагалось обмакивать хлеб. С каждой сменой блюд хорошенькие служанки наполняли высокие кружки элем и медом.
