Когда они въехали во двор крепости, мистрис Маккэллум и все служанки высыпали наружу, застыв в торжественном молчании.
– Добро пожаловать домой, милорд, – сдавленным голосом проговорила мистрис Маккэллум. Было совершенно ясно, что она с трудом сдерживает слезы.
– Благодарю вас, мистрис Маккэллум. Диллон помог Леоноре спуститься с повозки на землю. Его руки на мгновение задержались на плечах англичанки, но затем он взял на руки Флэйм и внес ее в распахнутые двери крепости. Леонора шла следом за ними, неся перекинутые через руку меха.
– Ах, миледи! – воскликнула юная Гвиннит, нарушая молчание. – Мы так боялись, что и вы, и Флэйм стали жертвами…
Домоправительница грозно посмотрела в сторону Гвиннит, и слова замерли на губах служанки.
– Добро пожаловать домой, миледи. – Отец Ансельм выступил из толпы. Подняв руку, он добавил: – И благословение Господне да пребудет со всеми, кто благополучно вернулся.
– Благодарю вас, святой отец. – Поднимаясь за Диллоном по лестнице, Леонора не могла не задуматься о том, как отличается это возвращение от ее первого приезда в Кинлох-хаус. И все же, нашептывало ей сердце, несмотря на все дружеские приветствия, почти ничего не изменилось. Она снова пленница. Только сейчас все стало еще сложнее и запутаннее. Теперь она стала пленницей любви.
Глава двадцатая
Невысокий, коренастый Кэмюс Фергюсон ни на шаг не отставал от Диллона, поднимаясь следом за ним по лестнице в Кинлох-хаусе. И во взгляде Кэмюса, и в резком тоне его голоса ясно – проступали ярость и гнев, которые он испытал при известии о предательстве.
– Весть о злодеяниях Грэма опередила тебя, Диллон. Словно разгорающееся пламя, эта новость распространилась уже по всему Нагорью. Простые люди вздохнули свободнее, зная, что наши леса снова стали безопасными для них.
– Мне до сих пор трудно поверить, что подобное чудовище могло скрываться под маской человека, который называл себя нашим другом. – Голос Диллона выдал его печаль.
– Да, Диллон. Я тоже виню себя в том, что не сумел разоблачить его. Однако нет худа без добра. Все кланы прислали гонцов в Кинлох-хаус, они готовы присоединиться к тебе и выступить против англичан – в благодарность за то, что ты избавил их от злодея, угрожавшего жизни и безопасности их женщин и детей. Наконец-то, друг мой, целое войско ждет только твоего приказа.
Диллон ничего не ответил своему другу. Как странно. Всего несколько дней назад при подобном известии он испытал бы настоящую радость. А сейчас это известие пронзило его сердце, подобно острой стреле. Ведь он уже принял решение – он не станет воевать против англичан.
– Возьми с собой несколько человек, Кэмюс, вернись в лес и похорони тело Грэма в безымянной могиле. Это будет ему наказанием за святотатственные, неслыханные злодеяния. И пусть никто не смеет оплакивать смерть Грэма Лэмонта. Пройдет время, и само имя его сотрется из людской памяти.
– Да, друг мой. Считай, что все уже сделано. Кэмюс подозвал к себе несколько человек и быстрым шагом удалился вместе с ними.
Давно уже в Кинлох-хаусе не царила подобная радость. Всеобщее беспокойство оказалось напрасным – пленнице не удалось бежать. Флэйм, которую все так любили, благополучно вернулась домой. И давно уже никто не видел милорда таким счастливым. Конечно, все это подало немалый повод ко всевозможным толкам. Всем было совершенно очевидно, что, как это ни странно, Флэйм и англичанка по-настоящему подружились во время выпавшего на их долю страшного испытания.
А как же милорд и его пленница? С первого взгляда на них все было ясно. Они воспылали друг к другу страстью. Это было заметно по тому, какими взглядами они обменивались, когда им казалось, что никто на них не смотрит. И по тому, как тайком старались прикоснуться друг к другу. И по тому, как разговаривали друг с другом. И по тысяче всем понятных мелочей, выдающих влюбленных. Все в крепости заметили перемену, произошедшую в отношениях между повелителем и его пленницей.
Убедившись, что Флэйм удобно устроена на своей постели, Леонора вернулась в комнаты Диллона.
– Что это?
На разостланной перед огнем овчине стояла круглая деревянная лохань, наполненная горячей водой, от которой поднимался пар.
– Я приказал мистрис Маккэллум приготовить тебе ванну. – Диллон подбросил в камин еще одно полено и выпрямился, вытирая руки о бриджи.
– Ванну? Ах, Диллон, как чудесно!
Он улыбнулся.
– Я так и подумал, что ты обрадуешься. Они посмотрели на Гвиннит и двух других служанок, которые вошли в комнату, неся в охапке чистые простыни, скляницы и кувшины.
Диллон с улыбкой прикоснулся рукой к щеке Леоноры и, направляясь к двери, сказал:
– Отдаю вас во власть таинственных женских ритуалов.
С помощью девушек Леонора сбросила тяжелый плащ. Если служанки и удивились, увидев, что под плащом на ней ничего нет, они были слишком вежливы, чтобы выдать свое удивление. Точно так же не сказали они ни слова и о синяках, проступивших на коже Леоноры.
Они помогли ей забраться в воду и принялись намыливать ее волосы, в которых запутались листочки и мелкие веточки.
– Ах, как замечательно, – вздохнула Леонора.
– Закройте глаза, миледи, – приказала Гвиннит. – И постарайтесь немного отдохнуть, ведь все испытания остались позади.
Леонору не надо было уговаривать. После всего, что ей довелось вынести и пережить, благоухание душистого мыла, успокаивающее тепло воды и прикосновения ласковых пальцев к коже головы казались неземным блаженством. Вздохнув, она закрыла глаза и откинулась назад, позволяя служанкам ухаживать за собой.
– А вам было страшно, миледи? – застенчиво спросила одна из них.
Не открывая глаз, Леонора пробормотала:
– Да. Я была просто в ужасе.
– Но все-таки вы не убежали, миледи. Флэйм говорит, вы самая храбрая женщина из всех, кого она знает. Ведь вы спокойно могли убежать, а вместо этого остались и помогли ей убить чудовище.
– Шшш, – предостерегла девушек Гвиннит. – Не будем больше говорить о неприятных вещах.
Служанки замолчали, и Леонора была им благодарна. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось даже двигаться. Ей было так хорошо лежать неподвижно и чувствовать, как бережные руки ухаживают за ней. Она не знала, сколько минут или часов пролежала в воде, ощущая, как усталость, напряжение и все заботы отступают куда-то далеко-далеко.
– Если вы нырнете, миледи, мы сможем смыть мыло с ваших волос.
Леонора погрузилась под воду и через несколько мгновений вынырнула, смеясь и фыркая.
– Ах, я такая чистая. И я чувствую себя такой посвежевшей, словно отдыхала несколько дней.
Гвиннит отвела мокрые волосы с глаз Леоноры и накинула ей на голову льняное полотенце.
В этот момент в комнату вошла еще одна девушка и разложила на кровати все детали женского туалета.
Как только Леонора вылезла из лохани, ее завернули в льняные простыни и подвели к одному из кресел, стоящему перед огнем. Она села и, откинувшись, сидела так, окутанная простынями, а поверх них – пушистыми мехами, пока служанки расчесывали ее спадавшие ниже пояса волосы, ожидая, когда длинные локоны совсем высохнут. Затем Леонору усадили перед зеркалом, а волосы уложили в затейливую прическу, в которой украшенные драгоценными камнями гребни удерживали непокорные пряди.
– Ваша одежда, миледи.
Гвиннит помогла ей надеть прекрасную, расшитую чудесным узором рубашку и нижние юбки, за которыми последовало аметистовое платье, то самое, что было на Леоноре в день ее похищения из замка отца. Платье было тщательно вычищено и старательно зашито почти незаметными, ровными стежками.
– Ах, миледи, как же замечательно вы выглядите!
– Спасибо тебе, Гвиннит. И спасибо всем вам, – добавила Леонора, обращаясь к другим служанкам, – спасибо за все, что вы сделали, чтобы мое возвращение домой стало таким приятным.